Венец из окровавленных костей
Шрифт:
— Это ничего не значит, король может назвать приемником любого из детей.
— Да, но это должно быть закреплено в завещании, которое, как мне известно, ваш отец не оставил…
— Плевать, в бездну все это! Вы слышали отца, он не хотел бы, чтобы я надел короны.
— Идиот! — Редманд ударил по столу.
— Корона твоя…
— Ты развязываешь руки им! — Редманд указал на дверь. — Этим жадным, чванливым графам! Ты даешь им повод для войны. Войны, что разрушит Рейн!
— Они подчиняться воле…
— Нет!
— Я их заткну…
— Нет, ты хочешь корону, очень хочешь, но страх перед отцом тебе мешает. И когда появиться возможность, через год, пять, десять, мы развернем войну друг с другом. Вот к чему это приведет. Отец мертв, он больше не властен ни над тобой, ни надо мной. Ты король, тебя любят, и народ, и большая часть этих, по крайней мере, северяне. А нам нужен дружественный север, пока что!
— Я знаю, что говорят обо мне и моем ребенке!
— Об этом уже забыто, ты перекрыл это своими победами.
— Перекрыл? Ты говоришь о моем мертвом сыне! Думаешь, я не слышал, что о нем говорили. О младенце с черной чешуей и огромными волчьими клыками! О моем мертворожденном сыне! — Слезы затмили взор Гластейна, и тот стряхнул их на стол.
Редманд отвернулся, не в силах вынести слез брата. Зал совета погрузился в молчание.
— Я, пожалуй, зайду попозже. — Канцлер медленно вышел и запер зал. — Никого не пускать и не выпускать. Пускай поговорят.
— Не было на нем ни черной кожи, ни клыков. — Редманд сел и налил кубок вина. — Обычный бледно-розовый парнишка с внушительным прибором. Ему просто не повезло.
— Я знаю.
— Тогда зачем…
— Не знаю. — Гластейн сел напротив брата. — Он так на меня смотрел, как будто боялся. Он был полон ужаса.
— Он умирал. Я думаю, это весьма неприятно.
— Дело было не в этом, вернее, не только в этом…
— Он не называл меня приемником, он просто бредил о том, что увидел, и все…
— Ты меня пытаешься убедить или себя?
— Что за вопрос? Тебя конечно.
— Я слышал их перешёптывания, они думают по-иному.
— Кто?
— Совет, монахи, родственнички…
— Заставим их замолчать. О последних словах короля никто не узнает, напишем, что он благословил тебя или что-то подобное.
— Сколько человек там было? Двадцать больше? Такой компанией тайны не хранят.
— Проредим ряды.
Глаза Гластейна, казалось, сейчас
— Ты предлагаешь…
— Да брось ты, нет конечно. Никого убивать не будем. Хотя отец начал войну, чтобы взять корону у деда и братьев. Ты обойдешься без крови. — «Возможно».
— Надо послать за Мердоком, он должен знать об отце.
— Канцлер уже послал за ним, но я сомневаюсь, что брату сейчас здесь место.
— Почему?
— Нам нужно
***
Предводитель монашеской когорты выглядел более уверенным, чем Гластейн помнил на совете. Тогда он казался испуганным ягненком, брошенным в логово волков, сейчас же, он ничем не уступал, ни клыками, ни когтями. Он смотрел на принца оскорбительно благосклонно, не отводя взгляд. В его маленьких потемневших глазах проблескивала некая насмешка, он будто знал, что у него что-то попросят, и он запросит взамен более важное и крупное для себя, и через минуту принц узнал что:
— Вы записали последние слова короля? — Канцлер, сложил руки на худой груди, снизу вверх глядел на священника и его спутников.
— Да, разумеется, нечасто удается застать эти откровения. Ведь их сам Всеотец дает в уста умирающему. И какое наше счастье, что нам удалось их застать! — Он вежливо склонился, его голос с каждой фразой возвышался все выше и выше. — Наример, слова вашего достопочтимого деда, нам услышать не удалось.
— Он умер быстро — перебил его Гластейн. — Врят ли человек, разрубленный мечом способен что-то изрекать.
— …да, верно. Но ваш отец почил с миром. — Он по-хитрому улыбнулся. — А его последние изречения сулят вам долгое и великое правление.
Гластейн чуть ли не вскочил с места:
— Вот как!
Монах махнул рукой, к нему подошел сгорбленный священник и раскрыл толстый том:
— «Благословлен первенец мой, как и земля под стопами его» — процитировал он.
— Вы это за пару минут придумали? — Усмехнулся Гластейн, получив неодобрительные взгляды канцлера и брата. В ответ на которые, он лишь невинно развел руками.
— Услышали…однако, фраза требует доработки. Голос умирающего сложно разобрать…Но вот другие, видите ли, другие из нашей свиты возможно слышали что-то другое и могут разносить лживые еретические слухи.
— Я так понимаю, те, что не поддерживают вашу кандидатуру на престол первосвященника? — Поднял глаз лорд-канцлер.
— Смутьяне, милорд. Они не уважают ни корону, ни принца. — Он уставился на Гластейна. — За спиной вашего отца и под присмотром невиноубиенного первосвященника кардиналы совсем ушли в разврат и опустошились душою. Они больше не служат трону ни небесному, ни земному. С детства я видел в церкви…
— Оставьте — прервал его разглагольствования Редманд. Он предвидел, что сейчас начнется долгий рассказ о нелегком пути городского мальчишки, послушника при каком-нибудь мелком храме до высот святейшей длани кардиналов. — Корона поддержит церковь и вашу кандидатуру, будьте уверены.
— Благодарю за доверие, моим священным долгом будет сказать, что помимо благочестивых братьев здесь находятся далеко не самые честные сыны церкви… — он замялся.
— Вы о брате Семиноне, Арлоне…Если не ошибаюсь, они подручные кардинала Аргона?