Ведьмак. Перекресток воронов
Шрифт:
— Ты меня об этом спрашиваешь? — она подняла голову. — Ты? Который с малых лет видел кости во рву? И высеченные в стене имена семерых ведьмаков, павших смертью храбрых? Который вырос на героических сказаниях?
— Как раз о сказаниях этих и речь. Таких героических, что...
— Чересчур героических? Такими им и должно быть, мальчик. Герои должны оставаться героями. А сказания должны их такими делать. И не след сомневаться ни в том, ни в другом. Но что поделать — время неумолимо стирает всё, даже героизм. А сказания да легенды на то и существуют, чтобы этому противиться, пусть даже ценой так называемой объективной
— Потому что ты никогда мне не лгала.
— Так уж уверен? А может, я умею лгать столь искусно, что лжи моей не распознает никто? Ни дитя, ни не по годам взрослый восемнадцатилетка? Не всё ты мне говоришь, мальчик.
На этот раз он рассказал всё. Не обошлось без запинок.
— Так вот где собака зарыта, — молвила Ассумпта из Ривии. — Престон Хольт.
Долго стояла тишина. Сороки за окном примолкли.
— Где-то весной сто девяносто второго года, — жрица приложила ладонь ко лбу, — появился этот пасквиль, «Монструм, или Описание ведьмака». Безымянный, как водится, но печатный, а типографий тогда по пальцам счесть можно было, так что и подозреваемых немного сыскалось. Многое указывало на чародеев с их типографией при школе в Бан Арде, да только доказательств не было, и неудивительно — трудно найти равных чародеям в искусстве заметать следы.
— Пасквиль широко разошёлся, во множестве списков, а бродячие глашатаи зачитывали сие сомнительное творение неграмотным на деревенских сходках да собраниях. И весть начала расходиться по маркам и шириться, что пожар по сухостою. Мор, хвори да немощи, падёж скота, выкидыши да мёртвые роды у баб, недород да перерод, нашествия вредителей — во всех бедах да напастях повинны были окаянные ведьмаки, паучьи нити всех злодеяний и заговоров вели в Каэр Морхен. А посему, цитирую, место Каэр Морхен, где ведьмаки гнездятся, должно быть стёрто с лица земли, а след его посыпан солью да селитрой. В сто девяносто четвёртом году, летом, кому-то, наконец, удалось созвать да сорганизовать сброд, в горы двинулось войско — этак сотня вооружённого люда. Воротилась, да и то в панике, меньше трети. Остальные сгнили во рву вашей крепостицы, их кости лежат там по сей день.
— Спросишь, как это несколько ведьмаков одолели сотню фанатиков? — промолвила она. — Скажу тебе. Как ты знаешь, самые искусные да обученные чародеи умеют действовать заодно, могут соединять силы при сотворении заклятий, отчего мощь их возрастает многократно. Ведьмаки этого делать не умеют и не могут. Ваши ведьмачьи Знаки — штука сугубо личная, настроенная лишь на одного носителя. Но тогда в Каэр Морхене, когда толпа перелезла через вал, и подпалила пристройки вокруг замка, четверо последних оставшихся в живых ведьмаков соединили руки и силы. И сотворили Знак вместе. С убийственным эффектом, поразив всех разом. Увы, сами они тоже не уцелели.
— Но результат был, — сказала она. — Хоть и оставшийся без защитников Каэр Морхен был теперь во власти уцелевших нападавших, те не посмели ворваться в Крепость, а в панике разбежались.
— Весть о нападении разнеслась повсюду. Правивший тогда в Каэдвене молодой король Эойн, человек довольно просвещённый, изрядно
— А теперь время для твоей желанной объективной правды, Геральт, — её голос стал тише. — Высеченных имён на стене Каэр Морхена семь. Героическое сказание говорит о семерых павших. Но тогда в Каэр Морхене было восемь ведьмаков.
— Когда весть о нападении разлетелась, мы пошли в Каэр Морхен — я и несколько послушниц. Мы пришли туда задолго до того, как явились Бриньольф и Весемир с молодыми. Мы нашли трупы. Много трупов. И одного живого. Едва живого.
— Это был Хольт, — тихо произнёс Геральт.
— Тогда он звался иначе. Тогда его кликали Рейндертом. А прозвище у него было Призрак Рейндерт. Теперь слушай внимательно. Рейндерта мы сыскали не в замке, а поодаль от него.
— Сам Рейндерт после божился, что ничего не помнит. Но в горячке бредил. А я... — она запнулась. — Может, я поступила опрометчиво и неразумно, но была тогда... Ну, помоложе нынешнего... Чувства взяли верх. О том, что Рейндерт говорил в бреду, я проболталась Весемиру.
Она надолго умолкла. Геральт не торопил.
— Оказалось ведь, — наконец продолжила она, — что Рейндерт получил раны не при защите Каэр Морхена, а когда бежал оттуда.
Геральт молчал.
— Время прошло. Время, что всё меняет. Так называемая объективная правда растаяла в тумане. Весемир упорствует в своём, а я... Я стараюсь не упорствовать. Хочу простить... Нет, не простить. Забыть. Рейндерт — теперь Престон Хольт, вернулся к своему истинному имени — уже много лет самоотверженно спасает людей в Каэдвене от чудовищ, снимает проклятия и чары. Захаживает в храм. Мы не раз пополняли ему запасы эликсиров, частенько лечили раны. Врачуя заодно и мои. Те, что больнее. Те, что от воспоминаний.
— Но хватит об этом, — она резко вскинула голову. — Я сказала, хватит. Может, и слишком много сказала, как окажется. А теперь слушай, что присоветую. Мне не по нраву твоя затея податься к Хольту в подмастерья.
— Я не нанимался к нему. Действую по доброй воле, по взаимному доверию. Я как бы перпро...
— Per procura. Это значит «замещающий».
— Ну, знаю я.
— А то, что зимовать тебе положено в Каэр Морхене, а не у Хольта в Рокаморе, тоже знаешь? Или то, что весьма дурно, коли тебя с Хольтом свяжут?
— Отчего же?
— Хольт... — жрица поднесла ладонь ко лбу. — Хольт не тот наставник, какой тебе нужен. Ты должен искать свои пути. И прямые, и иносказательные. Обещай мне, что оставишь Рокамор. И Хольта.
Он промолчал. Ассумпта из Ривии пристально глядела на него. Наконец тяжко вздохнула.
— Ты явился сюда, Геральт, не отпирайся, за советом да сведениями. Получил и то, и другое. Что с этим сделаешь — твоё дело. Чему могли, мы тебя выучили, на том конец, обучение завершено. Теперь, коли ошибёшься аль набедокуришь, коли дурного совета послушаешь — уже не Неннеке в угол поставит. Жизнь поставит.