Варенье
Шрифт:
– Очень приятно, – улыбнулась Лиза, задержав на мне взгляд.
Я тоже улыбнулся – взаимно.
– Куда поехала? – спросил приятель.
– А ты куда поехал? – подняла Лиза головку в безобразной шапке.
– По делам, – был ответ, отчитываться приятель не собирался.
– Я тоже по делам, в областную больницу поехала, – разом пропала у Лизы вся веселость, но до грусти дело не дошло.
– Тебя в нашей больнице уже не лечат?
Лиза тихо рассмеялась на шутку.
– …не лечат, не лечат. Направление дали. Наверно,
– Ты, Лиза, на группе? И сколько выходит, много? – выспрашивал приятель.
– Много. Больше, чем ты зарабатываешь.
Приятель вытаращил глаза, изобразил на лице крайнее удивление. Лиза не выдержала, рассмеялась
– Тогда, Лиза, я с тобой играю. Ведешь в ресторан? – приятель незаметно подмигнул мне, мол, видишь, что я тебе говорил…
– В ресторан? – удивилась Лиза. – Это вы должны вести меня в ресторан. Верно? – вдруг Лиза обратилась ко мне.
Я смутился, конечно, мужчина должен вести в ресторан. Лиза, не дождавшись от меня ответа, опустила голову, затеребила шубу, точно птица, – ее маленький острый носик походил на клювик.
– Ты одна живешь? – дознавался приятель.
– Почему одна? Сегодня я ему свистела, свистела… а он не пришел, – вздохнула Лиза.
– Как свистела?
– Как? Очень просто. Как свистят, – Лиза сложила ярко-накрашенные губы трубочкой, надула щеки. – Мне надо было сказать ему, чтобы он мою собаку накормил. Ничего, придет – увидит: я ему записку оставила. Я всегда ему свищу.
– …вечером?
– А что? Детей у меня нет, – опять принялась Лиза за шубу…
– Коновалова знаешь?
Лиза опустила голову.
– Знаю.
– Он был у тебя?
– Он какой-то нехороший, грубый… – отвечала Лиза как на духу.
– Я скажу ему, что ты его приглашаешь…
– Не надо, – отвернулась Лиза к окну, когда повернулась – звонко рассмеялась.
– Коновалова, что ли, вспомнила? – не знал приятель, что и подумать.
– Вовсе нет… Я была в прошлом году на курорте в Сочи и там познакомилась с одним художником. Он за мной ухаживал. Один раз пошли мы с ним в кафе. Он взял суп харчо. Пообедали, все нормально. Пришли к нему, и тут все началось… Открылся понос… – Лиза в кулачок рассмеялась. – Всю ночь он бегал, через каждые полчаса…
– А ты что?
– А что? Утром ушла.
– Ничего не было?..
– Всю ночь бегал… – улыбалась Лиза.
Какая веселая, интересная женщина, наверно, думали в вагоне, так мне казалось или хотелось казаться. Еще одна остановка – новые пассажиры, новые разговоры.
– Вон, Лиза, твой жених идет, – кивнув на проходившего в другой вагон нетрезвого мужчину, сказал приятель.
– Это не в моем вкусе, – просто ответила Лиза. – Я люблю молоденьких, стройных.
– Ух ты, какая?!
– Раньше я хорошо умела зазывать, строить глазки. Сейчас – не то, – безнадежно махнула Лиза рукой.
– Ишь
– А что? Они сами лезут. Я их на веревке не тяну, – нисколько не обиделсь Лиза.
– Тебе уже скоро пятьдесят…
– И тебе будет пятьдесят, – сдержанно улыбнулась Лиза.
– Я буду всегда молодой!
– Такое невозможно, – это Лиза знала точно, был опыт.
Впервые за время разговора она как-то расстерялась, сконфузилась, но скоро оправилась и опять улыбалась. Я все хотел увидеть в глазах этой хрупкой маленькой женщины страх, отчаяние перед жизнью, но ничего не заметил, все было просто. Простая женщина.
Братья
Днем воздух прогревался до двадцати пяти градусов, к вечеру – резко холодало. Урал. Андрей учился в шестом классе, когда вот так же, в конце мая, пошел град. Крупный. Все стекла побило. Вид в городе был, как после бомбежки, только – без гари и руин. И осенью – то тепло, то холодно. Погода как женщина: сегодня – одна, завтра – другая. Погода – слово женского рода.
Было семь часов вечера. Андрей сидел на диване в комнате, смотрел телевизор. Выступал Коровкин, доктор экономических наук, крепкий мужчина с сердитым неприятным лицом. Говорил он об интеграции. Что за интеграция, зачем она, Андрей понятия не имел. Смотреть по телевизору было больше нечего, кино не показывали. Андрей сидел в сиреневом трико, рубашка в полоску без верхней пуговицей. Лысый. Сорок пять лет. Аккуратный, клювиком красный нос. Красным нос был от чрезмерного употребления Андреем спиртного. Роста он был чуть выше среднего, худой. Бесхитростный, простоватый взгляд. Лицо – доброе. Рубаха-парень. Пьяный, расчувствовавшись, Андрей мог последнее отдать. И трезвый он был не жадный.
Андрей не заметил, как прошли выходные. В субботу сосед приходил с бутылкой. В воскресение Андрей был в гараже, менял стартер у Гудкова на машине. Андрей работал автослесарем в автоколонне, технику знал; своей техники не было, не заработал. Гудков принес водки, закуски. Ветчина, рыба. Стол накрыл богатый. Кажется, не было ни задержек с зарплатой, ни инфляции, безработицы.
Телевизор хорошо показывал – новый. Старый, черно-белый, ламповый, месяц как сгорел. Без телевизора было плохо. На новый денег не хватало, пришлось занимать у Новиковых.
В комнате уже стало совсем темно. Жена гремела на кухне посудой. В восемь часов ужин. Андрей не хотел есть. Из кухни вышла Татьяна, жена. Среднего роста, склонная к полноте. Большие испуганные глаза. Наталья была в голубом, старом без рукавов платье.
– Ничего показывает, да? – кивнул Андрей на телевизор. – Я был у Тихонова на прошлой неделе. У него тоже цветной телевизор. Но изображение не очень… Можно было купить, конечно, и черно-белый. Дешевле.
– А… – отмахнулась Татьяна.