Венец из окровавленных костей
Шрифт:
— Они нарушили мой указ. — Прокомментировал тан собравшимся. — Они взяли юную дочь свиновода, что предоставил нам пищу. Эти трое ублюдков не попадут к богам, они будут гнить в бездне, их души будут пожирать пепельные черви, а их род будет проклят навека. Я проклиная их девять раз девятью проклятиями!
Из толпы местных вышла одетая в лохмотья бабка и плюнув под ноги задыхающимся осыпала их девятью проклятиями. Это же сделал и отец девушки и сама жертва. После того, как последний перестал дрыгаться, тан срезал по пучку волос и кинул в догорающие угли. Все, теперь вход к богам закрыт, дальний берег туманной реки останется недосягаем для
— И стоило жертвовать тремя воинами из-за какой-то девки! — Тихо возмущался Вейл. — Это немыслимо.
— Они взяли ее силой… — оспаривал Воган. — И нарушили прямой указ тана и закон чести.
— Раздолбанная дырка не стоит проклятия девяти смертей, не стоит.
— В Рейне, может и нет. Они хуже свиней, гадили там где спали. — На лице Вогана ни дернулся ни волосок, когда он смотрел. Как задыхались насильники.
Глава 12
Глава 12.
Да здравствует король!
Покои короля Йоррена II довольно скоро наполнились, непривычными для этих больных стен, пестрыми одеждами высоких и не очень дворян. Но и привычная алая серость была представлена группой бормочущих под нос монахов. Они, склонившись у постели пробудившегося от долгого сна короля, и трясли длинными четками. Возглавлял эту процессию молодой, лет сорока, начисто выбритый монах, что был на совете представителем церкви. Видимо, его кто-то отчаянно продвигал на пост первосвященника, выборы церковь решила провести лишь после того, как изловят всех еретиков, повинных в убийстве, чтобы новый первосвященник вошел в новое безгрешное царствие. Этот молодой монах довольно активно тряс сложенными ладонями, и проверял жар на лбу короля. Дворяне брезгливо посматривали на него, исподлобья, и незаметно бросали взгляды на старшего сына короля, улавливая каждое движение его лицевых мускул.
Гластейн стоял позади всей этой перешептывающейся между собой пестрой братии в полном одиночестве. Редманд еще не пришел, а совет был еще в пути, а кроме них, общаться с кем либо у принца не было ни малейшего желания. Он достаточно времени постоял с проснувшимся отцом, чтобы понять, что король не пришел в себя, он просто открыл глаза, последний взгляд на мир перед пришедшей смертью.
Он видел подобное на войне, когда смертельно раненные солдаты, провалявшиеся с рваными ранами почти сутки, перед тем как умереть, открывали глаза, и что-то бормоча, отходили в иной мир. Монахи предавали особый мистический смысл последним слова, якобы, им шептал им сам создатель, либо же, разрушитель. Но последнее касалось только тех воинов, что не исповедовали поклонения Всеотцу.
Редманд, ворвавшись в покои, отвлек на себя все внимание. Гластейн облегченно вздохнул: теперь ему было не так тошно торчать здесь. Вслед за принцем в зал ворвался канцлер и несколько членов совета. Лорд Грегори стремительно подобрался размашистыми солдатскими шагами к наследнику трона и молча встал рядом с ним. Они обменялись мелкими дружескими кивками. Рядом с другом принц чувствовал себя более защищенным. Да и бедный вояка Грегори, кажется тоже. Они словно два опоссума стояли бездвижно, пытаясь не привлекать внимания среди хищных стервятников.
— Он как? — Редманд, не взглянув на постель короля, обратился к брату.
— Умирает, но в себе. Если хочешь последний раз заглянуть
Младший сын бездвижно уставился в сторону кровати и кашляющего отца. Он оцепенел, не в силах и шевельнутся. Король повернулся в сторону своих сыновей, толпа, под тяжестью взгляда рассосалась, и Редманд почувствовал на себе взгляд тускнеющих глаз отца.
— Королю нужно сказать слова напутствия своим сыновьям! — Канцлер с несколькими вооруженными стражниками встал в центр комнаты. — Прошу выйти всех лишних! — Толпа не дрогнула, дворяне начали переглядываться, ожидая, кто первый признает себя лишним: желающих не нашлось. — Не заставляйте меня выбрасывать вас за шкирку, словно плешивых псов! — Никто из горделивых рыцарей не посмел призвать лорда-канцлера к ответу за оскорбления и медленно, чуть ли не строем вышли из палат.
Монахи остались недвижимы. Эревард Ги посмотрел на принцев, Гластейн взглядом показал, что те, могут остаться. Один из ряда монахов выставил вперед деревянную подставку с широкой пыльной, зажелтевшей книгой. Собираясь вписать туда последние слова короля. В зале осталось лишь два десятка молчаливых священника, принцы, члены совета и несколько членов родственных семей.
Король Йоррен IIс помощью неведомой силы привстал на кровати, Гластейн стремительно подбежал к отцу, чтобы поддержать его. Принц заглянул в серые бездвижные и испуганные глаза отца, и оцепенел: король с настоящим ужасом смотрел на него, своего первенца, своего наследника. В руках ослабленного короля прилилась сила, Гластейн почувствовал это, когда тот больно сжал его локоть.
— Отец! — Он почувствовал рвущуюся боль из недр королевской души.
Глаза Йоррена округлились, выпали из орбит, изо рта полилась слюня:
— К…корона…Редманд — Вырвалось из бледного рта. — Редманд…король…Ред…
— Что? — Гластейн попытался успокоить отца. — Отец, что…?
— …вороны прилетели… — с выдохом раздались слова, последние, те, что запишут и запомнят.
Тело обмякло за мгновенье, глаза, через один удар сердца закатились, веки сомкнулись. Под рвущийся по рядам шепот Гластейн мертвецкий взглядом уперся в брата. Тот растеряно начал искать место, чтобы спрятаться.
***
— …да послушай ты меня! — Редманд с яростным раздражением вскинул руки к небу. — О, Всеотец, вразуми этого недоумка!
— Отец сказал свое слово.
— Отец наговорил предстмертный бред. Вспомни, что нес старый граф Оулд перед смертью, про хряков и свеклу. Этому ты тоже предашь важное значение? Ему это тоже шептал бог?
Братья расположились в зале совещания совета. Замок был заперт, по приказу лорд-канцлера, все, кто находился в замке, должен был оставаться внутри. По его же приказу, ввели удвоенную стражу, а ночные клинки внимательно наблюдали за дворянскими толпами изнутри. Все, кто присутствовал при последних словах королях, находились в отдельной комнате, и, конечно же, под пристальным присмотром шпионов канцлера.
— Замок заперт и оцеплен, мой принц — Эревард Гис поклонился Гластейну.
— Ему кланяйся — через плече бросил принц. — Он король, ты слышал.
— О, проклятье! Господин канцлер, хоть вы его вразумите. Он всерьез уверовал в сакральность последних слов отца!
— Не стоит милорд, — канцлер усмехнулся. — Он лишь сказал, то, что виде: корону, вашего брата.
— Он смотрел на меня, мне в глаза. В мои проклятые глаза! И он меня боялся.
— Милорд, вы старший сын…вы первенец…