Ведьмак. Перекресток воронов
Шрифт:
— Природа бывает непредсказуема. Впрочем, не вижу смысла об этом переживать. И вообще думать. Продолжаем тренировку. Покажи-ка, Геральт, несколько хороших ударов в кадык. И на этом закончим.
На обед была крольчатина, тушёная с луком и сельдереем.
***
На следующий день взялись за палки. Отполированные временем дубовые жерди в три фута длиной. Вместо мечей.
Хромота, как выяснилось, не мешала Хольту фехтовать. Он крутился как волчок.
Атаковал без предупреждения, Геральт парировал квартой к приме, летящую на него с моллинетто палку отбил
Стук палок разносился по двору. Такой громкий и частый, что даже управляющий с конюхом прибежали поглазеть.
— Ты, юный Геральт, любишь выходить из вольты и рубить мандритто. Сильное у тебя мандритто, тот дезертир в этом убедился. Удары мощные, но какие-то без грации, без изящества...
— На кой чёрт грация да изящество? Рубишь, чтобы убить.
— Но чтобы не впадать в рутину при убийстве, попробуй для разнообразия роверсо. То есть, если использовать терминологию Весемира, синистру. Удар столь же смертоносный, уверяю. Итак, наоборот: пассо ларго правой ногой, полуоборот, молинетто и роверсо. Потренируемся?
Они тренировались.
Больше часа ни одному не удалось попасть по другому палкой. С тем же успехом они могли бы сражаться без защиты.
— Неплохо, молодой ведьмак, неплохо. Весемир, как я погляжу, ничего не растерял и по-прежнему отлично учит. Финис, на сегодня хватит. А напоследок... Маленькое мементо.
Он молниеносно атаковал, гран пассата правой ногой и такое мощное молинетто, что Геральту пришлось парировать серпентиной. Хольт из прогиба корпуса сделал финт мандритто в левый висок, молинетто, контратемпо пассо ларго левой ногой, повторное молинетто, трамаццоне и...
В глазах у Геральта вспыхнуло, и он неожиданно для себя оказался на земле. Жёстко приземлился на задницу. В голове гудели и звенели рои пчёл. Он получил по виску, очень сильно. Хорошо хоть кожаная защита пригодилась.
— Что это было? — спросил он ошеломлённо.
— Грация, Геральт. Грация и изящество.
***
Тело Хольта, когда он разделся в бане, оказалось картой ранений и хроникой несчастных случаев.
— Вот здесь — кикимора, — он указал на полукруглый ряд следов от зубов на левом бицепсе. — Застала врасплох.
Жуткий шрам на лопатке оказался памяткой от когтей серпоклюва. Рубец над правым бедром оставил коготь грифона, левое плечо отметили клыки виппера.
Самый отвратительный след остался после схватки с меганеврой. Левое бедро старого ведьмака было изуродовано, помимо следов челюстей на нём виднелись следы хирургических разрезов и швов, от бедра почти до колена.
— К этому, — Хольт окатил себя водой из ушата и хлестнул по спине берёзовым веником, — добавляется ещё и икра, гляди. Знаешь, кто меня так отделал? Дворовый пёс, обычная дворняга. Прикончил я сукина сына. Ну и ещё череп, бывают головокружения. Схлопотал кружкой по башке в таверне в Новиграде. Да-да, молодой
Медальон на шее Хольта изображал голову змеи с большими ядовитыми зубами.
Геральт долго не решался задать вопрос. Настолько долго, что, в конце концов, Хольт ответил сам. Без вопроса.
— Да, я был в Каэр Морхене тогда, тридцать пять лет назад. Когда-нибудь и об этом тебе расскажу. Не сегодня.
— Но...
— Тогда я носил другое имя. Неудивительно, что Весемир скрыл его от вас, я говорил — наши пути разошлись. А я вернулся к настоящему имени и фамилии. Потому что знал их, надо тебе сказать.
— Когда мать подкинула меня, — пояснил он, видя вопросительный взгляд Геральта, — где-то в Ковире вроде бы, она вложила в люльку записку. Бывает, что грамотные прикладывают подкидышу записку с данными... обычно только дату рождения. Иногда имя, а порой и имя отца или даже его фамилию. Добрые женщины из ковирского сиротского приюта сохранили записку и передали ведьмакам, которые забирали меня из приюта. А когда я прощался с Каэр Морхеном — а прощание не было тёплым — Весемир раскрыл мне настоящие данные. Потому что у Весемира, как и у старого Бирньольфа до него, есть архив таких записок от подкидышей, но он никому не позволяет в него заглядывать. Хотя иногда делает исключения.
— Это точно, — оживился Геральт. — Оттуда я знаю, что моего друга Эскеля на самом деле зовут Эсау Келли Каминский. Но Эскелю фамилия не понравилась. И его можно понять. Он придумал себе сокращение от обоих имён.
— А тебе, когда ты отправлялся, Весемир раскрыл, кто ты?
— Нет.
***
— Когда научишь меня этому финту? Этой... грации? Мандритто, потом дважды молинетто и трамаццоне...
— Во-первых, я не учитель фехтования. А во-вторых...
— Что?
— Должны же остаться у меня перед тобой какие-то маленькие секреты, верно?
***
— На, примерь.
Куртка была из мягкой кожи, с набитыми на плечах и рукавах серебряными клёпками.
— Новёхонькая, а уже не сходится на брюхе. А на тебе, надо же, сидит как влитая. Ну что ж, теперь она твоя. А вот ещё и перчатки в комплект. Не благодари.
***
Наконец, а было это в середине мая, в начале месяца Блатэ, пришла пора прощаться с Рокаморой. С избитыми кулаками кожаными манекенами. С тренировками на палках. С набитым гороховой соломой тюфяком. С мясными рулетами, голубцами и блинами с мёдом.
Пришло время садиться в седло.
Престон Хольт проверил ремни и торока на вьюках Геральта. Осмотрел подпругу и пряжки путлищ. Стремена.
Потом проверил всё ещё раз.
— Окончательного решения, — произнёс он, наконец, — насчёт сотрудничества со мной ты так и не принял. Не настаиваю, не принуждаю, договор на подпись не подсовываю. Пока действуем на основе добровольности и взаимного доверия.
Ворота Рокаморы раскрылись со скрипом и лязгом.
— Отправляйся на тракт, ведьмак Геральт.