Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2

Шульман Нелли

Его арестовали прямо в гостиной у Муравьева-Апостола, когда он и Сергей пили чай. Джоанна еще не вернулась из Тульчина. Слушая приказ, что им читал командир Черниговского полка Гебель, Петя сказал себе: «Ничего, пока Пестель и она на свободе, солдаты поднимутся, можно не сомневаться».

Джоанна уже говорила по-русски, с акцентом, медленно, но говорила. Она устроила маленький класс для солдат — тайно, в доме Муравьева-Апостола. Рядовые приходили туда в свои отпускные часы. Муравьев-Апостол считал это блажью, и усмехался: «Мадам де Лу, русский солдат будет подчиняться приказам командира, это у него в крови. Грамота им совсем не нужна».

— Это очень непредусмотрительно,

подполковник, — холодно ответила ему Джоанна. «Зачем вы хотите устроить революцию, если так наплевательски относитесь к собственному народу? Преступно бросать под картечь людей, если вы им не объяснили, за что они будут сражаться».

Петя отдал Гебелю шпагу: «Это просто недоразумение, ваше превосходительство. Я уверен, оно скоро разрешится».

— Солдаты ее любят, — отчего-то улыбнулся Петя, глядя на тусклый, зимний рассвет, что вставал в зарешеченном окошке гауптвахты. «Иванной Ивановной называют». Он вспомнил, как еще до отъезда в Тульчин, Пестель, смешливо, сказал: «Вы, мадам де Лу, похожи на Жанну д’Арк. Она, должно быть, такая была. Только ведь Орлеанская дева — простолюдинка, а вы, отчего так хорошо с народом сходитесь? У вас голубая кровь, привилегия происхождения…»

— Это не привилегия, а бремя, — отрезала Джоанна. «Люди нашего круга должны быть вдесятеро более ответственны за свои слова и поступки. Нет большего позора для аристократа, чем неуважение к тем, кого случай поместил на низшие ступени социальной лестницы. Впрочем, — она пожала острыми плечами в темном, простом платье, — в этом и состоит наше предназначение, господа. Разрушить сословные границы и построить на их обломках новое общество, общество равных людей».

— Ваш покойный муж, — Муравьев-Апостол затянулся трубкой, — был дворянином. Вряд ли, мадам, несмотря на всю вашу пылкость, вы позволите мастеровому, или крестьянину разделить вашу судьбу.

— В Брюсселе, — Джоанна отвела его руку и сама чиркнула кресалом, — мой товарищ, — на настоящее время, разумеется, — кузнец.

В гостиной повисло молчание. Петя, краем глаза, увидел, как покраснела щека Пестеля. Больше они к тому разговору не возвращались. Петя, вытянувшись на лавке, подложив под голову шинель, вздохнул: «Как там дома? С осени я их не видел, — Женечку, Степушку, маму с папой…, Тетя Марта с дядей Питером приехали, а мы все еще здесь».

Он поежился, натянув на плечи тонкое, побитое молью одеяло, и, подышал себе на руки: «Было бы это лет через десять, мы могли бы получить телеграмму, по кабелю, из столицы, и все узнать. Мы пока только в прошлом году первую линию оптического телеграфа открыли, и то короткую. Но все впереди, — Петя, невольно, улыбнулся, и закрыл глаза. «Поспи, — велел он себе, — и пусть тебе они приснятся, — Женечка, Степушка…»

Ему снился бесконечный, пустынный океанский берег, и двое, — мужчина и мальчик, оба рыжеволосые, — что шли куда-то вдаль, на холм. Петя увидел какой-то блеск. «Крест, — понял он, — какие цветы красивые. Бронзовые хризантемы, а вокруг белое». Женщина, — невысокая, хрупкая, — стояла к нему спиной. «Кимоно, — вспомнил Петя, — так это называется, я читал воспоминания Головнина о том, как он в японской тюрьме сидел». Он видел только уложенные в замысловатую прическу, бронзовые волосы. «У японок таких не бывает, — еще успел подумать Петя, а потом он проснулся, — кто-то тряс его за плечо.

— Петр Федорович, — серые глаза Муравьева-Апостола торжествующе блестели, — слышите?

Петя замер и услышал во дворе голоса: «Объясните нам, за что их арестовали? Они не совершали никакого преступления, ваше превосходительство!»

Петя

натянул шинель. Плеснув в лицо ледяной водой из ведра, он приказал: «Поднимайте ваших братьев, Сергей Иванович, настало время действовать».

До них донесся заспанный баритон полковника Гебеля: «Господа офицеры и нижние чины, нет никакой причины волноваться. Я получил распоряжение из столицы об аресте, вот и все».

Петя оглянулся, — в камере их было четверо, — он и трое братьев Муравьевых-Апостолов. «Оружия у нас, конечно, нет, — зло подумал Петя, — а голыми руками эти замки не возьмешь». Внезапно из-за двери раздался выстрел. Пуля разворотила засов, и он велел: «Давайте-ка вместе!»

Дверь зашаталась под ударами. Петя, шагнув через обломки, увидел Джоанну — она стояла с пистолетом в руке. Белокурые, коротко, — по плечи, — постриженные волосы были растрепаны, в узком коридоре пахло порохом. Она была в штатском, — в бриджах, сапогах, и охотничьей, английского сукна куртке. «Быстрее, господа, — попросила женщина, — хотелось бы обойтись без кровопролития. Подполковник, — она поклонилась Муравьеву-Апостолу, — утихомирьте ваших офицеров, они Гебеля под штыками держат».

Она протянула им оружие. Петя, взяв пистолет, задержавшись на мгновение, наклонился к ней: «Павел Иванович здесь?». Джоанна кивнула и, сжав губы в тонкую линию, прошептала: «Я его убеждаю, что не надо лгать солдатам, не надо скрывать от них того, что произошло в столице».

Петя похолодел, глядя в прозрачные, голубые глаза.

— Полный разгром, — зло сказала Джоанна, подтолкнув его к выходу. «Они вышли на площадь, простояли там несколько часов, и были прицельно расстреляны артиллерией. По слухам, тысяча человек, погибла, — она вздохнула, — солдат, зевак. Из дома ничего не было, — она качнула изящной головой и выругалась: «Зачем они стреляют?».

Петя заставил себя не думать о жене, и сыне. Взведя пистолет, он пошел вслед за Джоанной.

— Нет! Не надо! — услышали они крик. Во дворе гауптвахты было людно, уже рассвело, ржали лошади. Петя пробился через плотный круг людей и застыл. Командир Черниговского полка Гебель, в испачканной кровью шинели катался по растоптанному, грязному снегу, держась за живот.

— Еще! — раздался чей-то пьяный голос, и Петя едва успел выстрелить в воздух. Офицеры опустили штыки. Муравьев-Апостол, неодобрительно сказал: «Уже бы и добили его. Ладно». Он прицелился, и выстрелил в спину Гебелю. Тот истошно закричал: «Пощадите!», и стал хвататься за сапоги офицеров. «Он и так сдохнет, — холодно заметил Муравьев-Апостол. «Коня мне!». Подполковник вскочил в седло: «Господа офицеры! Вот курьер, — он положил руку на плечо своему младшему брату, Ипполиту, — курьер из Варшавы, от его величества императора Константина. Он привез приказ, предписывающий нашему полку прибыть в Варшаву, и встать на защиту законного правителя! Вся восьмая дивизия восстала и находится на стороне его величества. Смерть узурпатору!»

— Смерть! — дружно крикнули офицеры. Муравьев-Апостол добавил: «Как старший по званию, принимаю на себя командование полком! Идем на Васильков, господа. Там мы получим в свое распоряжение казну и оружие!»

Петя задержался в воротах. Перегнувшись в седле, он тихо сказал Пестелю: «Вообще мы с вами, Павел Иванович, старшие по званию…»

— Ничего, — усмехнулся полковник, оглядывая холодными, синими глазами Гебеля, что затих в луже грязи у крыльца. Рядом валялись трупы солдат, охранявших гауптвахту. «Ничего, Петр Федорович, мы за чинами не гонимся. Поехали, — он махнул рукой, — потопим в крови Украину, а потом пойдем дальше».