Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2
Шрифт:
Он проводил глазами Воронцова-Вельяминова и услышал рядом спокойный, женский голос: «Зачем лгать, Пестель? Солдаты этого не знают, но мы-то не дураки. Никакой это не курьер, а прапорщик Муравьев-Апостол, младший брат подполковника, — белокурые волосы Джоанны развевал северный, сырой ветер. Она натянула заячью шапку: «Свобода начинается с правды, Пестель».
Он помолчал. Когда они уже ехали по усеянной лужами дороге, — начиналась оттепель, — Пестель коротко сказал: «Я знаю, Жанна. Ты ведь мне тоже не лгала. И я тебе не собираюсь, так что слушай меня, — Пестель остановил коня и взял ее железными пальцами за руку. Она только выставила вперед подбородок. «Если
— Я никому не принадлежу, — упрямо ответила Джоанна. Вырвав руку, женщина пустила своего коня рысью к серым крышам Трилес. Из деревни уже доносились выстрелы, ржание лошадей, скрип колес — полк снимался с места.
Пестель повертел в руках пистолет, и, усмехнувшись, поехал вслед за ней.
Село Мотовиловка
Джоанна лежала, опираясь на локоть, делая пометки в каких-то бумагах. Трещал фитиль свечи, в каморке пахло свежестью. Она, несмотря на холод, распахнула окно. Уже вечерело, и женщина, насторожившись, подняв голову, потянулась за пистолетом. Снаружи раздались редкие выстрелы и возбужденный голос позвал: «Пошли, ребята, девок поищем! Теперь все позволено, начальника над нами нет!»
Она настояла на том, чтобы заплатить хозяину дома за комнату. Пестель поморщился: «Они должны быть рады, что приютили тех, кто несет им свободу».
— Свобода, — сочно заметила Джоанна, отсчитывая серебро, передавая его жене крестьянина, — не равнозначна анархии, Пестель. Когда-нибудь, конечно, человечество откажется от денег, но пока, — она улыбнулась, — бесчестно обманывать простых людей.
Дверь заскрипела. Пестель вошел, — со свечой в руке, и, расстегивая мундир, устало выматерился. «Все пьяны, — он присел на лавку, где был брошен тюфяк и холщовые простыни. «Прогуливают казну. Впрочем, они предпочитают не тратить деньги. Четверо мерзавцев захватили крестьянский дом и украли вещей на двадцать рублей. Муравьев-Апостол, — Пестель вздохнул, — предпочитает произносить восторженные речи перед солдатами».
— Надо их расстрелять, — спокойно сказала Джоанна, присев, отложив карандаш.
— Кого? — не понял Пестель, раздеваясь, забирая у нее бумаги.
— Мародеров, — ее прозрачные глаза заблестели гневом. «Мой покойный муж всегда так делал, Пестель. Он выстраивал отряд и лично стрелял в тех людей, что запятнали великое дело борьбы за свободу — мелким воровством. Хотите, — Джоанна внезапно, быстро погладила его по плечу, — хотите, я их расстреляю?»
Он молчал, отвернувшись, глядя куда-то в угол. То же самое ему сказал Воронцов-Вельяминов. Пестель вспомнил гневный голос полковника: «Революция не означает вседозволенности, Сергей Иванович! Солдаты распустились, с утра пьяны, никакой дисциплины, никаких построений…, Как вы собираетесь идти на Варшаву, а тем более на Санкт-Петербург?»
Муравьев-Апостол поднял покрасневшие глаза и стукнул кулаком по столу. Собравшиеся в горнице офицеры вздрогнули. «Завтра, — сказал он, заплетающимся языком, — завтра будет построение. Мы зачитаем солдатам наш «Православный катехизис» и воззвание, что я составил, и пойдем брать штурмом Белую Церковь!»
— Зачитаете тем, кто еще будет в состоянии явиться в строй! — ядовито отозвался полковник Воронцов-Вельяминов. «Впрочем, вы командир, Сергей Иванович. Я всего лишь представитель Северного Общества, так что командуйте».
— Северного общества уже нет, — буркнул кто-то из офицеров, —
Воронцов-Вельяминов преувеличенно вежливо закрыл за собой дверь, и в горнице повисло тяжелое молчание.
— Он еще сбежит с поля боя, — раздался голос откуда-то сзади.
— Он останется на поле боя, — поднялся Пестель, — даже когда там, кроме него, не будет ни единого человека. У него шесть сотен лет служения России за спиной, и хватит об этом. Я полковнику Воронцову-Вельяминову доверяю больше, чем самому себе. Доставайте воззвание, Сергей Иванович, — велел он Муравьеву-Апостолу, — будем работать.
— Что там? — спросил он сейчас, устроившись рядом с Джоанной, ласково поцеловав белокурый висок. «Прочитала?»
— Все это, — женщина поджала тонкие губы, — не более чем перепев высказываний священников, Пестель. Вы опять обманываете солдат, — она забрала у него черновик «Катехизиса».
— Послушай, — Джоанна начала читать.
— Для чего бог создал человека?
– Для того, чтоб он в него веровал, был свободен и счастлив, — Джоанна хлопнула рукой по листу. «С первой же строчки ложь. Бог не создавал человека. Ты образованный человек, Пестель, ты читал книги. Человек появился на свет путем изменения и развития, он вырос, — Джоанна покусала карандаш, — из мельчайших организмов, которые на протяжении миллионов лет населяли землю. Потом появились рыбы, птицы, животные. Приматы, а уж потом — человек. Человека создал труд, а вовсе не Бог, которого, кстати, не существует, — Джоанна серьезно посмотрела на него.
Село уже спало, в окне были видны яркие звезды, похолодало. Пестель, запахнув ставни, развел руками: «Жанна…, Ты сама учила солдат. Они религиозные люди, нельзя их разочаровывать…, Потом, когда мы придем к власти, мы, конечно…»
— Ваша власть будет построена на обмане, — холодно сказала Джоанна, сворачивая листы. «Я даже слушать эти бредни не хочу, Пестель. Вы пожалеете, что не сказали солдатам правду, я тебе обещаю».
— Хорошо, — он мимолетно улыбнулся. «Когда мы победим, тогда и будем заниматься образованием, Жанна. А пока надо сражаться. Иди ко мне, — он ласково привлек ее к себе. Потом, когда лавка скрипела, когда старое, протертое одеяло было сброшено на дощатый пол, Джоанна, задыхаясь, отстранившись, помотав головой, шепнула: «Нет, нет, ты же помнишь…, Сейчас нельзя!»
— Я прошу тебя, — он стал целовать ее белокурые, разметавшиеся по холщовой подушке, волосы. «Прошу, Жанна, пожалуйста…, Я так устал, так устал. Мы, может быть, завтра все умрем».
— Это не причина пренебрегать безопасностью, — твердо ответила Джоанна. «Я тебе говорила, я не хочу ребенка. Пока. Когда захочу, я тебе скажу».
Он внезапно, разъяренно, прижал ее к лавке — так, что Джоанна не могла даже пошевелиться. Она скосила глаза и, обреченно, подумала: «До пистолета я не дотянусь. Надо образумить его…»
— Хватит, — зло шепнул он. «Я мужчина, и я решаю, что мне делать. Замолчи уже, наконец! У меня тоже есть свои потребности. Лежи тихо! — Джоанна сжала зубы и все-таки попыталась высвободиться. Он встряхнул ее за плечи. Джоанна еще успела подумать: «Такое нельзя прощать, конечно. Всем нам сейчас трудно, но это не оправдание насилию».
Он скатился с нее, тяжело дыша, и погладил ее по щеке: «Прости. Не сдержался. Ничего страшного, сделай что-нибудь, если хочешь…, - Пестель повел рукой. Джоанна, одеваясь, заставив себя не брать в руки пистолет, кивнула: «Сделаю. Я переночую у полковника Воронцова-Вельяминова».