ВЕДьМА, мэйд ин Раша!

Санди ака Владлена

====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 1. Чернояд ======

На самом деле зал не был таким уж большим, но полумрак, в котором утопали стены и потолок, а так же минимум мебели и вещей заставляли помещение казаться бескрайним. Мрамор пола и стен можно было бы принять за черный агат: по матовой черноте причудливой вязью сплетались разноцветные прожилки, помещение казалось монолитным, словно выточенное изнутри в невероятно огромной каменной глыбе. Никаких дверей и окон – князю порой жизненно необходимо было личное пространство, куда никто не вломится… ну, по крайней мере, какое-то время. При своем минимуме обстановка совсем не была аскетической. Камин, тяжелый антикварный стол, выполненный в том же стиле шкаф и кресло, украшенные серебром, навевали бы мысли о средневековой готике, не мерцай на этом столе экран открытого ноутбука. Мягкий зеленоватый свет исходил от почти неподвижной воды бассейна в центре зала – на фоне черноты пола и стен это совсем неяркое мерцание казалось ослепительным. Князь лежал на воде, раскинув руки, и, как говорят, «бездумно» смотрел в потолок. На самом деле думал он в такие моменты гораздо больше, чем все остальное время, когда самой доминирующей мыслью становилось не свихнуться от творящихся вокруг безобразий. Чтобы проблемы решались, необходимо изучать их объективно, без психозов – если, конечно, смысл в том, чтобы решить проблему, а не выплеснуть негатив. Длинные волосы едва-едва колыхались в неподвижной воде, словно тускло-белесые водоросли. Если бы у кого-то была возможность видеть его в такие моменты со стороны, создалось бы пугающее впечатление, словно Александр даже не дышит. Интересно, его лицо выглядит так же, как у спящей в своем соляном гробу Мараны? Можно было бы, конечно, создать на потолке зала зеркало… хотя это будет уже чем-то в духе Сергея.

Князь тихо усмехнулся. Сережа с детства – а змееныш совсем маленьким прицепился к выбранному «хозяину» не хуже репейника – довольно часто раздражал Александра своей дотошностью и вездесущностью. А когда это дивное создание отбыло пять лет назад в столицу бегать за девушками, от девушек и даже учиться на досуге, множество раздражающих мелочей, которые всегда разрешались, казалось, сами, и уж конечно, не стоили внимания князя – внезапно начали громоздится одно на другое… Нельзя так жить, когда без кого-то оказываешься, словно без рук – непозволительная это зависимость. Особенно для князя, который должен быть способен все решать и делать сам. Может, и не его это дело – горшки обжигать, но что теперь – без посуды оставаться, если под рукой гончаров не окажется? Разберется и без Змея. Просто – лениво. Раскрытый на столе ноутбук пискнул. Александр недовольно шевельнулся – по водной поверхности пробежала рябь. Писк повторился. Едва сдержав ругательство – успел уже в прошлом убедиться, что в его устах расплывчатое «чтоб тебя» может обернуться серьезным проклятьем – князь перевернулся в воде, привычно отбросив назад тяжелую массу намокших волос, и направился к бортику. Довольно немногие имели возможность беспокоить его в такие моменты и – в их интересах – лишь тогда, когда это было действительно важно. Административные вопросы с точки зрения Александра были тем самым «обжигом горшков», которым он мог бы и сам заниматься, но гораздо спокойнее было предоставить эту головную боль специалистам. – Здравствуйте, Аркадий Аристархович, – ровным голосом произнес Александр, с тихим щелчком включив небольшую камеру в уголке экрана. «Глаз», как Сергей называет. В синеватом отсвете монитора с длинными мокрыми волосами князь здорово напоминал утопленницу из японского «ужастика» – только волосы не черные, но вересковскому мэру давно пришлось привыкнуть к тому, в каком виде его теневой покровитель показывается на экране – впрочем, за главой синдиката со столь широкими возможностями признавали право на некоторую эксцентричность. Сам мэр был довольно молодым темноволосым мужчиной с печальными складками в уголках губ и пустым взглядом человека, у которого умерла надежда, вопреки традиции, не последней, оставив его… нет, не жить – доживать. Но без права отчаяться. Чернояд просто не позволял ему отчаяния – непозволительной роскоши, позволившей бы освободиться из-под его контроля. Десять лет прошло с тех пор, как судьба – в которую князь не верил – бросила в его руки этого находящегося на грани отчаяния человека. И десять лет Александр поддерживал его на этой грани, не позволяя сорваться. Нет, этот человек умел бояться. Он лишился надежды, но ему еще было, что терять. – Как дела у Вашего очаровательного сыночка? Вежливое безразличие в голосе князя заставило печальные морщинки на совсем еще молодом лице мэра обозначится жестче. Может, это было намеренным и мелочным задеванием больной темы, но, в конце концов, Александру не менее дорого его нарушенное уединение. – Благодарю Вас, все… как обычно. Беспокоить Александра без серьезной причины мэр бы не рискнул. Не только из страха – скорее потому, что был, несмотря на свои позволительные странности, человеком здравомыслящим… нет, не так: был здравомыслящим во всем, за единственным небольшим исключением. Короче говоря, Аркадий Аристархович прекрасно понимал, что, если бы Александру все это было хоть немного интересно – он вполне мог бы сам занять его кресло. – Я Вас слушаю, Аркадий Аристархович.

Евгения

Школьные рекреации никогда не жаловались на недостаток оживления, однако редко случалось такое, чтобы внимание несмолкаемо гомонящей толпы разновозрастных школьников сосредотачивалось на чем-то одном. Или на ком-то… К хрупкой ангелоподобной девушке мягкими платиново-белокурыми волосами все слетались, словно бабочки к цветку: не только парни, но и девчонки тоже. Впрочем, даже среди мальчишек мало кто пытался назначать ей свидания, модно подумать, у каждого было, что ей сообщить… или просто поймать по-весеннему солнечную улыбку. – Эльвира, маме так понравилась та открытка к восьмому марта, которую ты для нас нарисовала! – Элли, я не знаю, что делать, у Мурки родились семь котят, а бабушка никогда не позволит оставить их всех дома… – Эльвира, мне нужна помощь… – Эллочка, подожди, я только хотел спросить… – Черти что! – хмуро буркнула под нос Маргарита, пытаясь обогнуть столпотворение и пройти в класс. – Ну что они в ней находят? Да, она красива и богата, но разве дело только в этом? – Ни за что не поверю, чтобы она отличалась каким-то особым умением решать проблемы, – поддержала недоумение Дарья, хмуро глядя, как Никита о чем-то со смущенным видом перешептывается с новенькой. – на уроках она вовсе не блещет… разве что на литературе… – И на рисовании! Учительница просто в восторге от ее работ, – обиженно вставила Алина. – только теперь и слышно, какой самородок у нас в школе объявился! Наверное, с оценками у Эльвиры действительно не все было гладко: Мартын, обладающий способностью просачиваться через любую толпу, как раз, рассыпаясь в любезностях, предлагал новенькой помощь в подготовке к участившимся с приближением конца четверти контрольным. Решительно работая локтями, Евгения ледоколом пробороздила переполненную рекреацию и подхватила «коварного изменщика» за другую руку. Эльвира, с обычной своей слегка отрешенной улыбкой внимавшая растрепанному ботанику, на мгновение помрачнела, скользнув по надутой Евиной физиономии взглядом. – Мартынчик, солнышко, я так рада, что успела тебя поймать до уроков! – заворковала Евгения, не ослабляя захвата и проталкиваясь обратно. В результате практически все тычки доставались болтающемуся на буксире Мартыну, с беспомощным видом придерживающему очки. – Я хочу, чтобы ты меня научил! – Чему научил? – Этим… как их там? – информационным технологиям электронных систем. У нас же открылся факультатив информатики. Я так много пропустила, боюсь, как бы не оставили на второй год или в летнюю школу – ужас! – Тем более, прежде чем приступать к факультативам, тебе стоит подтянуться по основным предметам. – Мартынушка, ну ты мой друг или как? Этой ты помощь предлагаешь, а как же я? Сам же в курсе, я не по своей вине столько пропустила! – Ева пальцем поправила на длинноватом носу мальчишки сползающие очки в тонкой «старушечьей» оправе. Ответить растерянный таким непривычным напором парень просто не успел. Заработали динамики, гулким голосом директрисы оповестившие школьников о сборе в актовом зале. – Для начала позвольте поздравить всех с самым радостным для нашей школы событием: выздоровлением всех пострадавших от недавней эпидемии людей, и, в том числе, возвращением в школу нашей учительницы музыки. Присутствующие разразились ленивыми аплодисментами. – Кроме того, счастлива представить всем наших новых друзей, с сегодняшнего дня в одиннадцатом классе нашей школы будут учится Светозар Раскольников и Мария Мисочкина… Юноше и девушке аплодисментов досталось побольше. Светозар этот был… ничего так парень. Очень даже ничего. Высокий, спортивного вида, с волосами чересчур светлыми для того, чтобы назвать его шатеном, но и чересчур каштановыми для «русых», с правильным лицом и довольно эффектно упакованный. Под многочисленными взглядами юноша держался со спокойной уверенностью, не зажимаясь, но и не выпендриваясь на публику. Однако, едва встретившись с ним взглядом, Евгения отчего-то зябко передернула плечами: хотя в переполненном зале было даже жарковато – и моментально выбросила это «очень даже ничего» из головы.

Причины она никогда не сумела бы объяснить, слишком внезапным и сумбурным было это «ой, нет, не нравится»! Да и не блондин он… Зато конкретной блондинкой оказалась кукольной красоты девица, взирающая на него с умиленной преданностью болонки – Ева таких всегда терпеть не могла. Отчего-то лицо этой Мисочкиной показалось знакомым… впрочем такие личика по сто раз на дню встретишь у моделек на упаковке шампуня или кукол Барби на полке, да и… – ОГО! – подскочив на месте, крякнула от избытка чувств девочка, едва не зашибив локтем, как обычно, вертящегося рядом Мартына, про которого успела напрочь забыть. – Неужели это та самая?! – Кто? Евгения издала вздох бесконечного терпения. Странный народ отличники: таким количеством всего ненужного головы забивают, а элементарных вещей не знают, словно с луны свалились! – Вон ту девушку видишь? – Ну да, – поправив очки, неуверенно согласился Мартын. – и чего? – Это же Мелисса! Еще бы она под такой настоящей фамилией в «Восходящей звезде» светилась – Мисочкина, ну надо же! Мартынушка! Ау, ты что про музыкальное шоу «Восходящая звезда» впервые слышишь? Эта мымра – прошлогодняя победительница, уж не знаю, какой спонсор раскошелился, чтобы такую мутантиху выбрали, но там же ТАКОЕ было! Какой-то псих вылез на сцену и попытался ее кислотой облить, буквально на волоске – сразу такой пиар, чудесное спасение, да все прямо в финале, в прямом эфире… Ну, слышал же! – Про «Восходящую звезду» слышал, – поморщившись, признался очкарик. Он был ценителем классической музыки и от популярных исполнителей впадал в глубокое уныние. – но никакой Мелиссы не помню, они там все выглядят одинаково и поют одинаково. – Мартышка, ты безнадежен! Неужели, когда я стану популярной певицей, ты и меня перестанешь замечать?! Или, по-твоему, у меня нет шансов? – Найти спонсора, перекрасится в блондинку и навсегда утратить блеск в глазах? Тут особых талантов не нужно. Просто это было бы очень грустно. – И, наконец, – прогремел, положив конец перешептываниям в зале, голос директрисы. – позвольте вам представить нашего нового учителя информатики и руководителя компьютерного факультатива Сивина Гавриила Борисовича. Если бы для Евы это оказалось новостью, конечно, она сейчас была бы ошарашена не менее остальных: классифицировать стильно наряженного блондина с ослепительной улыбкой как педагога удавалось с трудом. Да и выглядел он ровесником Светозару и Мисочкиной… гм, может, попытаться с ней подружиться – может, удалось бы попасть в «Восходящую Звезду»… если там ТАКИЕ побеждают, в собственном таланте можно и не сомневаться. Хотя Мартын и прав – без спонсора там далеко не уедешь, хоть бы даже и с оперным голосом при абсолютном слухе… – ЭТО учитель?! – охнул Мартын и, понурившись, стал протирать стекла очков платком. – Впрочем, теперь меня уже не мучает вопрос, с какой стати в тебе вдруг проснулся интерес к электронно-вычислительным системам…

====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 2. Виктория ======

Новенькие – и старшеклассники, и красавец-учитель, сразу создали почти не меньше ажиотажа, чем сестренка таинственного «великого и ужасного» Страхова. Кто он, собственно, такой и чем занимается, внятно не могли рассказать даже Сорокины, да и видели этого типа не часто. По странному стечению обстоятельств «местный царь и немножечко бог» ухитрялся не попадать ни на фотографии, ни на видеозаписи – просто не человек, а тень какая-то. А вот Мелисса, в миру оказавшаяся не столь благозвучной Машей Мисочкиной, на телеэкранах примелькалась, теперь многие жаждали лично познакомится с «настоящей живой певицей». Интересно, а до того все с игрушечными или, тьфу-тьфу, мертвыми певицами много кто был знаком? Не меньше интереса, правда, уже, преимущественно, девичьего, привлек ее приятель. Разумеется, это не пришлось по духу Рыжему Юрику, по какой-то одному ему и известной причине считающему себя первым парнем в школе, а оттого предпочитающему мнимую конкуренцию душить на корню. Бесцеремонно протолкавшись сквозь толпу заинтересованных девчонок, Юрка бесцеремонно ткнул в новенького пальцем. – Ты чего тут встал, а? – запальчиво осведомился хулиган. Раскольников скользнул по нему равнодушным взглядом. – Не совсем понимаю. Отчего Вас так волнует вопрос моего нахождения в пространстве, – с холодной вежливостью произнес он, судя по лицу, в мыслях классифицировав Юрика на уровне «ниже падать некуда». – Встал тут посреди коридора – пройти невозможно! Понаехало новеньких, а чего едут – непонятно! На фиг ты тут кому нужен, а? – Спорный вопрос. Могу поручиться, Ваше собственное существование не приносит ровным счетом никакой пользы никому, а вот мелких гадостей – предостаточно. Жизнь подобных людей – холостой выстрел, можно просто вычеркнуть их из человечества – хуже от этого никому не станет! – Ты это чё?! – С кем имею честь, если не секрет, – неожиданно спокойно, словно не замечая готового взорваться собеседника, спросил Раскольников. – Вы кто такой? – Ну… Юрик… – слегка стушевался хулиган. – Юрий, стало быть. – Ну да, Данилин Юрий, а тебе-то чё? – отчего-то агрессивность Рыжего на глазах сменялась растерянностью, почти страхом. Наверное, он и сам не понимал причины, но определенно уже пожалел, что связался с этим странным типом. – М-м, в самом деле. Вопросов больше не имею, – сухо кивнув, Светозар обернулся к Юрику спиной и зашагал прочь по коридору, вытаскивая из кармана какой-то, вроде бы, блокнот с ручкой на цепочке. Однако, едва не столкнувшись с кем-то, машинально положил обратно и с надрывом воскликнул: – У тебя что, мания преследования МЕНЯ?! Кто-то другой на моем месте точно понял бы неправильно! Виктория, да и не только она, с любопытством подалась вперед, чтобы посмотреть, к кому обращены слова новенького. И несколько удивленно уставилась на еще одного мальчишку, выглядящего полной противоположностью аккуратиста-Раскольникова. У этого паренька волосы были иссиня-черные и торчали во все стороны взъерошенными вихрами. Вкупе с широкими мятыми джинсами и толстовкой на несколько размеров больше, чем следовало, это создавало бы впечатление, что парень только что спал в одежде, если бы не чернеющие вокруг глаз на бледном лице синяки, судя по которым он вообще никогда не спал. Завершающим штрихом это чучело жевало шоколадный батончик, буравя Светозара жутковатым взглядом неожиданно светлых, особенно на фоне синяков, глаз. – Ты тоже новенький? – тут же принялась наводить справки вездесущая Крыся Сорокина. – Нет. Я Ник, практикант, буду помогать вашему новому учителю в компьютерном классе. – А Ник – это Никита или Николай? – тут же уточнила Фимочка. Взъерошенный тип таинственно улыбнулся. – Ник – значит, «никто и звать никак», – таким видом, будто целиком прожевал лимон, ответил за своего странного знакомого Светозар. – его обычно и не зовут. Сам приходит. Куда ни пойду – везде он! Бывают в жизни такие моменты, когда внезапно отчетливо понимаешь, что… совершенно ничего не понимаешь, никогда не поймешь да и не особенно-то тебе это и нужно. Поэтому Виктория просто выбросила из головы новеньких, предоставив Сорокиным честь выяснять детали и нюансы. Народу со странностями в этой школе, как она успела убедиться, всегда хватало, возможно, даже, подозревать нового информатика они начали поспешно. Не более он подозрителен, в конце-то концов, чем специализирующаяся на самовзрывающихся изобретениях учительница физики Хренникова. Или математичка и бывший ОБЖ-шник, оказавшиеся оборотнями. Или такие «милейшие» педагоги, как химик Северинов и математик Арест! Нет, Ева права, нельзя подозревать кого-то только за то, что он не вовремя… вернее, как-то слишком уж вовремя появился в школе и не понравился Ольге. Или, скорее, наоборот, понравился – и она злится, чтобы себе в этом не признаваться, для Ольги в таких вещах нет особой разницы. – По крайней мере, историка ты не упомянула, – философски заметила Дарья, когда на следующей перемене Вика поделилась с ней своими соображениями. – Вы мне теперь ту истерику до старости вспоминать будете? – рыжеволосая девочка болезненно поморщилась. Как ни крути, пришлось себе признаться, что Денис Денисович оказался совсем не плохим человеком, однако когда посторонний – не так уж и важно, хороший он или плохой – вторгается в семью… Девочкам не понять. И Ева и Елена со своими приемными родителями с детства прожили, такие люди от родных ничем и не отличаются. – Учитель он нормальный. Может, даже, и человек хороший. Но отчим мне такой не нужен… вообще никакой не нужен. Я подозревала его совсем не поэтому и, в конце концов, оказалась же права! – А ты не задумывалась, что твоей маме нужно? – Любовь не проходит. Я точно помню, что у нас в семье все было отлично и родители, абсолютно точно, друг друга любили. Значит, до сих пор должны любить! Это, наверное, кризис среднего возраста или что-то такое, значит, все непременно наладится! Дарья вздохнула. – Ты со мной не согласна? – Просто как-то неприятно прозвучало «должны любить», вот и все. Извини. Почему некоторых вещей даже Даша понимать не хочет? Наверное, первая в жизни Виктории настоящая подруга: конечно, в младших классах, еще в Москве, Вика принимала за дружбу приятельские отношения со своей соседкой по парте – Ларисой. С первого класса девочки с удовольствием общались и играли, но, как предстояло понять в начале учебного года, и только. Летом развелись родители, Виктория, как никогда, нуждалась в поддержке и участии, однако все яснее замечала, что Лариса стала ее сторонится и даже пересела за другую парту, сославшись учительнице на слабое зрение. Продолжалось это месяца полтора – незадолго до переезда девочке предстояло получить еще один удар судьбы: Ларочка прямо высказала, что Вика ей надоела «со своим бесконечным нытьем» и «способностью говорить только о своих проблемах». Подруга для нее оказалась чем-то вроде игрушки, которую любишь, пока она радует, а поддерживать в беде и не подумаешь. Но с Дарьей-то все сложилось совершенно иначе. Она,конечно, всегда выслушает и поддержит, но поймет – тоже отнюдь не всегда. Впрочем, «должны понимать» прозвучит, наверное, так же некрасиво, как «должны любить». Но ведь хотелось бы… Возвращалась из школы Вика в одиночестве. У Дарьи, Евгении и Али оказалось на целых два урока меньше – девочки успели разбежаться по дополнительным факультативам, делам, секциям. А Маргарите, похоже, и в голову бы не пришло составить Виктории компанию: последнее время в ее голове столько места, помимо исчезновения Елены, занял еще и Коля со своим «походом за подвигами», что для столь праздных мелочей не оставалось. А прогулки просто за компанию были теми самыми «праздными мелочами», которыми сугубо практичная Маргарита пренебрегала. Неплохо было бы, если бы Матвей мог проводить ее, но он при прощании такого не предложил, а намекать сама Вика не решилась. Наверное, до сих пор занозой ныли в памяти слова Ларисы о докучливой навязчивости. О похищении Матвей, конечно, ничего не помнил. Виктория немного беспокоилась о том, что он помнит о поцелуе с принявшей ее собственный облик Марой. Не зря же ведьма выбрала именно это… неужели, он действительно хотел бы поцеловать именно ее? И что… должен думать что поцеловал? В их разговорах это никак не упоминалось. Матвей был неизменно дружелюбен, они много общались, помогая в ветеринарной клинике, недавно парень вскользь заметил, что, если погода не испортится, то скоро можно будет начинать ролевые игры – не хотела бы Вика принять в них участие? По его словам, она могла бы поучаствовать в состязаниях по стрельбе из лука – не так уж много игроков имеют реальный спортивный разряд, но и такие тоже встречаются. А о поцелуе… должно быть действительно ничего не помнил. Наверное, и к лучшему: так у них будет шанс по-настоящему впервые поцеловать друг друга. Или… или не хочет вспоминать сиюминутный порыв, о котором сожалеет? Да и у него – взрослого и такого классного – поцелуй с «ней» мог бы быть вовсе даже и не первым, возможно, для него не произошло ничего стоящего внимания? В задумчивости Виктория открыла дверь своим ключом. Жанна должна была вернуться с работы не раньше, чем часа через четыре, поэтому девочка замерла от неожиданности, услышав в большой комнате голоса. Ее там, однако, не услышали – впрочем, разговор шел на довольно высоких тонах, а Вика, кажется, даже дыхание затаила… Оказывается, еще не притупились в памяти и уже почти годовой давности воспоминания о семейных скандалах, от которых ей хотелось забиться в уголок поукромнее и стать маленькой-маленькой. – Как ты можешь быть такой жестокой, Жанна? Это твое глупое упрямство… я же не могу без тебя! – Закончились чистые тарелки? Или рубашки? Ты чересчур привык, что «плохая хозяйка» подает тебе все на блюдце с голубой каемочкой, так что живи теперь сам, как хочешь! – Жанна, пожалуйста, не начинай все опять… – Это ты начинаешь все с начала, Дик! Зря начинаешь! Я уже сказала, что ничего ты этим не добьешься! – П-папа? Ричард Чубайс был старше своей бывшей жены. Существенно старше, лет, наверное, на десять, но Виктория, как многие подростки, считала глубокой старостью все, что превышало отметку двадцати семи лет, поэтому между тридцатью двумя и сорока двумя особой разницы не видела. Как и у дочери, у него была светлая, легко краснеющая кожа и жесткие рыжие волосы, правда, заметно поредевшие и гладко зализанные назад. – Вика! – широко улыбнувшись, Ричард подхватил девочку на руки и под метающим молнии взглядом Жанны закружил в объятьях. – Вика, если бы ты знала, чего мне стоило вас найти в этом захолустье! Сам поверить не могу… – Можешь поверить в то, – холодно вставила Жанна. – что гонорар того хмыря-детектива был с твоей стороны просто выброшенными на ветер деньгами. Впрочем, тебе не привыкать спускать деньги на ветер… – Теперь все будет иначе! – отпустив, наконец, дочь, воскликнул мужчина. – Мне удалось встать на ноги, когда мы вернемся домой… Мы вернемся домой… До того, как эти слова прозвучали, Виктории честно казалось, что она будет счастлива их услышать. Но отчего-то в душе они отдались холодным испугом. Домой, в Москву, из «захолустья», где она встретила настоящих друзей… где она встретила Матвея! Уехать из Вересково? «Да ну тебя, Пятачок, сам не знаешь, чего хочешь!» – непременно сказала бы на эти ее мысли Ева. И Вика, наверное, даже не обиделась бы. А как же миссия Берегинь, Елена, так и не побежденная ведьма Мара и этот таинственный тип Чернояд? Просто уехать и забыть обо всем, как о сюрреалистическом сне?! Быть может, Вика совсем не горела желанием спасать эту Елену непонятно от чего, но есть ведь еще и понятие долга. – Мы никуда не возвращаемся! – вернул к реальности резкий голос Жанны. Обычно мама говорила очень мелодично, но сейчас ее слова звучали жестяным тоном автоответчика. – Жанна, но не при ребенке же! Ты вообще о Вике подумала? Какое у нее будущее в этом селе? Мало того, что ты увезла ее, не дождавшись решения суда… – Я устала от твоих бездарных концертов! – Да! Да я просил не расторгать наш брак, потому что очень люблю вас обеих и не хочу терять! И повторю это! Если тебе наплевать на меня после всего, что было, то ребенок должен расти в полноценной семье – хоть это ты могла бы понять! Я мог бы привлечь тебя за похищение! – Дик, что ты мелешь?! – Кроме того, ты совершенно ею не занимаешься! Я наводил справки, Вика стала хуже учиться, слоняется без присмотра, а ты занята только своей карьерой и личной жизнью! Имей в виду, я просто не допущу… Жанна, я готов все забыть, лишь бы ты вернулась, я все тебе простил. Давай прекратим это! – Вот именно – прекратим. Уходи. – Жанна… – Я ничего забыть не готова. И Я тебя не простила. Ричард понурился. – Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры, – тихо, почти извиняющимся тоном произнес он. – и, проклятье, ради нашей семьи я на них пойду! Для вашего… нашего же блага, Жанна. – Уходи, Дик! Любовь и шантаж несовместимы! Отец беспомощно оглянулся на Викторию, ища поддержки, но объятая противоречивыми чувствами девочка не нашлась, что сказать. Поэтому Ричард, сохраняя подавленный вид, покорно направился к выходу. – Я не хотел до этого доводить, Жанна, поверь мне, – вместо прощания произнес он.

====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 3. Елена ======

– Мэр? Настоящий? – Ты где-нибудь видела игрушечных мэров? – устало отмахнулся Александр. – Хотя в чем-то Аркадий Аристархович… Ну, хватит, скажи лучше прямо – идешь или нет? Девочку саму несколько удивила собственная реакция: такое чувство, что общаться с настоящими колдунами и оборотнями гораздо менее удивительно, чем с «настоящим» мэром. А уж увязывать в логической последовательности первых со вторым и вовсе как-то странно… Хотя, конечно, любопытно. Лена отнюдь не была любительницей ходить в гости к незнакомым людям и на светские приемы… вернее, касательно приемов у нее пока опыта не было, но из того, что известно, ничего привлекательного в них девочка не видела. Можно поспорить – князь считал так же. Наверняка обычно его в такие «визиты вежливости» сопровождал Змей, оттягивающий львиную долю внимания, а сейчас, не желая оказаться в отсутствие Сергея под пристальным обзором великосветской тусовки, Александр и решил представить «высокому обществу» свою «сестричку». Елена все это понимала – пожалуй, понимать князя оказалось вовсе не так трудно, как ей показалось в самом начале – и тоже совсем не горела желанием оказаться в центре внимания, хватало ей неожиданной популярности в школе, заставлявшей себя чувствовать неуютно, как в ярко освещенном аквариуме. Но мэр… это все же в новинку. И очень любопытно. – Разумеется! Когда еще выпадет такой шанс! – Уже сегодня вечером ты будешь мечтать о том, чтобы никогда больше! Но не забывай, для мира людей ты – моя сестра и, как следует, наследница корпорации, поэтому тебе тоже придется столь бессмысленно тратить свое время. Что же… думаю, мы нанесем Аркадию Аристарховичу визит на пару часов раньше официального приглашения. Если у него есть какие-то важные вопросы, мне хотелось бы решить их до того, как дом заполонит толпа! Александр резко развернулся, полоснув по стене взметнувшимися волосами, и – явно посчитав разговор оконченным – направился прочь по коридору. – Постой! Что я… как мне себя вести там? И как одеться? Я в этом не разбираюсь, но Марго говорила, есть определенные правила… – Как тебе угодно, дорогуша, – когда князь находился в раздражении, он почему-то не повышал голос, как большинство людей, а, напротив, на смену обычной его резкости приходили вкрадчивые нотки и порой даже уменьшительно-ласкательные суффиксы. Правда, услышав последние, следовало скорее бежать подальше! – Мой, а значит, теперь и твой статус на этом карнавале таков, что дозволительно любое поведение. И любую манеру одеваться – все охотно выразят восторг хоть старой фланелевой пижамкой! – Ты что, проверял? – не успев прикусить язык, ехидно уточнила Елена. Александр обернулся, чуть подняв брови, и с некоторым недоумением на нее уставился. – Нет. – наконец произнес он. – Не люблю излишне шокировать общественность – это вызывает совершенно не нужное мне дополнительное внимание. Особняк мэра, в котором должен был проводиться прием, после апартаментов Чернояда смотрелся весьма скромно. И, несмотря на то, что обжитости здесь должно было бы быть куда больше – гораздо неуютнее. С легкой скукой оглядываясь в симпатичном, со вкусом обставленном помещении гостиной, где ей, Александру и господину Кощееву пришлось несколько минут (видимо ее «брат» действительно был человеком весьма влиятельным – это «несколько» было существенно меньше десяти, учитывая, что они явились к городскому главе раньше, чем было положено) подождать появления хозяина, девочка никак не могла понять, что же ей не нравится в этом доме… вернее, «не нравится» было не совсем подходящим словом. Впоследствии те же смутные чувства вызвал и сам Аркадий Аристархович. Мэр был довольно молод, чуть-чуть за тридцать, но выглядел существенно старше. Что-то в нем было такое… погасшее, как у людей, которые последние годы не живут, а доживают, все для себя радостное успев оставить в прошлом. Темноволосый, с не слишком примечательным лицом… разве что запоминалась закостеневшая на этом лице – даже не в глазах, а именно на лице – горестность. В остальном Емельянов казался самым заурядным человеком – мало ли среди заурядных людей несчастных? А еще он и был – человеком. Без каких бы то ни было волшебных способностей. Зато фонило волшебной Силой – это Елена уже научилась распознавать – от стоявшей слева и чуть позади от мэра молодой женщины с химически осветленными почти до неестественной белизны волосами, одетой в строгий офисный костюм, из-за чисто-белого цвета делающий ее похожей на медсестру. Елена не часто смотрела телевизор, но помнила, что «белая леди» сопровождает Аркадия Аристарховича фактически повсюду. В равной мере эта женщина могла быть и секретарем и, судя по осанке, телохранителем. – Мой помощник – Юна Щукина, – довольно сухо представил «белую леди» мэр. Какое-то время Елена пыталась слушать разговор, в котором понимала только отдельные слова и фразы, но это оказалось чересчур уж скучным занятием, поэтому девочка решила, что не будет такой уж вопиющей невежливости, если она немного прогуляется по дому, и отправилась рассматривать картины и цветы в коридорах. На то, что она ушла, кажется, никто и внимания особого не обратил, но и новое занятие оказалось не намного увлекательнее беседы в гостиной. За закрытые двери заглядывать было как-то неудобно, однако скоро коридоры привели в просторное помещение, судя по всему, библиотеку. Во всяком случае, вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, а на подоконнике, игнорируя три пустых кресла у журнальных столиков, расположился светловолосый мальчишка с раскрытой книгой в руках. Только книгу он не читал, а с отрешенным видом аккуратно перелистывал страницы, уставившись взглядом в одну точку поверх переплета. – Привет, – не слишком уверенно поздоровалась Елена, появления которой мальчик словно бы не заметил. Он поднял голову и улыбнулся. – меня Эльвира зовут, можно просто Эля, а тебя? Мальчик молчал, продолжая с приятной улыбкой и некоторым, кажется, недоумением на лице ее рассматривать. – Я вместе с братом, может, ты его знаешь, его зовут Александр, пришла на прием к Аркадию Аристарховичу. Неразговорчивый «собеседник» с печальным видом опустил глаза. Ресницы у него были длинные, любая девочка позавидовала бы. Странно немного при таких светлых, хотя и не совсем белокурых, волосах. Его молчание становилось каким-то странным… Елена выругалась про себя, запоздало вспомнив блуждающие по городу слухи о сыне мэра: то ли немом, то ли умственно отсталом мальчике, которого, собственно, никто никогда и не видел, кроме домашней прислуги, о семейных делах хозяев болтать не склонной. – Ты Миша, да? Мне почему-то казалось, ты младше… – Не сердись, – тихо произнес мальчик. – Что? Я вовсе не… – Хорошо, что ты вернулась, – снова улыбнувшись, мальчишка отложил книгу и слез с подоконника. – не сердись, не бойся. Теперь все будет хорошо. – Прости, я тебя не понимаю. – Ты потерялась, а теперь нашлась. Как и сам мэр, Миша казался самым обычным человеком. Во всяком случае, Елена не почувствовала в нем никакой принадлежности к волшебному миру. Может быть, она теперь во всем будет искать какую-то связь. – Ты имеешь в виду, – осторожно подбирая слова, уточнила девочка. – то, что… Александр меня нашел? Улыбка Миши погасла. – Что-то не так? – Он плохой. – Александр? Он, конечно, немного странный, к нему надо привыкнуть, но стоит узнать его получше, на самом деле… – На самом деле. Просто – плохой, – в голосе мальчика не читалось осуждения, словно речь шла о цвете волос. – а странный… я вот странный. Я вижу и знаю, а они думают, что это – неправильно. И хотят меня от этого вылечить. А я просто знаю. – Ты умеешь распознавать вол… – Михаил Аркадьевич! – раздался резкий голос Юны. – Ваш отец не хотел, чтобы Вы выходили к гостям. Я провожу Вас в детскую, и чуть позже вернемся к занятиям. Примите наши извинения, Эльвира Владимировна… как правило он ни с кем не разговаривает. – Но все в порядке. – Надеюсь, на Ваше молчание можно рассчитывать. Аркадий Аристархович не заинтересованы, чтобы о Михаиле Аркадьевиче… распространялись, – мягко обняв мальчика за плечи, «белая леди» вывела его из библиотеки. Миша с прежним отрешенным видом покорно следовал за помощницей отца. – Вам, я думаю, лучше будет вернуться в гостиную. Отношения в этом доме казались все более непонятными. Миша был ненамного младше… а учитывая, что мальчишки с одиннадцати до пятнадцати лет выглядят моложе девочек-сверстниц, то, возможно, и одного возраста с ней, а Юна с ним разговаривает, хоть и вежливо, но тоном, словно с пятилетним малышом. Обычно Елене было совсем несвойственно такое поведение, но, шагнув в гостиную, девочка достаточно невежливо вклинилась в разговор. – Могу я спросить кое-что о Мише? Мы случайно встретились сейчас… Аркадий Аристархович дернулся, словно от пощечины. – Об этом здесь не принято говорить, сестричка, – со странной тенью в голосе заметил Александр. – А ты сказал мне, что от нас здесь потерпят любое поведение и любые разговоры! Я всего лишь хочу знать, какого дьявола к живому человеку относятся, как к какой-то постыдной тайне, запрещая выходить из комнаты и разговаривать с гостями?! – Если так, то он повел себя с тобой… не так, как обычно. Михаил страдает черной меланхолией, едва ли не с младенчества, как правило, ему безразличны люди. Для некоторых он, конечно, делает исключения, например, меня панически боится. – Миша нормальный, – глухо проговорил мэр. – все постоянно говорят про него разную чепуху, но с головой у него все в порядке. Он видит то, чего не могут видеть другие, и это заставляет его быть… таким. В том числе и в людях, я стараюсь огородить его от них, чтобы не травмировать еще сильнее. – Надеетесь сделать его счастливее, продержав всю жизнь под замком?! – Здесь у него есть все, по крайней мере, об этом я позаботился. Я… я пытался добиться, чтобы его лишили этого чудовищного дара, но настоятель Монастыря со мной даже разговаривать не захотел! С Михаилом работают психологи, но изменить его мировосприятие они не могут. – Разумеется, не могут! За отсутствием мира, который можно было бы воспринимать. Чтобы научить жить среди людей, нужны не психотерапевты, а ЛЮДИ! Возможно, поначалу и будет непросто – но иначе вы просто никогда не сдвинетесь с мертвой точки! – Можно подумать, Вам когда-то приходилось воспитывать детей! – Меня – воспитывали, я еще могу судить об этом с позиции ребенка. Вы пытались спрашивать, чего хочет сам Миша? – Пытался ли! Ему ничего не нужно… ни люди, ни игрушки, ни книги… да я сам-то ему не нужен. О чем его можно спрашивать?! При всем моем уважении, Александр Владимирович, – резко развернулся он к князю. – но Вы намеренно привели ее в мой дом. Вы знали, что Миша почувствует – и как она к этому отнесется, верно? – В какой-то мере предвидел, – равнодушно откликнулся Чернояд. – что до Елены, не нужно быть Ладой, чтобы посочувствовать кому-то, уже почти задушенному такими тепличными условиями, как Михаил. Насколько я знаю, он даже в школу никогда не ходил. – У Миши слабое здоровье, он не может учиться в общеобразовательных учреждениях. А спецшкола – это же клеймо на всю жизнь! Кроме того, разве хоть один ребенок из семьи нашего уровня, будет ходить в государственную школу? Гимназий, где можно рассчитывать на индивидуальный подход, в нашем городе нет. – Моя сестра учится сейчас в государственной школе, – прищурившись, напомнил князь. – или наша семья, с Вашей точки зрения, недостаточно высокого УРОВНЯ? Мэр снова дернулся, едва заметно побледнев. – Я совсем не то хотел сказать. Вы… вы просто меня не понимаете! Я был бы счастлив, если бы Мишенька мог ходить в обычную школу и общался с другими детьми. Но Вы, Эльвира, наверное, первый человек, с которым он вообще захотел заговорить. И то, наверное, скорее потому, что… почувствовал. И он нуждается в постоянном присмотре, вы же знаете, какой жестокий коллектив – дети, они за мелкую-то странность кого угодно готовы заклевать. Мне тяжело защищать его вне дома, поэтому… – А что будет с Мишей, если с Вами что-то случится и защищать его будет больше некому? – Я… послушайте, чего Вы от меня-то хотите? – Можно мне поговорить с Вашим сыном еще раз? Может быть, если он захочет ходить в школу, я могла бы помочь ему там освоиться. – Разумеется. Но, как я уже сказал, Миша никогда не высказывает никаких желаний, – устало пожав плечами, ответил Аркадий Аристархович. – исключительно чтобы Вы могли сама в этом убедиться, мы можем спросить у него. К сожалению, я вынужден извиниться перед Александром Владимировичем и Константином Трипетовичем, попросив их подождать нас здесь – Миша плохо себя чувствует в присутствии… гм… – Черных магов, – с кривой полуулыбкой закончил Кощеев. Аркадий Аристархович сухо кивнул и махнул рукой Елене, приглашая следовать за собой.

====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 4. Дарья ======

Величайшему оп… эпосу

за историю человечества посвящается…

Фанатам не беситься – Я ж любя)))

Даша всегда недолюбливала весну. Она вообще имела скверное обыкновение дрожать от холода, как только температура воздуха падала ниже плюс восемнадцати, первая половина весны проходила в бесконечных простудах, а сережки на деревьях и первоцветы знаменовали начало уже аллергического насморка, преследующего отличницу до самого конца мая – притом, что в начале июня поднимали пуховую метель тополя, снова обрекая девочку на бесконечное чихание… До этого, конечно, было еще далеко. Беда в том, что простудами проблемы не ограничивались – крайне болезненно привыкшей жить по часам Дарьей воспринимался ежевесенний перевод часов на летнее время. Но все это было, так сказать, цветочками. Потому что настоящую лютую ненависть у отличницы вызывало такое явление, как субботники. Тем более, практически всегда это мало радостное событие происходило вовсе не в субботу, как логично вытекало бы из названия, на уборку школьной территории учеников снимали с уроков. Кое-кто этому, безусловно, радовался. Особенно если денек выдавался погожим и солнечным, симулировать рабочую деятельность на свежем воздухе большинству школьников нравилось куда больше, чем тосковать в классах. Большинству, но только не Дарье! Уборкой территории дворники должны заниматься, а в школу ходят с несколько иными целями. Кое-кто, конечно, живо сообразив, что присутствие отмечать не станут, поспешно слиняли, решив вместо дня трудотерапии устроить внеочередной выходной, но Дашу не так воспитывали, чтобы прогуливать. День, когда седьмой, восьмой и девятый классы отправили трудиться на благо родной школы, был наполнен ласковым весенним солнышком и оглушительным птичьим щебетом. Многие побросали куртки на крыльце, в одних свитерах с гомоном носясь по школьному двору и швыряясь комьями побуревшей прошлогодней травы, которую предполагалось вообще-то собирать в мешки. А Дарья мерзла. Несмотря на обманчивое солнышко, день выдался прохладным, влажным и ветреным – другие словно бы и не замечали этого, а ее по-весеннему свежий ветерок пробирал до самых костей, заставляя все плотнее кутаться в большой шарф поверх коричневого демисезонного пальто. – Что-то ты скучная сегодня? – сочувственно поинтересовался Юлий из восьмого класса, присаживаясь рядом. – Замерзла? Мне показалось, сегодня довольно тепло… – По-моему, я опять простудилась… – тихо ответила Даша, обхватив себя за плечи. Ее слегка лихорадило. Даже принять посильное участие в облагораживании территории казалось нереальным: озябшие ладони не желали слушаться. Юлий улыбнулся и хотел высказать какое-нибудь дежурное ободрение или сочувствие, когда ехидное покашливание заставило обоих поднять головы. Варфоломей Мефлодин – довольно-таки симпатичный зеленоглазый блондин, которого, однако, все время портила капризно-брезгливая гримаса, уставился на них сверху вниз, едва не искрясь от гнева. О его привычке вести себя по отношению к несчастному Юлику, и без того натерпевшемуся из-за своего имени, словно не друг, а ревнивая подружка, в школе давно уже устали слагать анекдоты. – Не понимаю я этого, – даже во время разговора умудряясь поджимать капризно изогнутые губы, процедил блондинчик. – какого черта арабы едут в Россию, чтобы потом жаловаться на наш климат? – Вообще-то я в этом городе родилась, – обычно Даша предпочитала не вступать в пререкания со всякими напыщенными снобами, но неожиданно для себя вспыхнула негодованием. Правда, выплеснулось оно как-то криво, прозвучав скорее как попытка оправдаться. – Какая мне разница, ты или кто-то из твоих родителей, – скривился Варфоломей. – а то я не в курсе, в каком тут некоторые уже поколении. Едут и едут, словно Россия – резиновая! Настоящей русской крови скоро уже вообще не останется! Варфоломей Мефлодин, как он утверждал, был прямым потомком какой-то дико благородной дворянской фамилии. Его матушка – вроде как потомок русских мигрантов во Францию – вернулась в Россию в годы перестройки, будучи уже дважды разведенной и с двумя почти взрослыми сыновьями на буксире, еще раз выскочила замуж за потомственного дворянина Мефлодина, таинственным образом пережившего советское время, но долго в российской глубинке прожить не сумела, теперь постоянно мотаясь по Европе. Одержимость отца чистотой крови и благородством фамилии в полной мере передалось и сыночку, теперь даже из двух своих братьев по матери признающего только старшего, носящего хоть и французскую, но тоже древнюю и благородную фамилию, средний же, отец которого был, так сказать, происхождения пролетарского, за родню признавался с зубовным скрежетом. – Варф, тебе не стыдно? – возмутился неконфликтный Юлик. Черные – нетипичные для натурального блондина, словно флакон туши на них извел – ресницы Варфоломея с изяществом дрогнули. – Стыдно – мне? – переспросил он. – Ты яшкаешься со всякими, никого не стесняясь, а МНЕ должно быть, по-твоему, стыдно?! – А ну! – возмутился оказавшийся поблизости Егор Горшков, во-первых, на дух не переносящий Мефлодина, всех доставшего со своими благородными предками, во-вторых, очень тепло относящийся к Дарье, у которой всегда можно было списать домашнее задание. – Ты, арийская морда, извинился – немедленно! – Опять ты, очкарик? – передернувшись, процедил сквозь зубы Варфоломей. – Ты работай, работай, труженик метлы, не лезь в чужие разговоры, может, в жизни пригодится – хоть дворник из тебя и получится! Егор, действительно по случаю субботника оказавшийся с метлой в руках, вспыхнул от негодования и попытался обозначенной метлой навалять Мефлодину по блондинистой башке. Тот, увернувшись, не остался в долгу и лягнул очкарика по коленям. Падая, Горшков все же умудрился зацепить Варфоломея и оба покатились по старательно сметенным в горку истлевшим прошлогодним листьям. Юлий и подоспевший Никита попытались было их растащить, но в результате сами втянулись в ругающийся и обменивающийся тумаками клубок. Еще минуту спустя к компании непонятно на чьей стороне присоединились хулиганы, вернее, присоединился в основном охочий до любых драк Сержантов, Рыжий Юрка подбадривал товарища, стараясь сам не попасть под раздачу, а Куртин суетился чуть поодаль, торопливо дожевывая чипсы из пакета – присоединиться хотелось, но отбрасывать ценный продукт было жалко. Вокруг стервятником кружила одна из Сорокиных, что-то с невероятной скоростью строча в блокнотике, а второй что-то не наблюдалось – и ничего хорошего это не предвещало… Опасения не замедлили воплотиться в лице решительно шагающего в сторону потасовки химика Савелия Трофимовича Северинова. Фамилия химику очень подходила, ибо взглядом этот субъект легко мог производить мгновенную заморозку продуктов. Длинное черное пальто от быстрого шага развевалось за спиной учителя, словно крылья огромной хищной птицы, пикирующей с неба на потерявших бдительность драчливых воробьев. Орлиный профиль и нехорошо поблескивающие черные глаза довершали сходство. Вокруг приближающегося химика суетливо вертелась вторая Сорокина, тараторя что-то на тему «Вот, я же говорила, Горшков опять устроил драку!» С Егором у учителя химии была не совсем понятная остальным идеологическая вражда. Чем таким провинился парень – не паинька, но, в общем-то, и не хулиган – никто толком не знал, но, если химик безразлично спускал любые выходки банде Рыжего Юрика, то несчастный Горшков шагу не мог сделать, не нарвавшись на замечание. Вообще-то Дарья учителей уважала, но такая предвзятость просто не могла быть справедливой! Кроме того, Савелий Трофимович как человек был не слишком ей приятен, Даша никак не могла понять, почему старшеклассницы, особенно Мария Сушкина – умная, красивая и весьма талантливая особа, несмотря на свои качества, совершенно никому не интересная – закатывают при приближении немолодого некрасивого мужчины с резким характером глазки, томно бормоча «ах, он такой загадочный, такой сложный, такой непонятый!» (сам Северинов от поклонниц шарахался, а многочисленные анонимные записки, которые девушки без устали ему подсовывали, отправлял в мусорное ведро, даже не глядя). – Горшков! – рявкнул химик, с видом дамоклова меча нависнув над кучей-малой драчунов. – немедленно извольте объясниться! – А чего я?! – раскрасневшийся взъерошенный парень в съехавших набок очках с отломанной дружкой, перестал душить Мефлодина. – Почему чуть что, сразу я?! – Насколько я понимаю, – от голоса учителя химии трава вокруг, кажется, на глазах покрывалась инеем. – драку начали именно вы. Мальчик насупился и опустил взгляд. – Слушай, очкарик, ты либо слезь с меня, либо пользуйся случаем, а то спина мерзнет! – ехидно подал голос Варфоломей. Егор сплюнул – не стой рядом по-прежнему Савелий, не исключено, что плевок пришелся бы не в сторону, а прямо в «арийскую рожу» блондинчика. – Если вы не в состоянии ответить словами на слова, Горшков, и лишены аргументов – есть повод усомниться в собственной правоте, вместо того, чтобы распускать кулаки! – отчеканил химик, холодно наблюдая, как драчуны расползаются в стороны. Хоть на остальных он и не обратил своего драгоценного внимания, само звучание голоса подействовало, как вылитое на дерущихся ведро ледяной воды. – Он говорил гадости Дарье! – И вы вступились за честь прекрасной дамы, Горшков! – свежезамораживающий взгляд скользнул по девочке. – Очень благородное оправдание! Ладно, с вами я еще поговорю. Резко развернувшись – полы плаща снова взметнулись черными крыльями – Северинов пошел прочь. – Безобразие! – напустилась на химика возле крыльца школьный психолог Жанна Ренатовна Роликова. – Савелий, как вам не стыдно так предвзято относиться к ученикам! Подумайте о последствиях и раскайтесь! На самом деле вы добры и отзывчивы! На секунду учитель химии от такой непривычной характеристики опешил. – Вот только не надо мне указывать, как и кого мне учить, – неприязненно ответил он. – слышал, вы недавно издали очередной опус за свой счет? Вот и дарите народу авторские экземпляры с автографами, а в мою работу не лезьте! – Северинов, я Вас прикончу когда-нибудь и мне за это ничего не будет! – клятвенно пообещала Роликова. Недавние драчуны с унылым видом отряхивались от грязи и листьев. – Опять маму в школу вызовет! – убито пробормотал Егор, пытаясь приладить сломанные очки обратно на нос. Варфоломей хмыкнул. – Это твоя мамуля-то всегда с удовольствием! – солнечно заулыбался блондин. – Только придумай, как на этот раз папашу отвлекать будешь… Захлебнувшись глухим рыком, Егор подхватил с земли обломок растерзанного в драке помела и, размахивая им с воплем «Все ты, фашист недобитый, вот я тебе сейчас!...» рванул за блондином, размахивая импровизированным дрыном. Около получаса спустя почти все вольные и невольные участники стычки с понурым видом сидели в кабинете Олимпиады Богдановны, сверля взглядом пол под ногами и опасливо поглядывая на постепенно собирающихся там же родителей. Еще более строгий, чем обычно, взгляд Тамары не предвещал дочери ничего хорошего – Дарья не питала иллюзий по поводу того, что мать не затевает ей разборок при посторонних, прекрасно понимая, что все еще выслушает дома. Родители Мефлодина и несчастного Горшкова задерживались, что не прибавляло хорошего настроения остальным. Отцом Никиты оказался немного усталый на вид мужчина с непримечательной внешностью штатного клерка, а матерью Рыжего Юрика – энергичная, даже несколько суетливая тощая дама с ярко-рыжими кудрями и стервозным острым лицом, шумно твердящая хмурящемуся Северинову, что ее сын к драке никакого отношения не имеет. Тот раздраженно огрызался, время от времени вынуждая Олимпиаду Богдановну сухо требовать вести себя повежливее перед учениками и родителями. Надо сказать, с директрисой у химика отношения тоже не сложились. Кажется, он сам метил на директорское кресло после того, как вынужден был уйти прежний директор школы, о котором по невольной вине психолога Роликовой мамаша сестер Сорокиных – специализирующая на скандальных темах журналистка – раскопала и тут же обнародовала некоторые глубоко личные факты биографии, после чего большинство родителей потребовали немедленно отстранить Альберта Даниловича от обучения их сыночков, и убеленного сединами педагога, дабы избежать скандала, поспешно выпроводили на пенсию. Савелий Трофимович и Олимпиада Богдановна тогда были завучами и имели приблизительно равные шансы, но директором назначили ее – вполне в характере Северинова было затаить обиду. А всей остальной школе оставалось только радоваться: при всей своей строгости и старомодности Олимпиада детей искренне любила, а химик, похоже, люто ненавидел, как и Арест, став учителем только потому, что других перспектив не было. – Прошу прощения за опоздание, – вкрадчиво промурлыкал элегантно упакованный светловолосый мужчина, вальяжно вплывая в кабинет. – не мог найти парковку для лимузина рядом со школой, пришлось идти пешком… – Аж с противоположной стороны улицы, – тихо, но ехидно вставил Никита. Мефлодин-старший (сходство между отцом и сыном было очевидным) покосился на растрепанного мальчишку, потом на его напоминающего клерка отца, и, не сочтя его достойным ответа, только презрительно дернул уголком губ. Стоило признать, презрительные гримасы у него выходили гораздо изящнее и естественнее, чем у сына, наверное, сказывался опыт. – Добрый день, Олимпиада Богдановна, – слегка поклонился директрисе вошедший. – надеюсь, школьникам понравился компьютерный класс, оборудование которого я спонсировал? Большая честь для меня оказать посильную помощь вашей замечательной школе! Если я могу сделать что-нибудь еще… – Уже не сомневаюсь, что Варфоломей тут будет присутствовать исключительно как пострадавшая сторона, – тихо буркнул Гарик. Северинов аж подскочил, моментально забыв о надоедливой мамаше Юрика, и резко развернулся к несчастному мальчишке, буквально пригвоздив Егора к стулу своим пронзительным взглядом. – Не хочет ли Горшков сказать, что у школы можно купить право нарушать дисциплину? – Савелий, прошу Вас, успокойтесь, – обычно строящий всех голос Олимпиады Богдановны на этот раз прозвучал холостым выстрелом. – Вы переходите все границы в своем неуважении как к школе, так и к элементарным правилам приличия, Горшков! Имейте в виду, Вы сам вынуждаете идти на крайние меры!.. Олимпиада Богдановна, я считаю необходимым… Договорить, к чему, по его мнению, должен быть приговорен незадачливый нарушитель школьной дисциплины, химик не успел. Дверь в директорский кабинет скрипнула вторично, впуская невысокую рыжеволосую молодую женщину, с приятным, но незапоминающимся, почти ничем не примечательным лицом – если бы не пламенная шевелюра, наверное, женщина была бы совсем уж неприметной. Впрочем, у нее были красивые глаза: зеленоватые, как лесные омуты, в глубине которых время от времени скакали озорные чертенята. Чувствовалось, что за мягкой внешностью домохозяйки и примерной мамочки скрывается какое-то второе дно… однако Дарья никак не ожидала, каким громом небесным ознаменуется появление и мелодичное извинение за опоздание Лилии Леопольдовны Горшковой. Вернее, громоподобной тишиной – химик моментально перестал шипеть, и растерянно обернулся. – Севушка, ты невыносимый тип! Сколько раз в неделю я, по-твоему, должна бегать в школу? Что на этот раз: Гарик чихнул на твоем уроке, или что? Это она с СЕВЕРИНОВЫМ разговаривала?! «Севушка»… Дарья с суеверным трепетом покосилась на химика. – Лиля… – с какой-то непривычной неуверенностью качнул головой тот. – Твой сарказм, по меньшей мере, неуместен. Я уже не знаю, что может заставить Егора вести себя менее… вести себя более… Ты знаешь, я честно прилагаю все усилия – и сегодня он опять устроил свалку! Это болезненное стремление постоянно привлекать к себе внимание постоянными дикими выходками! Впрочем, я не удивлен, ведь у него всегда перед глазами пример отца, который даже… – Сева, – Лилия Леопольдовна слегка нахмурилась. – я тебя просила, не начинай! – Да… да, конечно. Но обращаться

к твоему мужу все равно, что тушить пожар бензином, если кто-то и способен повлиять на этого невозможного ребенка, то только ты. – Все дети иногда нарушают правила, это одна из черт детства, – женщина лукаво улыбнулась, продемонстрировав приятные ямочки на щечках, и погрозила Северинову пальцем. – я могла бы назвать имя одного мальчика, который со мной когда-то учился в одном классе, едва не взорвавшего школу, затеяв на лабораторной работе один рискованный эксперимент… не припоминаешь такого? – Ну… да, пожалуй, ты права, – поймав мягкую ладошку с аккуратными пальчиками без маникюра, суровый химик благоговейно, словно хрустальную, сжал ее в своей худой слегка хищного вида руке. – может быть, я слегка погорячился… – Он сказал «ты права» – с искреннем ужасом прошептал Никита Дарье в ухо. – приехали, Кукушкина – кукнулся наш химик… Гарика убивать не стал, чужую правоту признает… Надо скорую помощь вызывать! Однако по-настоящему страшно Дарье стало, когда она краем глаза увидела самого Егора. Обычно дружелюбный паренек едва не трясся от бешенства, казалось, он сейчас готов броситься на учителя с кулаками. Глаза – всегда такие же зеленоватые, со смешливыми чертиками, как у Лилии Леопольдовны – потемнели от ярости за треснутыми после драки стеклами очков. Неохотно отпустив руку, которую и без того продержал несколько дольше, чем диктовал этикет, Северинов совершил совершенно невероятное – слегка похлопал по плечу окаменевшего от гнева Егора. – И все же я рекомендовал бы посерьезнее отнестись к воспитанию Гарика, он талантливый мальчик, уверен, что он мог бы стать одним из лучших учеников школы, утруждай он себя хотя бы элементарной дисциплиной. Уверен, Лиля, на тебя можно положиться. Варфоломей ехидно хмыкнул. На секунду Дарья подумала, что сейчас «талантливый мальчик» (которого до сих пор учитель химии называл несколько иначе, а обзывал еще покруче) бросится его мутузить прямо в кабинете директора. – Савелий, – снова подала голос директриса. – Да-да… гм, надеюсь ребята задумались над своим поведением и больше не повторят ошибок. Правила дисциплины обязаны к соблюдению для всех… – Если только вы не в состоянии откупиться компьютерным классом «для родимой школы»! – шепотом вставил Никита. – Действительно, не всем же тратиться на компьютеры, когда у некоторых есть мамаши с красивыми глазками, за которые им все… – Угу, твоя-то мамаша такие декольте носит, что на глазки ее вообще никто не смотрит! Северинов, охваченный приступом неестественного благодушия, пропустил реплики Никиты, Варфоломея и Егора мимо ушей, но суровый взгляд директрисы заставил мальчишек примолкнуть. – Обидно, что нам доводится встречаться только из-за школьного хулиганства, – почти робко заметил Савелий. – может быть… – Не может, – тихо, но твердо прервала его Лилия Горшкова, мимолетно, кажется, со слегка виноватым видом коснувшись плеча химика ладонью. – Гарик, пойдем! Следовало бы запретить тебе идти после такого на матч, но только потому, что вы с отцом так этого ждали… – Постойте, я провожу, – воскликнул Северинов. Вскоре процессия из понурых учеников, раздраженных родителей и столь вопиющие нарушение законов мироздания под названием «химик Северинов в добром расположении духа» оказались на школьном дворе. Дарья опасливо поглядывала на Тамару, прикидывая, сколь серьезной выволочки следует ожидать, поэтому не успела заметить, когда дорогу им преградил очень высокий худой мужчина с иссушенным, как у мумии, хотя, кажется, и не старым лицом. Реакция на его появление была… весьма бурной. Лилия Горшкова охнула и свалилась без чувств, Савелий Трофимович едва успел подхватить ее в заботливые объятья. Сам химик и старший Мефлодин, в миг подрастерявший свою чопорную надменность, заметно изменились в лице. – Знакомые все лица! – насмешливо процедил незнакомец. – Да-да, Мефлодин, друг мой, слухи о моей смерти были несколько преувеличенны. Надеюсь, те деньги, что ты так ловко успел прикарманить, послужили хорошим стартовым капиталом? Слышал, ваша семейка процветает. А вот ты, Савелий… неужели, ты и впрямь вздумал стать учителем? Возишься с ребятней… С моей помощью ты уже был бы ученым с мировым именем – не сожалеешь об упущенных возможностях? Что-то мне подсказывает, она так и не оценила этой жертвы, – с кривой ухмылкой кивнув на бледную, как полотно, Лилию Горшкову, добавил он. Егор, сжав кулаки, шагнул ему навстречу. – Держись от нас подальше! Иначе, клянусь, я заставлю тебя пожалеть – еще не знаю как, но… – Это, я думал, любому ребенку известно. Ну там сундук на дубе, заяц в сундуке, утка в зайце, а в утке хрустальное яйцо от Фаберже! – охотно подсказал мужчина. – Надеешься бросить мне вызов, мальчик – такое право есть у любого! – развернувшись, он зашагал прочь со школьного двора, оставив всех стоять столбами. – Мефлодин, с тобой я еще поговорю, долги следует возвращать. А ты, Савелий… если все же передумаешь – знаешь, где меня разыскать. – Гениально! – охнула непонятно откуда взявшаяся Жанна Роликова и, усевшись прямо на школьном крыльце, почти там же, где незадолго до драки тряслась от холода Даша, принялась что-то быстро строчить в большой, почти целиком исписанной тетради. Лилия слабо шевельнулась в руках Северинова и открыла глаза. – Снова прилив вдохновения, Жанна? Короче все умерли – и все такое, – все еще бледная, как полотно, весело осведомилась она и подмигнула. – Я имею право на иронию – меня-то она «прикончила» одной из первых. Кстати, сюжет про дуб, сундук, зайца, утку и яйцо вроде как народный. – Избито, ты права, да, наверное… Заранее ожидаемо. Семь яиц… нет, в этом теперь углядят что-то фрейдистское! Семь… семь артефактов… Словно впавшая в транс школьная психолог, кажется, насмешки даже не заметила. – Ты в порядке? Может, подвести тебя… вас с Егором домой? – не спеша выпускать Горшкову из объятий, осторожно спросил Северинов. – Не стоит, я уже в норме. Просто от неожиданности… – Горшков, а Горшков, так это что, тот самый хмырь, из-за которого тебя в детстве на голову ушибли? – вкрадчиво осведомился младший Мефлодин. – И тот самый хмырь, у которого твой отец был на побегушках! Мама, пойдем отсюда! – Да кто он вообще такой? – Спонсор, – неохотно выдавил папаша Мефлодин. – Бывший, – с еще большей неохотой отрезал Северинов, огорченно оглядываясь в сторону Лилии Леопольдовны, однако, стоило женщине, приобнявшей за плечи хмурого сына, скрыться из поля зрения, моментально стал самим собой и, окинув всех таким привычным и почти родным желчным взглядом, сухо обратился к Тамаре. – Я не советовал бы Вам позволять дочери общаться с этими мальчиками. Дарья старательная и добросовестная ученица, я всегда ставил ей честно заслуженное «четыре», но в этой четверти, боюсь, вынужден буду занизить балл за подсказки и болтовню на уроках. А теперь еще и драка… – Дарья не дралась, – в тон, холодно, возразила Тамара. – Да, но она спровоцировала ссору. Понимаю, девочкам часто льстит, когда из-за них устраивают дуэли, но есть же школьные правила. – Можете не сомневаться, с дочерью я поговорю, но, в свою очередь, не советовала бы Вам спешить с голословными обвинениями – пока Вам, по крайней мере, нечем их подтвердить. – Что Вы, это было всего лишь замечание. – Даша. Дома поговорим.

====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 5. Маргарита ======

Я в сплошных кринолинах,

Он в сплошных позументах,

В аромате жасмина

На своих постаментах.

Нет бы вымолвить слово,

Нет бы двинуть рукою –

Невозможно такое,

Не нарушив покоя…

«Менуэт»

Едва шагнув в полутемную прихожую, Марго едва не споткнулась сперва о кота Кузьку, потом – о почему-то ползающую между обувными шкафчиками на четвереньках Лильку. Воспитание настоящей юной леди вынуждало Маргариту называть кошку «кошкой», даже наступив на нее в темноте, а мотивы поступков своей младшенькой девочка уже давно отчаялась понять. – Ты чего?! – Тс-с! – Лиля изобразила «страшные глаза», какие обычно делала, когда обе сестры были помладше и вместе слушали сказки на ночь, и приложила пальчик к по-детски полным губкам. – К нам пришел в гости Кощей Бессмертный! – Лилия, ты уже взрослая… уф! Ну не могла бы ты хотя бы играть в своей комнате, а не в коридоре, а? – Я серьезно! – оскорбилась мелкая, однако голоса не повысила, продолжая шептать. – Настоящий Кощей. Он в гостиной с родителями, а чтобы попасть в комнату, надо через гостиную пройти! – Ну, хорошо, – устраивая пальто на вешалку, проворчала Маргарита. – Подожди, сейчас переобуюсь и пойдем вместе, посмотрим, что там у тебя за Кощей такой. – А ты не боишься? Ты-то взрослая, вдруг он захочет на тебе жениться, как в сказках. – Если как в сказках – ну и отлично, – Марго с усмешкой взъерошила сестре волосы. – соглашусь, стану наследницей всех его сокровищ, а потом мой витязь найдет нас и победит Кощея в поединке. Так ведь во всех сказках! Лиля на пару минут призадумалась о возможных рисках и выгодах. Наверное, профессия отца – банкира успела наложить отпечаток на мировоззрение обеих дочек. – А у тебя есть витязь? – Разумеется! Настоящий герой, как в сказках! – Иван-дурак? Улыбка старшей сестры слегка увяла. Умеет же Лилька сказать «приятное» вовремя – не отнимешь! Что еще более задевало, устами младенца действительно частенько глаголила истина – в том числе и не самая лицеприятная. – Витязю позволено быть немного… дураком, – наконец неохотно признала Маргарита. – главное, чтобы царевна была Премудрая. А мужчине достаточно быть смелым, самоотверженным и надежным: лишние ум и красота им только во вред. – А-а… Девочка аккуратно поставила белые замшевые сапожки в ящик и надела домашние туфельки. – Ну что же, пойдем, посмотрим на твоего Кощея. Мужчина в гостиной действительно живо напоминал Кощея из сказок. Болезненно-тощий, словно вытянутый в длину, с узким, осунувшимся лицом серого, как на черно-белой фотографии, цвета. Определить его возраст было просто невозможно, в равной степени незнакомцу могло бы быть и тридцать и пятьдесят. Одет он был, конечно, не в вороненые доспехи, а в претенциозно-дорогой темно-серый костюм, явно пошитый на заказ, но все равно несколько мешковато сидящий, да и вместо традиционной «кощеевской» лысины у типа оказались неожиданно красивые серебристо-черные, как соболиный мех, волосы, немного не достигающие плеч, только не слишком удачно зачесанные назад, так, что только подчеркивалось чересчур узкое и длинное лицо. А еще в костюме мужчины был перебор с золотыми украшениями – из настоящего и весьма качественного золота, однако, в таком количестве смотрящегося дешевой бижутерией. – А вот и наша Маргарита! – широко улыбнувшись, Геннадий встал навстречу заглянувшим в гостиную дочкам. Гость тоже вежливо встал, однако Маргарита, уже обладающая традиционно-женским умением чувствовать, нравится ли она кому-либо, с мысленной усмешкой заключила, что опасения Лильки явно были напрасными – тип смотрел на нее с равнодушием, даже некоторым разочарованием. Не то, чтобы оно ей было надо… Хотя, возможно, появись у Коли возможность действительно ее спасти из полона злого колдуна, он наконец угомонился бы? – Очень приятно, – с сухой вежливостью произнес незнакомец. – Маргоша, это Константин Трофимович Золтар, я ведь о нем рассказывал. Ого! О Золтаре Маргарите действительно приходилось слышать многое – в банкирской среде этот человек, глава огромной финансовой корпорации, считался настоящей акулой (что, учитывая среду как таковую – говорило о многом!), и был известен под двумя прозвищами: царь Мидас – за свое умение «одним прикосновением» превращать любые проекты в колоссально прибыльные, да и за внешний вид в какой-то мере тоже, именно так, изможденным и при этом с головы до ног увешанным золотом и должен был выглядеть мифический Мидас – и, тут Лиля оказалась на редкость проницательна – Кощей Бессмертный: опять же за характерную внешность и весьма ценную для крупного банкира с кучей влиятельных должников привычку каким-то образом выходить невредимым из многочисленных покушений. А еще именно Золтару Геннадий Романов был обязан львиной долей своих проблем в Петербурге… И что, интересно, теперь этот тип делает в их гостиной? – Мне стоило некоторых усилий разыскать Вас, а вышло это совершенно случайно, когда у самого появились дела в этом городке, – словно угадав ее мысли, заметил финансовый монстр. – что за странное паникерство – сбегать куда-то и прятаться? В двадцать первом веке всегда лучше начинать с попытки договорится, как цивилизованные люди, не правда ли? – Признаться, я действительно запаниковал, – смущенно отозвался Геннадий. – у вас… столь серьезная репутация. – Для любого человека естественно в первую очередь попытаться защитить свою семью, это нормально. Ну что же… теперь, когда мы разрешили все недоразумения, господин Романов, я надеюсь на дальнейшее сотрудничество с Вами, – Константин Трофимович пожал ему руку, изобразил полукивок-полупоклон в сторону Елизаветы и девочек. – Желаю удачи. – Слышали, – украдкой переведя дыхание, когда гость удалился, обратился к семье отец. – я даже и не рассчитывал, что все сложится так удачно. Можете начинать собираться, думаю, скоро мы возвращаемся домой. – Возвращаемся? – Маргарита терпеть не могла тупо переспрашивать, но это вырвалось само собой прежде, чем она успела толком переварить информацию. – Как это… возвращаемся? Не то, чтобы она была этому не рада… Рано или поздно проблемы отца должны были разрешиться – не собирались же они всю жизнь прожить в Вересково. Но как же не вовремя! Они так и не успели разыскать Елену, да и Николай бродит неизвестно где в поисках своего подвига… Нет, исключено, она просто не может всех бросить именно сейчас! – Мы не можем переехать СЕЙЧАС! Нельзя просто взять и сорваться с места! – воскликнула девочка вслух. – Маргарита, я многое упустил за этот год и должен вернуться к работе как можно быстрее. Мы не можем себе позволить разочаровать Константина Трофимовича сейчас, когда он столь любезно предложил мне свою поддержку… ты знаешь, большинство моих коллег душу бы за это продали! – Но ты, к счастью, не продал! Ты теперь его деловой партнер или мальчик на побегушках? – Маргоша, видишь ли… – Она права, – неожиданно поддержала старшую дочь Елизавета. – девочкам нужно закончить учебный год, да и вообще, наша семья – не палаточный лагерь на учениях, чтобы срываться с места по свистку. Если тебе так горит, отправляйся в Петербург сейчас, а мы присоединимся к тебе в июне, в нашем НИИ мне дали отпуск ровно на год. – Лизонька!.. Решив не слушать дальнейшую дискуссию – уж если мама взялась за дело, то в исходе и без того трудно сомневаться – Маргарита прошмыгнула в свою комнату. И, устроившись на кровати, обхватив руками колени, призадумалась. Стопроцентной уверенности все же позволить себе было нельзя: слишком многое поставлено на кон, значит, пора перестать выжидать удобного момента и начинать, наконец, действовать. Откопав в сумочке мобильник (обладавший какой-то мистической способностью постоянно пропадать там без вести, хотя сама сумка с трудом вмещала, собственно, телефон, ключи и косметичку), девочка набрала номер Виктории, оказавшийся вне зоны доступа. Определенно, их рыженькая предводительница была из категории людей, которые постоянно мозолят глаза, но бесследно исчезают, едва наступает тот редкий момент, когда они действительно зачем-то нужны! Бросив мобильник под подушку – не забыть бы потом, где его искать! – Марго потянулась к стационарному телефону на туалетном столике и набрала сперва номер Дарьи, выслушав строгое уведомление Тамары, что ее дочь наказана и телефон под арестом, потом Алины, которой дома не оказалось и, после некоторых колебаний – Евгении, но с тем же успехом. Да-а… С такими подругами, что называется, каши не сваришь, а только съешь! И как назло, именно она в пятерке так и не сумела раскрыть свою активную магическую силу, так что обойтись без них будет затруднительно. Задумчивый взгляд переместился на подоконник. Маргарита никогда особенно не любила возиться с цветами в горшках – одним из увлечений Елизаветы – но рука у нее на это дело была счастливая, даже при довольно невнимательном обращении зеленые питомцы чувствовали себя замечательно. А последние пару месяцев вообще впали в самое настоящее буйство: на подоконниках образовались целые клумбы, герани стали похожи на разноцветные капустные кочаны, плющ обвил целую стену и часть потолка, украсившись россыпью маленьких белых звездочек, приятно пахнущих медом, кактусы выпускали длинные стрелки, едва не ломающиеся под тяжестью крупных мохнатых цветов… зацвели даже водоросли в декоративном аквариуме! Елизавета – научный сотрудник как раз в области ботаники, коронованная, кстати, парой отличных диссертаций, недоумевающее бормотала о неестественно-теплой зиме и раннем погожем марте… а ее старшая дочь, напротив, совершенно точно знала, когда началось дома это растительное безумие – с того самого дня, как она познакомилась с Николаем. Даже без Венца Прии ее сила пробуждалась, увы, даже после его возвращения все еще слабо поддаваясь контролю. Помимо разбуянившихся комнатных растений время от времени случались казусы: сама собой пыталась мыться посуда, а один раз – к счастью, дома никого, кроме Маргариты не оказалось – неожиданно ожил веник, решивший смести рассыпавшуюся после того, как лопнул очередной слишком тесный цветочный горшок, землю, после чего вернулся в свой уголок, где под недоуменным взглядом девочки сам начал покрываться мелкими листочками и цветами! Самое, что ни есть, реальное подтверждение, что ее магия тоже существует. Надо только научится направлять ее, подобрать ключик: как Марго успела убедиться, для каждой из Берегинь этот ключик оказался своим, особенным, так что опыт подруг ей, увы, не поможет. С другой стороны, сила каждой из Берегинь пробуждалась именно в тот момент, когда была действительно необходима. Если всю жизнь разумно выжидать, избегая таких моментов, то ничего и никогда не добьешься, иногда стоит пойти на обдуманный риск. Надо только разобраться, с чего начинать. С чего вообще все началось? Книжная лавка встретила Маргариту замком на двери и – когда этот замок послушно щелкнул, впуская ее внутрь – совершенно пустыми мрачными залами. Дверь в «лабиринт», по которому ей в компании остальных Берегинь уже приходилось дважды пробираться, куда-то бесследно пропала, теперь изнутри магазинчик уже совсем не казался больше, чем снаружи. В пронзительной тишине странное шебуршание под одним из антикварных шкафов прозвучало почти оглушительно, заставив Марго вздрогнуть. Крысы здесь, что ли, водятся? Вспомнив свою позорную реакцию на бельчонка Орешка в ветеринарной клинике, девочка досадливо поморщилась и решительно двинулась на шорох. Если там была и крыса, то довольно крупная… – Снова ты, воришка?! – насмешливо воскликнула Марго, различив в полумраке знакомую приземистую фигурку домового. – А говорил, что берешь только то, что плохо положено! Помесенок попытался было дать стрекача, однако был бесцеремонно схвачен за шиворот и приподнят над полом. Несмотря на маленький рост, он оказался намного тяжелее, к примеру, Лильки. – Да не трясись ты! У меня к тебе деловое предложение. – Таки я весь во внимании! – перестав барахтаться, тут же откликнулся мелкий пройдоха. На всякий случай придерживая его одной рукой за шиворот, девочка достала из кармана пальто крупный блестящий брелок, усыпанный стразами, и потрясла им перед носом ховалы. – Вот. Проводишь меня по этому лесу до резиденции Чернояда – замок у него там, или что – получишь. – Князь, таки, опасно очень, – мотнул головой домовенок. Таким тоном говорят водители такси, которые ни за что, ну ни за какие деньги, не согласны ехать в такую даль! Однако блестящая фенька очень красноречиво отражалась в выпуклых, немного похожих на лягушачьи глазах двумя бриллиантовыми звездочками. Усмехнувшись, Марго выудила из кармана посеребренную фигурку кошки на цепочке и покачала в пальцах. Помесенок дрогнул. – блестящие штуки таки вперед! – Одну вперед, другую – когда доберемся до места, – решительно возразила она, слишком хорошо припоминая, как в прошлый раз Фома сбежал, бросив их в лесу. Жадность в нем определенно перевешивает трусость, не самое приятное качество, но на нем можно сыграть. – Ну хорошо, – вздохнув, согласился Ховала. – чего таки не сделаешь ради бескорыстной дружбы! – и с требовательным видом протянул ладошку за брелком. Если в городе зима, казалось, давно уже отступила окончательно, то в лесу все еще держалась за свои права. Ярко светило солнце, оглушительно щебетали невидимые в кронах деревьев птицы, но стволы все еще тонули в глубоком, хотя и потемневшем, снегу. В демисезонных сапожках и элегантном пальто Маргарите было прохладно, кроме того, наверное, заранее следовало бы учесть, что предстоит очередная прогулка по лесу и одеться в джинсы и лыжную куртку… Поспевать за закутанным в тулуп и шапку так, что наружу торчал только лиловый кортофелеобразный нос, но при этом неожиданно шустрым помесенком, стоило некоторых усилий. Маргарита не слишком увлекалась фэнтези, вообще-то говоря, совершенно не увлекалась, однако с общими канонами волей-неволей знакома была. И в какой-то мере подсознательно ожидала увидеть что-то вроде черного полу заброшенного замка на одинокой скале, умом, конечно, понимая, что никаких скал в окрестностях нет и быть не может. Но мало ли, какие еще фокусы выдают эти пространственные искривления, благодаря которым в лес можно попадать из лавки антикварных книг или дома математички? Может быть, свернешь тут куда-нибудь не туда, и угодишь прямиком в Карпаты, просто созданные для размещения мрачных полузаброшенных замков? Но никаких Карпат, когда лес сперва поредел, а после и закончился, выпустив путников к ошеломляющих размеров и красоты озеру, уже почти очистившемуся от ледяной корочки, разумеется, не обнаружилось. Серебристый замок в россыпи изящных башенок располагался на острове посреди озера и отчасти тонул в стелющемся от воды тумане. Похоже, хозяин весьма ценил уединение, надежно закрыв обитель от непрошенных гостей… даже чересчур! – А где мост? – оторвавшись от восхищенного разглядывания причудливой изящной архитектуры, недоуменно воскликнула девочка. – Я таки обещал замок, а не мост! – попытался откреститься помесенок, но снова был схвачен за шиворот. – Вот когда подведешь непосредственно – к замку, тогда и получишь плату! Или возвращай брелок обратно! – Я таки не плаваю! – Я, представь себе, таки тоже – особенно в марте месяце! – Таки не верну ничего! Я время потерял, рискую таки собственной головой, оно мне уже надо? Может, мы разумно договоримся, я получаю половину платы, хотя это таки сущее разорение, поскольку замечу, ты заморочила мне голову, ни словом таки не обмолвившись, шо нужен не только замок, но и какой-то мост! Я уже исключительно закрыл бы на это глаза, но мысли о насущном хлебе для семьи, а замечу, что старая больная матушка так же сидит на моей шее, и – только представь себе, много ест! – Ты про озеро ничего заранее не сказал. Откуда мне знать, что это действительно дворец князя? Ах ты, маленький мошенник… Ох! Домовой рванулся, высвободив воротник из цепких пальцев, но при этом овечья ушанка свалилась с его головы, заставив Маргариту недоуменно ахнуть и отшатнуться. – Ты не Фома! Определенно, перед ней сейчас был домовой-полукровка, такой же приземистый, буро-рыжий, с зеленоватой кожей и картофельным носом. Но на этом его сходство с забавным деловитым Фомой и заканчивалось. – Фому тоже не обещал! – криво усмехнулся двойник. – отдавай цацку, как обещала, тебя тут все равно убьют, тебе она не нужна. – Что значит «все равно уб...»? Покрытая тонкой бесцветной корочкой весеннего льда вода в лесном озере, словно вскипев, забурлила и вспенилась. Маргарита в ужасе попятилась, а домовой-самозванец, моментально забыв про «цацку» бросился наутек. Девочка зачарованно наблюдала, как над поверхностью поднимается сперва изящная треугольная голова, потом длинное, переливающееся россыпью оправленных в белое золото чистейших сапфиров, змеиное тело дракона, превосходящего их давнего знакомца Айтвараса, по меньшей мере, в полтора раза. О точных размерах судить было трудно, поскольку часть его все еще была скрыта водой. Огромная змея зевнула, показав сложенные гадючьи клыки, и с недовольным прищуром уставилась на Маргариту. Вообще-то змеям не положено подвижных век, но у драконов они были, а у этого оказались еще и шикарные ресницы, обеспечивающие достойный голливудской кинодивы взгляд с поволокой. Гребень переливался всеми оттенками золота: от белого до почти оранжевого. – Князь? – громоподобно разнесся хороший оперный голос. – Это зачем тебе князь понадобился, Барби куколка?! Проваливай, пока я по-хорошему говорю! Что-то смутно подсказывало, что Маргариту тут неправильно поняли… – Что, дорогуша, язык проглотила? Расслабься, я сегодня не настроена никого убивать до обеда. Но еще хоть краем уха услышу, что тебе князя подавай!.. – Мне не нужен князь! – поспешно заверила Берегиня. – Абсолютно не нужен! – Да кому он вообще нужен! – охотно согласилась драконица. – Высокомерный ехидный нахал и зануда к тому же! Глаза бы мои его не видели! – А что Вы делаете в озере рядом с замком? – Жду его. В конце концов, я приехала с Лазурного берега, отмораживаю себе хвост в этом захолустье, а этот невыносимый тип притворяется страшно занятым какой-то срочной государственной чепухой – не могу же я уехать, даже не высказав ему все, что он по этому поводу заслуживает! Ты согласна, куколка? Я с ним еще поговорю… – Нисколько не сомневаюсь, что Вы с ним еще поговорите, и не раз. – Иронизируешь, да? – опасно прищурилась сапфировая драконица. – Э-э… ну вроде того. А вопрос можно? Разве драконы бывают девушками? – Идиотские вопросы подразумевают отсутствие ответа! – фыркнула гигантская змея. – А ты кто такая? Если тебе не нужен князь… если, конечно, ты не решила мне голову морочить! – Нет-нет. Совершенно. С другой стороны… В этот момент Маргарите подумалось, что если бы вдруг ей действительно – хоть и сложно это представить – понадобился этот князь, только последняя идиотка с прогрессирующими суицидальными наклонностями призналась бы в этом под откровенно ревнивым взглядом столь крупной и раздраженной гадюки. Оставалось надеяться, что змее не придет в голову то же самое… Но та рассудила иначе: – И правильно. Ни одна порядочная девушка к такому типу близко не подошла бы! Не считать же эту дожившую до наших дней мумию Нефертити, которую он, пользуясь моим отсутствием, где-то умудрился откопать! Вот скажи… Договорить драконица не успела. Неожиданно из леса выскочил «рыцарь без страха и упрека», вклинился между Берегиней и ее собеседницей и, размахивая непонятно откуда взявшимся мечом, больше всего напоминающим атрибут толкиениста (Марго когда-то занималась в секции фехтования и слегка в этом разбиралась), чем оружие, громко – словно надеялся переорать, как минимум, сотенную толпу или грохочущий водопад – провозгласил: – Пришел твой смертный час, чешуйчатая гадина! Выходи на бой! Маргарита от неожиданности возобновила прерванный столбняк, чего нельзя было сказать о драконице. Решив не спускать столь неожиданного и незаслуженного оскорбления, она на лебединый манер согнула возвышающуюся над водой часть гибкого змеиного тела и легко проглотила своего обидчика, после чего быстро, Марго даже не успела осознать, что произошло, скрылась под водой. К ногам Маргариты с жалобным лязганьем свалился осиротевший меч, заставив девочку, наконец, придти в себя. И закричать от ужаса. Это напоминало безмятежный сказочный сон. Девочка кружилась по цветущей летней поляне, и каждый цветок приветливо кивал, приветствуя ее. Она знала по именам каждый из цветов, Целая река вьюнков, в которую босые ступни погружаются по щиколотку, неведомым образом не сломав и не помяв ни единого листика или цветка… Нежные, ласковые побеги мягко обвивали щиколотки, словно желая обнять ее целиком, привязав к этой чудесной поляне, сделав ее хранительницей. Но внезапно солнце скрылось за грозовой тучей, резкий порыв ветра едва не сбил с ног, разрушив цветочные оковы и… странное это было чувство, необъяснимое. Словно собственное тело рассыпалось облаком цветов и травы, которое ветер подхватил, унося куда-то с прекрасной полянки, оставляя за собой шлейф сорванных лепестков… Маргарита не сразу поняла, что этим ветром был ее собственный безумный вопль. Мир вокруг обезумел. Щетинились пугающими иглами деревья, земля плыла под ногами, на глазах покрывшись какими-то странными побегами. Сапфировая змеюка снова выглянула из озера, брезгливо отряхиваясь от почти сплошь опутавших ее многометровое туловище. – Ей, ты рехнулась? – на всякий случай осведомилась драконица. – Ты чего вытворяешь? Чего водоем заболачиваешь?! – КАК ТЫ ПОСМЕЛА ОТНЯТЬ ЕГО У МЕНЯ?! Темная вода озера стремительно зеленела, превращаясь в беснующуюся мешанину тины и водорослей. Змее, однако, понадобилось несколько секунд, чтобы вникнуть в суть претензий. – Ты про «героя», что ли? – Что это за выходки: людей глотать! – Стану я еще этот чурбан пережевывать! – оскорбилась драконица. – Мне тут скучно – и вдруг такой юморист! Видимо, книжкой про рыцарство по голове получил – будет меня развлекать, сказки рассказывать про чудовищ. – Сказки в книгах читают! – Ты когда-нибудь пыталась читать книги под водой, душечка? – Верни его, НЕМЕДЛЕННО! – Ты того, сорняки-то убери… – Немедленно! – собственный голос прозвучал грохотом камнепада и треском ломающихся в бурю деревьев. Змеюка чуть склонила голову на бок, что, видимо, должно было означать попытку пожать плечами при отсутствии таковых, и с несколько брезгливым видом выплюнула мокрого, как мышь, отважного рыцаря, под ноги прекрасной даме. Маргарита протянула несколько дезориентированному столь бесцеремонно подмоченной репутацией Николаю руку, смутно ощущая какую-то неправильность окружающего мира. Когда Коля выпрямился, оказалось, что они почти одного роста, хотя раньше глаза девочки находились примерно на уровне его упрямого подбородка. Автоматически опустив взгляд, Марго в недоумении уставилась на свое одеяние: сочного зеленого цвета сарафан с золотым шитьем, что-то вроде короткого жилета с узором из цветов и колосков, и веселеньких сафьяновых сапожек, остренькие носы которых выглядывали из-под длинного подола . Какого… где ее пальто??? Где ультрамодные и купленные за бешеные деньги сапоги из замши?! – Было бы из-за чего шуметь! – ворчливо пробормотала драконица, погружаясь обратно в озеро. – Хотя приятно убедиться, что у меня еще не худший в мире случай! Эх, женское счастье, был бы милый рядом… Бывай здорова… Берегиня! Оправившись от шока, Маргарита вздохнула, приводя мысли в порядок, и яростно влепила Коле пощечину. – Никогда! Никогда не смей больше так поступать, слышишь!!! Я только что нашла тебя, я не могу тебя ПОТЕРЯТЬ! – Предлагаешь мне по этому поводу дальше жить, исключительно держась за твою юбку! Ты… ты даже не представляешь себе, как ты меня унижаешь! – с не меньшим возмущением завопил парень. Пару секунд он молчал. – Знаешь… ты стала еще красивее. – Не заговаривай мне зубы! – процедила Марго, как многие уверенные в себе девушки, к комплиментам равнодушная. Слова о собственной красоте были для нее сухой констатацией факта, не более. – Не смей…. Больше никогда не смей так поступать! Немедленно поклянись, что больше никогда не будешь так делать, иначе… иначе… И обессилено поникла, уткнувшись лицом в его плечо. – Пожалуйста, не бросай меня больше… Комментарий к ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 5. Маргарита Превращение Прии http://uploads.ru/vzxTL.jpg

====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 6. Алина ======

– Ужасно, – провожая взглядом понуро плетущуюся за Тамарой Глебовной к машине Дашу, тихо пробормотала Алина. – просто кошмар… Последнее время отличница время от времени устраивала яростные бунты против обычных сложившихся в семье отношений, однако надолго ее запала не хватало и Тамаре почти всегда удавалось подавить дочь в самом «очаге возгорания». Взрывоопасная, мягко говоря, ситуация. На Алю никогда не пытались давить в семье, Шевралиевы никогда не затевали шумных ссор, не скандалили… конечно, родители почти всегда были заняты, а воспитала Алинку бабушка… самая лучшая в жизни подруга, всегда с пониманием относившаяся к естественному юношескому легкомыслию. Да бабуля и сама в какой-то мере была разгильдяйкой, оттого не совсем-то и умела проявлять строгость. Оттого, когда Виктория или Дарья переживали очередной конфликт в своих семьях, Алину это искренне пугало – младшая из Берегинь просто понять не могла, как можно воевать с самыми близкими и любимыми людьми. – Им не впервой, – рассеянно откликнулась Евгения. – слушай, как ты думаешь, этот тип – тот самый? – Какой еще тип? Я тебе говорю, у Даши скоро День Рождения, а у нее такое в семье творится, а ты мне про типа… – Глянь, глянь, – легонько пихнув подругу локтем в бок, зашипела Ева ей на ухо, кажется, благополучно прослушав обращенную к ней реплику самой Алины. – он же за Раскольниковым и Мисочкиной приехал! Новенькие действительно направлялись к темно-серой иномарке тощего типа. Авто выглядело гораздо скромнее, чем у того же Мефлодина, но что-то в том, как Мефлодин-старший недавно стоял перед хозяином неприметной машины, вытянувшись в струнку… Впрочем, сколько у кого денег, Алине никогда не было интересно, если бы не Евгения, она и особого внимания не обратила на странного прохожего. Интересно, отчего его появление всех так напугало? Ну, допустим, Мефлодин ему должен денег и не хочет, естественно, отдавать, а Лилия эта с какой радости «прилегла отдохнуть», едва его увидев? Впрочем, их дело. – Пошли, – с какой-то мрачной решимостью потребовала тем временем Ева. – пошли, пока они не уехали! – Куда? – Туда! – Зачем? – Затем! – нетерпеливо фыркнув, Ларина подхватила подругу под локоток и решительно поволокла через школьный двор. Учитывая, что Ева была выше на голову и почти вдвое тяжелее, сопротивляться Аля даже не пыталась, тихо недоумевая, что взбрело в кудрявую голову подружки на этот раз. – Вы ведь та самая Мелисса, верно! – завопила та, нагнав бредущую к машине парочку. – Я Вас еще во время собрания узнала, а все поверить не могла, удивительно… Светозар недовольно покосился на семиклашек, но Мисочкина оказалась более благодушна. – Можно попросить у Вас автограф? – наседала Ева. Насколько Алина знала, хоть ее подруга и увлекалась поп-музыкой, поклонницей Мелиссы она никогда не была, даже напротив, с долей презрения относилась к таким вот певичкам. – Скажите, а это правда, что на «Восходящую звезду» может попасть кто угодно? Ах, вот оно что. И как Алина сама не догадалась? – Разумеется. Проект для того и был создан, чтобы дать шанс талантливым людям, кем бы и откуда они ни были, шанс заявить о себе. – Фабричная штамповка, – презрительно вставил с любопытством прислушивающийся к разговору «хмырь-спонсор». – и отношения к этим так называемым «певцам» у людей соответствующее. Ни к настоящему искусству, ни к реальной известности все эти кошачьи концерты не имеют отношения. – Значит, это не ваш проект, – слегка разочаровалась Евгения. – Нет, разумеется. Если я и стану вкладывать деньги в шоу-бизнес, то только если обнаружу настоящий самородок. И уж точно это не будет демонстрацией полуфабрикатов, по-моему, стоило бы сначала научить всех этих «звездочек» петь, а уже потом выпускать на экраны! – Гм… скоро начало полевых игр, у нас будет конкурс – вроде как менестрелей, но мы там много чего поём. Если задержитесь в нашем городке, приходите послушать, может быть, – Евгения невинно улыбнулась. – случайно найдете там тот самый самородок. – Возможно, мне это и удастся. Благодарю за приглашение, барышня. – У барышни есть имя или она здесь инкогнито? – зачем-то осведомился явно безразличный к разговору Светозар. – Ирка! – к еще большему недоумению Алины выпалила Евгения. – Приятно было познакомиться, пока! – До встречи, – улыбнувшись тонкими бескровными губами, чуть поклонился спонсор. – Ирка, значит? – насмешливо уточнила Аля, когда девочки остались у школьных ворот в одиночестве. – Надо же, столько лет знакомы, а я и не знала! Ты совсем того? – Не знаю… Аль, если этот Раскольников будет спрашивать, никогда ему своего имени не называй – когда Юрик ему представился, у меня все прям похолодело… – с растерянным видом девочка прижала ладошку к груди. – да и сам Рыжий что-то почувствовал, испугался, ты видела. Не знаю, в чем тут дело, но я уверена… К тому же мы теперь вроде как волшебные существа, значит, имя, произнесенное кем-то из нас, обладает особой силой, как в этих сказках про фэйри. Так что ты говорила про Дашку? – День Рождения у нее скоро, – терпеливо повторила Алина. Интуиция у Евгении всегда была отличная, так что, пожалуй, странный совет насчет имен стоило принять к сведению. – а в семье такое творится. – Знаю, как у Кукушкиных принято праздновать, – досадливо поморщилась Ева. – да уж! Четырнадцать лет человеку, надо бы нормальную вечеринку забацать… – Тамара Глебовна нам «забацает»… потом догонит и еще раз! Хорошо, если она теперь в наказание вообще не запретит Дашке праздник отмечать… Между прочим, это тебе она на химии подсказывала, когда Северинов нас едва из класса не выставил. С Егором и Никитой Тамара Глебовна ей уже дружить запрещает, скоро и за нас возьмется! – Слушай! Если у Кукушкиных дома нельзя, может, у кого-нибудь из нас? Алина призадумалась. У них, конечно, был собственный «штаб» в бабушкиной квартире… к которому прилагалась Ольга, увидеть лицо которой при известии о предстоящем кутеже, Алине отчего-то совсем не хотелось. Если бы они только могли снова открыть бабушкино кафе! – У Марго, например! У них же настоящий загородный дом! – продолжала тем временем Евгения. – Что скажешь? – Для начала я бы послушала, что сама Марго скажет. Не говоря уже о ее родителях. – Переговоры я беру на себя! А ты… или лучше вы вместе с Марго вот чем займитесь! Помнишь, Дашка упоминала платье – красное с лаковым поясом и туфлями – вы, как самые подкованные в вопросах моды и стиля, можете подобрать подходящий подарок! А я разыщу Вику и мы позаботимся о приглашенных, что-то какая-то Виктоша кислая последнее время, ей тоже встряхнуться не помешает. Гм, раз праздник Дашкин, значит, Петьку надо приглашать – Марго может высказать «бабу ягу против»! Маргоша единственный в мире человек, которому не нравится то, что кто-то ей же нравится – закидон как раз в ее стиле! – Ева, погоди… Примерно с тем же успехом можно было кричать «погоди» разогнавшемуся локомотиву! Ладно, сама подняла тему насчет Дашкиного дня Рождения… Вот только успеет ли теперь сшить это платье? – Тебе не кажется, что для начала мы с Дарьей должны это обсудить? – Ни в коем случае! Ты же ее знаешь – лучше сделаем ей сюрприз!

Елена

– Если все это правда... – Элис обвела глазами бесконечный сад: цветы, цветы, цветы – люди? – виновные лишь в том, что когда-то один-единственный раз совершили что-то плохое, что-то, позволившее “садовнице” схватить их и принести сюда, в темноту, под землю. – Зачем вы это делаете? Я правильно поняла: вы заставляете людей становиться все хуже и хуже? Господи, подумать только...

– Не вспоминайте о Нем. Не вспоминайте о нем, когда говорите от души. Он слышит. Подумать только, сказали вы, госпожа? Подумать только, что было бы, если б мои садовники не взращивали зло, не создавали для него условия, не подкармливали, не ухаживали с нежностью и любовью? Что же, подумайте. Уверены ли вы, что эти люди, он обвел рукой пестрые клумбы. – сделали бы что-нибудь доброе? Вспомните, что я рассказывал о тех, кого мы выбираем, о том, как мы выбираем, о тех, кто не попадет сюда, даже если возьмется грешить вдесятеро больше. Нет, Жемчужная Леди, те, чьи души красивы, находят в себе силы жить без моего вмешательства. Те же, кто губит в себе красоту, заслуживают моих садов, ибо должны и они принести хоть какую-то пользу. Взгляните, ведь цветы прекрасны, не лучше ли такая красота, чем вообще никакой?

– Нет, – отрезала Элис. Она слегка потерялась в чужой логике, и поэтому как в соломинку вцепилась в мысль, что зло – это плохо.

Наталья Игнатова “Дева и Змей”

О существовании в резиденции Чернояда оранжереи Елена долгое время даже не подозревала. Ну как вообще может оранжерея располагаться в подземных катакомбах – другого названия для помещений, расположенных ниже подвала, на ум просто не приходило. Любым растениям нужен свет – это даже мало сведущие в биологии люди понимают. Одним больше, другим меньше, но не могут цветы расти вообще без солнца. А эти росли. И отнюдь не казались белесыми изможденными ростками, едва шагнув в довольно-таки сумрачное помещение, Елена словно оказалась в чаще тропического леса! Хотя, наверное, ни в одних джунглях нельзя было обнаружить такого разнообразия растений, в природе растущих в совершенно разном климате. Для большинства из них Елена даже не знала названий, хотя полагала, что в ботанике разбирается совсем не плохо. Казалось, пышные соцветия, распространяющие тягостно-сладкий головокружительный аромат, сами немного фосфорицируют в полутьме: хотя никаких источников света девочка там не заметила, просматривалась вся оранжерея довольно-таки неплохо. Только розы, рядом с разросшимся кустарником которых стоял Александр, с задумчивым видом отрывающий подсохшие лепестки от крупного цветка, наверное, темно-красные, казались в темноте совершенно черными, бархатными. Одна из семи молчаливых помощниц князя, выполняющих в особняке функции прислуги, которая и привела Елену в оранжерею, чуть склонила голову и ушла, тихо шурша платьем, как только Александр оказался в поле зрения. Служанки не только не разговаривали сами, Елена ни разу не видела, чтобы князь к ним прямо обращался – словно бы они понимали и исполняли его волю без всяких слов, а Лена странно себя чувствовала, обращаясь к кому-то из них. Неуместно, словно с глухонемыми пыталась объясняться, хотя девушки определенно все слышали и понимали. Подумать только – во всем остальном мире ее и раньше, и теперь все считали молчуньей… а в этом доме, пожалуй – особенно в отсутствие Сергея – Елена начинала считать себя страшно болтливым существом! – Если я правильно поняла Рубину, ты хотел меня видеть. Имена у пяти служанок все же были. Если, конечно, это можно было назвать именами. Платиновую блондинку с внешностью Снежной Королевы, всегда одетую в черное, звали Диамантой – она, по словам Александра, была старшей и всегда держалась особняком от остальных. Рубина была белокурой чопорной леди и предпочитала одеваться в красные платья под викторианскую эпоху – ее можно было назвать экономкой, во всяком случае, в шестерке она была за старшую. Двух садовниц звали Сапфирой и Эсмеральдой, а трех горничных Кристэль, Яной, по всей видимости, образованной от «янтарь», и – совсем уж непонятного происхождения прозвищем – Никой. – Всегда знал, что чем меньше затрачено слов, тем проще людям друг друга понимать, – оставив в покое розу, Александр обернулся к девочке и, встретившись взглядом, едва заметно нахмурился. – Магде лучше подождать в твоей комнате. Серебряный паучок соскользнул с цепочки и поспешно шмыгнул куда-то в заросли. – Не кажется ли тебе, что ты берешь на себя чересчур много? Аркадию решать, как воспитывать его сына, говоря по правде, мне самому не слишком приятно смотреть на все это… но ты подписалась на очень большую ответственность, вытолкнув в человеческое общество ребенка, который видит людей такими, как они на самом деле есть. Ты хоть представляешь, что это будет для него за испытание? – Если он действительно видит людей, как они есть, то откроет для себя отнюдь не только плохое! – Ну конечно… для тебя плохих людей не бывает! – князь усмехнулся. – И даже нелюдей. Многие это чувствуют и как-то неосознанно стараются соответствовать, чтобы не разочаровать твоих иллюзий. Михаил этого твоего свойства лишен – ему будет… трудно. – За что он так тебя не любит? Ты ведь им ничего плохого не сделал, даже наоборот – Аркадий Аристархович во многом обязан тебе. – Миша судит о людях не по поступкам и не по словам, как большинство. И мне вовсе не обязательно ДЕЛАТЬ что-то плохое, чтобы являться тем, что я есть. Между нами говоря, Аркадий и сам бы добился мэрского кресла, я только немного подтолкнул его, поскольку сделал на него ставку. Всех часто удивляет, что за связь с нашим реальным миром может быть у человека без всяких магических талантов… но все мы – как ни крути, мифические существа, а Аркадий и подавно. Не может быть порядочный политик быть чем-то, кроме мифа! – по тонким губам скользнула мимолетная усмешка. Елена помолчала. – И все же я считаю, что поступила правильно. – Я… в какой-то мере и ожидал от тебя чего-то подобного. Тут господин мэр не ошибся, я намеренно вас познакомил. Однако, надеюсь, моя маленькая Елена, по твоей вине мы не испортим отношения с Аркадием… и особенно с самим Михаилом – хоть он и сейчас не желает иметь со мной дела, мальчишка весьма важен. Для многих. Еще какое-то время Елена промолчала. Что-то подсказывало, что «единственный в мире порядочный политик», достойный области мифологии, оттого и ухитряется САМ оставаться порядочным, что не задумываясь принимает помощь князя, а так же использует эту свою помощницу, которые гораздо менее избирательны в методах. Почему-то такие люди казались даже неприятнее тех, кто сам руки пачкает, не терзаясь иллюзиями. – А эта… Юна – кто она? – Насколько понимаю, классическая дева-Лебедь. Понятия не имею, где Аркадий ухитрился ее поймать, она уже была у него, когда мы были друг другу представлены. Вспомнив взгляд мэрской ассистентки, Елена зябко передернула плечами. – Я думала царевны-лебеди совсем не такие. В сказках они милые, приносят счастье людям и исполняют желания… – Она и исполняет. Все эти годы, лишенная собственной воли, исполняет желания человека, к которому привязана. Разумеется, она его ненавидит всей душой. Ненависть, знаешь ли, порой оказывается даже более сильной привязанностью, чем любовь. Отвернувшись, Александр стал в задумчивости смотреть на Сапфиру, бережно устраивавшую в мягкой угольно-черной почве новые саженцы из большой корзины, и коротко стриженную, похожую на мальчишку Эсмеральду, немного устрашающего вида ножницами очищающую кустарник от омертвевших побегов. – А они тебе служат из любви или из ненависти? – Они… они обязаны мне тем, что живут, – на этот раз усмешка князя была какой-то неприятной. – и знают, что в моих силах в любой момент забрать обратно то, что я даровал им. – Подарки не забирают, – тихо возразила Елена, и – мимолетно успев отметить непривычную растерянность не ожидавшего таких возражений Александра – направилась к выходу из оранжерее. Ее брат – уже давно думать о князе иначе не получалось – безусловно, был с ней честен. Даже в таких моментах, о которых она сама бы, наверное, на его месте промолчала. Как и Сергей – эта их искренность… подкупала. Много ли надо, чтобы ей понравится: в меру внимательности, так, чтобы это не утомляло, и в меру доверительности. А ведь ложь, по сути дела, это всего лишь «не вся правда». И Чернояд и Змей, учитывая, какой жизнью они жили, непременно должны были обладать умением по грани между той правдой, что можно рассказать, и той, о которой лучше промолчать, пройти с завязанными глазами. У Сергея это разве что на лбу написано не было, а вот Александр… Александр умел, но не любил играть. Он еще не успел привыкнуть к сестренке – похоже, он вообще очень тяжело сходился с новыми людьми, время от времени она его раздражала. Естественный нюанс родственных отношений, близкие люди волей-неволей вторгаются в личную зону друг другу, а к личному пространству князь относился весьма ревниво. В целом его резковатые выпады располагали к себе даже больше, чем велеречивое кружево общения с Сергеем. Эти двое вообще идеально друг друга дополняли, в отсутствие Змея атмосфера в резиденции казалась насколько прохладной и сухой. Александр честно рассказал ей, что в гибели прошлой Лады Монастырь подозревает его. Не затронув, насколько обоснованно подозревает. Как и того, если, конечно, он сам знал это, того – КТО же на самом деле? О чем еще он предпочитает молчать? Из Сережи, будь он сейчас рядом, Елена еще попыталась бы что-нибудь вытянуть. Правда, скорее всего, рисковала бы утонуть в хитросплетениях его разговоров – Змей, похоже, отличался редкостным талантом по части болтать хоть круглыми сутками, не говоря при этом ничего конкретного, но информацию бы получила – оставалось бы только ее выпутать из общей массы и рассортировать в нужном порядке. Желательно, не свихнувшись при этом… Но Сергей был далеко, а Александр, напротив, говорящий всегда мало и строго информативно, если уж решил о чем-то промолчать, то ни уговорами, ни раскаленными клещами ничего не вытянуть. Магда, наверное, еще младше самой Лены и ничего о событиях пятнадцатилетней давности рассказать не сможет… Придется искать тех, кто бы рассказал.