Вечное дерево

Дягилев Владимир

– Никакого в этом ЧП...
– возразил Кузьма Ильич,

– Мне надоело это заступничество, - раздражался Песляк, уже не обращая внимания на возражения Кузьмы Ильича.-Я вас не раз предупреждал, ^ерил. Но в ответ вот эти кроссы по цеху. Вы что хотите, чтоб фельетон появился?

– Нет, я этого не хочу.

– Вот собери людей, и поговорим.

– Я не вижу необходимости проводить собрание по этому поводу. Нет повода.

Песляк вновь было вспыхнул, но Кузьма Ильич упредил его:

– Если вы приказываете..,

–

Рекомендую.

– Как вам угодно.

– Вот это другой разговор.

– Тогда хоть партийное.

– Я это и имел в виду, - сказал Песляк.

– Но почему, опять же, через меня... А Дунаянц?

– Ну ладно, ладно, не придирайся.

– Когда?

– В обеденный перерыв.

Песляк вышел из-за стола, приблизился к Кузьме Ильичу.

– Зря косишься,-сказал он примирительно.-Нам надо воспитывать молодежь, бороться за моральную чистоту рабочего человека. Этого от нас требует партия.

Пойми..,

* * *

Журка шел на завод с трепещущим сердцем: как-то встретят? От этого зависела вся дальнейшая судьба.

Встретят с насмешкой-в цехе не работать. А значит, отдалиться от Ганньг. Значит, пропадает смысл всей этой затеи с заводом.

Он шел с отцом, чувствуя себя, как в детстве, маленьким н беззащитным.

У самого цеха отец приотстал, придержал Журку за локоть.

– Помни, что ты Стрелков. Сын полковника Стрел - КОва. И действуй соответственно. Потерпи. Полюби свою работу, а уж она тебе... Ясно?

– Да, ясно,-вздохнул Журка.

Подходя к своему участку, Журка все равно заробел, остановился поодаль.

– Здравствуйте, Витя,-издали окликнула его Ганна.

Он заметил, что она сегодня пасмурная, у рта морщинки.

Чтоб не разжалобиться и не отступить от того, что задумал, он вздохнул сдержанно и спросил отчетливо:

– Мне что? .. Это... В другую бригаду?

– Это почему же? Девочки, вы слышали?

Девчонки загалдели, но Журка их не слушал. С трудом сдерживая радость, он подошел к своему станку:

"Привет... Покажем, на что мы способны..."

Рядом, на соседнем участке, начиналась менее радостная жизнь. Кроме Медведя, никто из учеников к положенному часу не явился.

– Где же бригада?
– крикнул от своего станка Клепко.
– Нам скучно без спектаклей.

Степан Степанович промолчал.

Через час, не выдержав, остановил станок, направился к начальнику цеха.

– Вот сукины дети!-воскликнул Кузьма Ильич.- Видно, перепугал ты их до смерти.

– Как бы не удрали. Ты расчета не давай.

– Договорились.

На всякий случай Степан Степанович прошел в отдел кадров к Хорошевскому. Хорошевский, выслушав его, начальственно заметил:

– Их учить надо, а не шутами выставлять.

– Их воспитывать надо, - возразил Степан Степанович.

– Но я говорю о методике.

–

Методика проверенная.

– Нет, нет. Вы так мне всех слесарей разгоните.

Надо ж быть чутким.

– Чутким!-разозлился Степан Степанович.-Чуткость, доведенная до равнодушия...

Ученики заявились к десяти часам, и то лишь двое:

Боб и Мишель.

– Где третий?
– спросил Степан Степанович.

– Болен. Мы как раз у него были.

– Приступайте к работе.

Степан Степанович уловил, что без третьего, без Кольки Шамина, они робеют и тушуются.

Однако эти робеющие оказались не такими уж безобидными. Через какие-нибудь час-полтора, когда на них перестали обращать внимание, они вновь дружненько смылись.

– ПНУ!
– услышал Журка.

Из-за станка высунулись головы Боба и Мишеля, белесоватая и черная.

Журка помедлил, остановил станок, подошел к ним.

– ПНУ, - повторили они.

– А ну-ка. Напрочь. И чтоб больше не совались.

Мишель и Боб не приняли всерьез слова Журки.

– Брось. Хиляй. Покурим.

Тогда Журка взял их за плечи и столкнул так, что оба крякнули.

– Понятно? Клоуны!

Они молча удалились и больше не подходили к Журке.

– А где ребята?
– спохватился Степан Степанович.

Медведь пожал плечами.

Степан Степанович нашел их в курилке, скомандовал:

"Идите".

– Конвоируешь?!
– не выдержал Клепко.
– Нянька будь здоров. Гляди, они у тебя станок утащат...

Колька Шамин явился на третий день, ни слова не говоря, протянул Степану Степановичу бумагу.

– Справка от эскулапа.

– Сдашь в канцелярию.

Колька был на удивление послушен, встал к станку, выполнял все, что говорил Степан Степанович.

После работы бригадир велел всей бригаде собраться в скверике.

– Сегодня работали неплохо,-проговорил Степан Степанович таким тоном, каким, бывало, разбирал тактическое учение.-Но еще медленно, еще много времени теряем напрасно. Там секунда, там минута-набирается Десяток, а то и больше. А наш рабочий день состоит не Только из часов, но и из минут.

– Неужели?
– съязвил Колька Шамин.

Степан Степанович хотел резко оборвать его, но сдержался, перешел к главному:

– Слушайте, ребята, вы ж получали всего ничего, По двадцать рублей в месяц. Я гарантирую вам приличрый заработок.

– Вы ж сами отказывались от общего наряда,- вставил Колька.

– Я - это другое дело... И вообще старшего не обсуждают.

Он посмотрел на парней строго. Колька понял: спорить глупо, как бы там ни было, перед ним герой войны, такой же, как отец его. Он замолчал. И всю неделю молЧал, слушался, делал то, что приказывали, только изредка перемигивался с дружками, строил рожи, над которыми те хохотали до слез.