Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2

Шульман Нелли

Дэниел вздохнул и стал подниматься по заплеванным ступеням. Жозеф Фуше последовал за ним.

Очередь к воротам тюрьмы Порт-Либр извивалась по мостовой, уходя за угол высокой, каменной ограды бывшего аббатства. Рю де Фобур-Сен-Жак была пуста. Женщины, с узелками в руках, внимательно следя за деревянными воротами, что вели во двор тюрьмы.

Мари-Анн обернулась и помахала рукой высокой, заметно, беременной девушке, что шла по улице.

— Может, не стоит рисковать? — вздохнула женщина. «Ерунда, всю зиму Констанца сюда ходила. Никто ничего

не заподозрил. Господи, ей рожать через месяц, хоть бы Антуан дожил до этого. Может, его выпустят, может, он увидит дитя…, - Мари-Анн почувствовала, как увлажнились ее глаза. Женщина велела себе: «Не смей! Констанца родит, и можно будет потом принести маленького сюда. Антуан хоть посмотрит на сына, или дочку».

Констанца встала рядом и поправила чепец, что закрывал темно-золотые, отросшие волосы: «Все хорошо, кузина. Акушерка довольна. Ту книгу, что дяде нужна, я достала, — она передала мадам Лавуазье маленький томик. «У Лагранжа взяла».

— Как он? — почти шепотом спросила Мари-Анн.

— Сидит, пишет, — уныло ответила Констанца, с ненавистью посмотрев на солдат Национальной гвардии, что меняли караул на воротах.

— А что еще остается? — она усмехнулась. Вспомнив аккуратную стопку тетрадей с черновиком своей книги, девушка добавила, одними губами: «Я ведь тоже пишу, каждый день. Иначе с ума сойти можно, — Констанца посмотрела на свой высокий живот: «Сейчас папу увидишь».

Ребенок весело, бойко заворочался. Она заставила себя не плакать, сжав длинные, в пятнах от чернил, исколотые иглой пальцы. Она писала каждый вечер, — в их маленькой, холодной комнатке, закончив шитье, при свете огарка, — писала о казни Эбера и Дантона, писала о листовках, призывавших искать шпионов, писала о том, как бежали люди из Парижа, о речах Робеспьера и расстрелах в Лионе.

— Я все это издам, обязательно, — говорила себе Констанца, ложась на узкую, рассохшуюся кровать, заворачиваясь в тонкое одеяло. Она клала руки на живот: «Ты прости меня, милый, что все это видишь и слышишь. Но вот родишься, нашего папу освободят, и мы уедем в провинцию. Спрячемся, затеряемся… — она и правда — верила в это. Так хотела верить, что, закусив зубами угол подушки, повторяла: «Мы выберемся, обязательно…»

Констанца взяла худую, покрасневшую руку Мари-Анн и незаметно пожала ее. Та слабо улыбнулась, переступая затекшими ногами.

— Об Элизе так ничего и не слышно, — горько подумала Констанца. «Может, попытаться потом в Амстердам уйти, с ребенком. Там Джо, она меня приютит. Оттуда можно добраться до Англии…, Но ведь я слышала, летом они собираются ввести войска в Нижние Земли. В Амстердаме то же самое будет, что и здесь».

Сзади шептались две женщины. Констанца невольно прислушалась.

— У меня тетка в Ренне, — говорила одна, — она написала, что тамошний комиссар Конвента, Деметр, из города и носа не высовывает, даже с охраной. В лесах свой начальник, генерал де Шаретт, он республиканцев на месте расстреливает. А кто из повстанцев попадется Деметру — тех он ослепляет и руки-ноги отрубает.

Вторая женщина быстро, воровато перекрестилась: «А правда, что Волчица в лесу Мерлина живет?»

— В Броселианде, — закивала ее собеседница.

«Она и не человек вовсе, мадам Шарант. Моя тетка пишет, что ее никто никогда не видел, Волчицу. Она по ночам орудует. Призрак, — добавила женщина. «Там много привидений, со старых времен, места-то волшебные».

— Проходите! — раздалось от ворот. Констанца невольно улыбнулась: «Вот же суеверные люди бывают. Понятно, что никакой Волчицы нет, народ это придумал. Сейчас Антуана увижу, какое счастье…, - она искоса посмотрела на Мари-Анн и увидела, что та тоже улыбается.

Женщины, стуча по булыжникам деревянными сабо, двинулись во двор тюрьмы.

В каморке не было ничего, кроме старого стола, с прилепленной к нему свечой и грубой скамьи. Фуше вежливо указал на нее. Дэниел, водрузив перед ним суму, пожал плечами: «Я постою. Считайте».

Он медленно, методично перекладывал монеты — маленький, сосредоточенный, похожий на крысу.

— Все верно, — наконец, сказал Фуше.

— Как вы понимаете, — он поднял холодные глаза, — за один день такие дела не делаются. Мне надо поговорить с людьми, подготовить почву…Он зарвался, месье, настроил против себя своих бывших соратников, рубит головы и правым, и левым…, Мне надо понять — кто может быть моими союзниками, — Фуше вздохнул и стал складывать золото в холщовый мешочек.

Дэниел вынул из кармана куртки письмо и помахал им перед носом Фуше.

— Это вторая половина, — спокойно сказал мужчина, — она будет выплачена после того, как вы исполните заказ. Письмо будет вам передано тем же способом, что и предыдущая записка — когда голова известного нам человека покатится с эшафота.

— Летом, — пообещал Фуше, жадно глядя на конверт. Он, было, двинулся на скамье, но тут, же замер — на него смотрело дуло пистолета.

— Я могу выстрелить через куртку, — холодно заметил Дэниел, — тогда ваши люди ничего не услышат. Не зарывайтесь, месье. Я сейчас уйду, и Господь вам в помощь, если я не миную двор. Этого вам не простят, — он убрал оружие и бросил на стол зазвеневшие монеты.

— Это лично от меня, — Дэниел убрал оружие. «Мне нужен список заключенных в тюрьме Порт-Либр, и родственников, что их навещают. С адресами».

Он вспомнил наставительный голос Джона:

— Даже словом не обмолвись о том, что ищешь тех, кто приходит к Лавуазье, иначе они сразу насторожатся. В Порт-Либре двести человек сидит, если не больше, так безопасней.

— Но почему вы думаете, что Констанца будет ходить к Лавуазье? — удивленно спросил Дэниел. Он увидел, как Питер усмехается, вертя в руках хрустальный бокал с вином.

— Они были очень близки, — Джон поднял бровь, — так что, если Констанца в Париже — она непременно будет его навещать.

— А, — только и сказал Дэниел.

— Нет ничего проще, — отмахнулся Фуше, убирая деньги. «Завтра вам его пришлют. Тем же способом, что и записку ко мне доставили. Всего хорошего, месье, рад был познакомиться».

Дэниел закрыл за собой дверь и стал осторожно спускаться по лестнице. Он зажмурил глаза от яркого солнца, — в подъезде было полутемно. Только обойдя лужу во дворе, оказавшись на улице, Дэниел выдохнул.