Великий диктатор. Книга третья
Шрифт:
— Просто один экземпляр, без патента? И что это нам даст?
— Ну, посмотрим как устроен и что-то подобное сделаем, -замялся мой пилот.
— Le pavillon est ferme aujourd’hui, — сказал подошедший мужчина, явно заметивший наш интерес к двигателю.
— Говорит, что они сегодня не работают, — перевёл мне Том.
— Скажи ему, что мы просто посмотрим и может купим этот двигатель.
Мужик, выслушав перевод, доброжелательно с улыбкой кивнул и отошёл в сторону, а я продолжил рассматривать эту звезду. «Касторовый монстр» — так вроде прозывали эти двигатели пилоты первой мировой в моё
Но купить придётся. На примере этого «монстра» легче будет объяснить моим инженерам концепцию X-образного двигателя. Лишь бы затем они до «дельты» не додумались…
— Хорошо, купи, — согласился я с Рунебергом и, покопавшись в бумажнике, предварительно свалив всё, что держал в руках, на пол, протянул ему купюру в сто фунтов. — Только сдачу не забудь взять и мне отдать.
— А хватит? — удивился мой напарник, разглядывая белую английскую денежку.
— Вполне. Фунт стоит девять рублей с полтиной, а франк — сорок копеек. Вот и считай.
— Ага, триста семьдесят пять франков должно остаться, — вмиг посчитал Том. — Спасибо, Матти!
— Ну, раз здесь всё, то пошли готовить самолёт к полёту. Только учти, сам будешь с этим движком возиться.
……
Летать на самолёте в открытой гондоле мне не понравилось. Куда лучше летать, сидя дома за компьютером, на авиасимуляторе, когда всё действо можно поставить на паузу и пойти попить чая на кухню. А на настоящем аэроплане — холодно и страшно. Хорошо хоть автомобильные очки-консервы глаза защищают.
Самое главное неудобство, что почти ничего не слышно из того, что мне Том кричит, а уж мой голос он вообще не слышал. Общались в основном жестами. Мне сразу пришло на ум, что надо как-то приспособить пару телефонных аппаратов для связи. Да и зеркала заднего вида тоже лишними не будут.
Первая попытка рассеять над городом листовки закончилась неудачно. Неправильно рассчитали направление ветра, да и забрались выше, чем нужно. Но Том быстро сообразил что к чему, и вторая партия бумажной рекламы была вывалена мной точнёхонько над «Марсовым полем» и прилегающими улицами.
Во время второго полёта Том, помня мою просьбу, покрутился вокруг «Эйфелевой башни» пока я, вооружившись биноклем, пытался рассмотреть устройство светящихся ночью часов конструкции Ромейко-Гурко, установленных в прошлом году. Громадные, светящие цифры часов были видны издалека и быстро стали новой достопримечательностью города. Я же видел их светящимися всего один раз, когда в компании с дедом гулял по вечернему Парижу.
……
А вот попасть на «Эйфелеву башню» мне так и не удалось. Незадолго до Рождества, уже после открытия выставки, дед Кауко получил очередной пакет от Эдвина Бергрота и сразу засобирался домой, в княжество. Меня, естественно, оставлять на
— Эдвин купил химический завод, нанял специалистов, в том числе и для строительства твоего элеватора. Они скоро должны начать прибывать, и стоит к этому подготовиться. К тому же, я получил телеграмму от Мехелина о заседании членов угольной концессии. И я там должен быть обязательно. Сам же говорил, что надо их убедить проложить железную дорогу на север и построить порт. А как я это сделаю, не находясь в Гельсингфорсе?
С такими аргументами спорить было трудно и, распрощавшись с Рунебергом и Расмуссеном, мы с дедом сели на поезд до Гамбурга. Нам предстояло сделать несколько пересадок, чтобы добраться до дома. Дед решил ехать через Данию и Швецию.
Во время поездки, чтобы себя занять, взялся за написание очередного рассказа о приключениях кота Эркки. И так увлёкся, что до Копенгагена успел набросать черновик двух рассказов — «Эркки в Лондоне на Олимпиаде» и «Эркки в Париже на автосалоне». Может, написал бы и про приключения в Гамбурге, но там мы задержались всего на три часа, дожидаясь состав в столицу Дании.
А вот в Копенгагене меня ждали приключения. Причем, не очень радостные. При выходе из вагона на перрон дед Кауко оступился, упал на бок, а подняться уже не смог. Сбежавшиеся служащие вокзала и проводники попытались его поднять, но сразу же оставили эту попытку. Дедуля от боли кричал так громко, что собралась преизрядная толпа зевак, и только вмешательство полиции уберегло нас от участи быть затоптанными любопытствующими.
— Ему нужен врач! На вокзале есть врач? — спрашивал я у всех служащих и полицейских окружавших нас.
— Его уже позвали, — ответил мне один из служителей закона. — Думаю, что он скоро должен подойти. Но, скорее всего, вашего родственника придётся отправить в больницу. Он же вам родственник? Похоже, он что-то сломал себе при падении.
Вскоре появился и медик в сопровождении двух дюжих санитаров с носилками. На которые, под надсадный вой деда от боли, его и переместили. И понесли вглубь здания вокзала, а я, сгибаясь под тяжестью нашего багажа, поспешил за ними.
— Ну, не всё так плохо, как казалось на первый взгляд, — произнёс Нильс Сёренсен, дежурный врач главного королевского вокзала Копенгагена. — По явно выраженной экструзии межпозвоночного диска, я уверен, что это самая простая спинно-поясничная грыжа. Ваш родственник, видимо, очень много работал физически, вот и накопилось. А сегодня, при ударе после падения, диск и сместился. У него жалобы на боли в спине были до сегодняшнего происшествия?
— Нет. Я не припомню. Он вообще редко жаловался кому-либо на что-либо, если это конечно не зубная боль.
— Прекрасно его понимаю, — кивнул, заулыбавшись доктор.
— И что теперь делать? Каково будет лечение?
— Я выпишу мазь и обезболивающие. Купите в ближайшей аптеке. Три-пять дней полного покоя, жесткий матрац, хорошее питание, красное вино на ночь и искренняя молитва Создателю. И естественно, постоянный контроль доктора. В вашем случае очень хорошим признаком того, что всё закончится благополучно, можно считать отсутствие неконтролируемого недержания. Вот если бы оно было — то, значит, всё очень плохо.