Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?
Шрифт:
III. Византия на пороге крестоносной идеологии
Византийцы всегда воспринимали свою войну против варваров как богоугодное дело. Еще более актуальной стала религиозная составляющая в борьбе с исламом, создавшим концепцию «джихада». И тем не менее идея «священной войны» выкристаллизовалась в Византии очень поздно — лишь к середине X в. Никифор Фока в 967 г. отправил в Багадад халифу Аль–Мути поэму, в которой грозил мусульманам: «Я завоюю вашу землю, я пойду аж до Мекки, где я поставлю трон величайшему существу… Я завоюю весь Восток и Запад и повсюду распространю религию креста» [629] . Как видим, Никифор вплотную подошел к концепции крестового похода — до ее возникновения на Западе. Однако византийское общество не приняло этой идеи [630] . К примеру, выдвинутая Никифоров доктрина, будто все воины, павшие в бою с неверными, автоматически должны рассматриваться как мученики за веру вызвала яростное противодействие со стороны церкви. Образ духовного лица, обагряющего руки кровью, пусть даже кровью врагов Христовых, оставался глубоко чужд грекам —. в отличие от Запада, где он легко прижился. Крестоносная идеология не годилась для Византии, и хотя походы Никифора, а еще более Иоанна Цимисхия в 973—974 гг. в направлении Иерусалима и возбудили у ромеев надежды на освобождение Гроба Господня, идеи расширения христианства без одновременного расширения Империи оставались им чужды [631] .
629
G. Von Grunebaum, «Eine poetische Polemik zwischen Byzanz und B agdad imXJh.», Stadia Arabica [Analecta Onentalia , 14—16] (Roma, 1937), S· 58, cf.: P. Charanis,
630
М. Canard, «La guerre sainte dans le monde islamique et dans le monde chretien»; Idem, Byzance et les musulmans du Proche Orient (London, 1973), p. 616—618.
631
Ср. традиционный характер речей, с которыми Никифор Фока советует полководцу обращаться к войску перед битвой: религиозного мотива там нет и в помине (В. В. Кучма, Военная организация Византийской империи (Санкт–Петербург, 2001), с. 81).
В результате побед ромейского оружия под власть Византии вернулись многие земли, отторгнутые у нее за три века до того [632] . Исламизированное население этих территорий тут же стало объектом христианской проповеди. Наиболее яркий пример ее содержится в Житии Никона «Метаноите» (. BHG, 1366), который действовал на отвоеванном у арабов Крите. Он побуждал тамошних жителей покаяться в сарацинском заблуждении, но они в нем упорствовали. Тогда он перешел к тактике индивидуального общения [633] . Впрочем, объектом проповеди были не столько арабы, сколько греки, перешедшие в ислам под их властью.
632
Не будем забывать, что греческое православие продолжало существовать в глубоком тылу у мусульман. Так, храм св. Сергия в Русафа не только функционировал в эпоху мусульманского господства, но там продолжали жить какие-то греки. Свидетельство этому — надпись, найденная в базилике Св. Креста: «Обновлена при Симеоне, митрополите Сергиуполя в июле месяце первого индикта 6600 г. (т. е. 1093 г. от P. X.)». Кому подчинялся этот иерарх, неизвестно, но надпись выполнена по–гречески и датирована по византийской календарной системе (Th. Ulbert, Die Basilika des Heiligen Kreuzes in R e ' safa-Sergiupolis [Resafa II] (Mainz, 1986), S. 169), притом что христианемелькиты еще в IX-X вв. перешли на арабский язык (S. Griffith, «Byzantium and the Christians in the World of Islam», Medieval Encounters , vol. 3 (1997), p. 243—244).
633
« », , . 3 (1906), . 150—151.
С собственно арабами византийская власть обращалась куда круче. Зачастую она крестила их насильно. По словам мусульманского писателя Табари, императрица Феодора приказала казнить тех арабских пленных, которые отказались принять крещение. Когда в 934 г. была отвоевана у арабов Милитина, ее жителям пришлось выбирать: обратиться или уйти. По остроумному предположению Л. Симеоновой, высокопоставленных арабских пленников при византийском дворе обманным путем подвергали некой квази–хрисгианизации: во время торжественных процессий их одевали в белые одежды и снимали с них пояса, что в глазах византийцев было одеянием «катехуменов», т. е. оглашенных [634] . Не следует думать, будто все обращения мусульман в христианство имели насильственный или обманный характер. Обычно арабским пленным предлагалось принять новую веру за плату в три номисмы. Византийские семьи, выдававшие дочерей за таких выкрестов, получали освобождение от налогов сроком на три года [635] .
634
L. Simeonova, «In the Depth of Tenth-Century Byzantine Ceremonial: The Treatment of Arab Prisoners of War at Imperial Banquets», Byzantine and Modem Greek Studies , vol. 22 (1998), p. 91, 94, 97.
635
B. Z. Kedar, Crusade and Mission (Princeton, 1984), p. 93—94.
В христианство обращались не только те мусульмане, которые оказывались под византийской властью: военные победы Империи были главным фактором, притягивавшим к православию. В 928 г. на сторону «греческого царя» перешел курдский военачальник Ибн ад–Даххак, который, согласно Ибн аль–Атиру, «отрекся от ислама». В 935 г. целое бедуинское племя хабиб в двенадцать тысяч всадников также перешло на имперскую сторону и приняло христианство. Эти примеры можно было бы еще умножить, но «ни в одном… не известно не только имени миссионера… но и не упоминается вообще ни о каких целенаправленных действиях… со стороны греческой церкви. Напрашивается мысль, что в целом процесс перехода из ислама в христианство в IX-X вв…. происходил не за счет миссионерских усилий церкви Византии» [636] .
636
Ю. Максимов, «Переходы из ислама в христианство в IX—Х веках по свидетельствам арабских хроник», Альфа и Омега, N 2 (32), (2002), с. 255—258.
Наряду со многими другими факторами, частым взаимными переходам из ислама в христианство способствовало тесное личное общение греков с арабами в зоне их пограничья. у мусульманского автора Фаридаддина Аттара в произведении «Разговоры птиц» повествуется об арабском шейхе, который из любви к христианской девушке переезжает в Грецию и принимает христианство [637] . В византийском эпосе о Дигенисе Акрите рассказывается, как арабский эмир, побывав в «Романии», обратился в православие и, вернувшись домой, стад убеждать свою мать и домочадцев последовать его примеру. Любопытно следующее: все персонажи исходят из того, что крестившийся обязан переехать в Византию. «Все мы вместе с тобой отправимся в Романию», — говорят эмиру слуги [638] . Никакие из этих переходов уж подавно не были результатом целенаправленной миссии [639] .
637
A. Argyriou, «La conversion comme motif litteraire dans Герорее byzantine de Digenis Akritas et dans la conference des oiseaux de Farid uddin Attar», Byzantinische Forschungen , Bd. 25 (1999), p. 147.
638
Г. 0. . 0 , , . 5 (1994), . 338—351.
639
В XI в. Сицилия была завоевана норманнами. В эпоху их господства большое количество проживавших на острове мусульман приняло греческое православие. Однако это не было результатом миссионерской работы Константинопольской церкви: «обратившиеся» были не столько арабами, сколько греческим населением, некогда насильно принявшим ислам, а с появлением христианской власти норманнов вернувшимся в свою религию, которую до этого времени оно вынуждено было исповедовать тайно. Главной же причиной христианизации было благоприятное налогообложение А христиан (J. Johns, «The Greek Church and the Conversion of Muslii s in Norman Sicily», Byzantinische Forschungen , Bd. 21 (1995), p. 152—153)·
IV. Свидетельства об отношении византийцев X в. к миссии
Известный со святоотеческих времен прием риторического перечисления якобы хрисгианизованных народов претерпел в средневизантийское время некоторые изменения. В анонимном трактате о богопознании, написанном в 907—913 гг., традиционный «набор» племен значительно расширяется: «Всякая земля и город познали [Бога], и «парфяне, мидяне и эламиты«[Деян. 2. 9], и армяне, и халдеи. И инды, и эфиопы, и палесгиняне, и египтяне, и киликийцы, и лидийцы, и финикийцы, и сирийцы, и италийцы, и арабы, и калабрийцы, и сицилийцы, и критяне, и британы, и испанцы, и савроматы, и геты, и скифы, и ивиры, и лазы, и все другие варварские народы и, попросту говоря, всякое племя и язык, и на востоке, и на западе, и на юге, и на севере — поклоняются Богу неба и земли» [640] .
640
Anonymi Auctoris Theognosiae II. 543—552 / Ed. M. Hostens [Corpus Christianorum, Series graeca 14] (Turnhout, 1986), p. 37—38.
641
Ibid. II. 321—322, p. 198.
642
Ibid., VIII. 330—339, p. 176.
На рубеже IX-X вв. Никита Давид Пафлагон составил Целый цикл панегириков в честь апостолов. Характерно, что некоторые из героев прославлены именно в качестве миссионеров. Вот как панегирист восхваляет апостола Андрея: «Поручив по жребию Север, ты прошел ивиров, савроматов, тавРов, скифов и всякую страну и город, какие расположены к северу от Евксинского Понта… Чтобы возглашать Христово Евангелие , ты своими прекрасными ногами пошел к буйнейшим, сам будучи кротчайшим, [пошел к] Жестоким и суровейшим, сам будучи воистину благонравнейшим. Великолепие твоей добродетели и слава твоей святости были настолько же превосходны, насколько пресловута дерзость и звероподобие этих племен… Ты подчинил Евангелию все северные области и все побережье Понта силой мудрого слова и разума, силой знамений и чудес. Повсюду ты поставил алтари, священников и иерархов для верующих» [643] . Хождение апостола Варфоломея описано у Никиты так: «Блаженнейший, придя к арабам, именуемым «счастливыми», а после этого к индам и восточным эфиопам, стал на их языках громким голосом проповедовать Христа… Проведя столь долгие годы среди крайне жестоких народов, сам он не усвоил ни капли их звероподобия, но передал им частицу собственного человеколюбия. Их невежество и злоба ни в малейшей степени не запятнали его образа жизни — более того, избытком своей доброты и богоподражания он сумел растопить большую часть нечестия и бестолковости , подобно тому как солнце распростирает свои лучи поверх тины и, само не загрязнившись, выжигает, уничтожает и уменьшает зловоние» [644] . В столь же высокопарных выражениях прославлено и миссионерство апостола Матфия: «Следует восхищаться всеми хождениями блаженнейшего [Матфия], и теми благодеяниями, которые он свершил, ходя среди всех народов… [особенно же тем, как он] проявил себя среди обитателей Первой Эфиопии, черных телом, но гораздо более того — разумом и душой, [среди тех], кто ничем не отличался от кровожадных зверей. (…) Долго проживши, словно человек среди диких животных, а вернее — словно добрый Бог среди плохих людей, он ни на шаг не последовал за ними в дерзости, но поделился собственной мягкостью… Он удостоил их великого преображения (' ), исцелив противоположным совершенно противоположное: их жестокосердие, недоверчивость и непреклонность он смягчил своим нежным, ласковым и кротким нравом; их грубость, притворство и невежество он переменил своей благомысленносгью..· Эти суровые люди, на собственном языке восприняв богословские рассуждения, отбросив гневливость, отложив угрозы, сменили неверие на веру… Он совлек с черных их покров » [645] .
643
Nicetae Paphlagonis «Огайо in laudem Andreae», PG. Vol. 105 (1862), col. 64—65, 68.
644
Ejusdem « In laudem s. Bartholomaei apostoli », Ibid., col. 208.
645
Ejusdem «In laudem s. Mathiae apostoli », Ibid., col. 280—281.
Как видим, Никита, в отличие от своих предшественников, писавших на те же сюжеты (см. с. 70), осознает проблему культурного конфликта, но все-таки не берется описать, как его герои этот конфликт преодолевали. Продемонстрируем это на примере похвального слова апостолу Фоме: «Ему, получившему по жребию апостольство у парфян, мидян и [живших] поблизости от них эфиопов, — каково было подступаться к ним ? А добравшись до этих людей, отвратительных видом, но еще более отталкивающих душевным складом, каково было вступить с ними в беседу и в общение по вопросам благочестия! Он тихонько сетовал на тягостность [общения] с этими народами, как тут подоспело разрешение всех затруднений» [646] . С точки зрения панегириста, облегчение приходит в виде вмешательства Христа. Поэтому технику апостольского миссионерства Пафлагон раскрыть не берется: «Описать все слова и дела хождения [Фомы], которыми он, проповедуя Евангелие , привел ко Христу всю Парфию, Гирканию и Бактрию, было бы равносильно попытке сосчитать капли в дожде» [647] . Однако очень скоро агиографы научатся описывать, как миссионер справляется со своими трудностями (см. ниже, с. 203).
646
Ibid., col. 136.
647
Ibid., col. 140.
В середине X в. был составлен императорский Менологий, константинопольский Синаксарь, а во второй половине того же столетия — так называмый «Метафрасгов» агиографический свод. Жития традиционных святых, вошедшие в новые корпусы, подверглись редактуре в соответствии с веяниями времени. Любопытно проследить, в чем именно они состояли. К примеру, в Синаксаре несколько преобразился «миссионерский рассказ» о Фрументии, заимствованный у Феодорита (см. выше, с. 37) Текст начинается с прямой цитаты: «Приняв невозделанный народ, он [Фрументий] с воодушевлением принялся его возделывать… Пользуясь апостольскими поучениями и чудотворениями…» — и тут вдруг составитель Синаксаря сильно отклоняется от Феодорита: «…он не только лечил бесноватых и любые болезни, но и [сам наказывал] тех, кто противоречил ему и не слишком быстро принимал то, что он говорил, — в кого-то он вселял беса… на другого насылал сухоту, третьему обращал глазное зрение в слепоту. Все они тотчас прибегали [к его помощи] и, получив исцеление, начинали веровать в Христа… Поэтому он один за короткое время крестил всю страну индов, воздвиг разнообразные храмы, рукоположил священников из местных, уничтожил капища, расточил идолы и обратил весь народ к богопознанию. Дивились все [инды] и сам царь, говоря: «Прожив с нами много лет, ты никогда ничего не делал из тех чудес, которые совершаешь сейчас. Так откуда же, любезнейший, в тебе теперь взялась такая благодать за столь короткое время?«А блаженный отвечал: «Почтенные друзья Христовы! Этот дар — не мой, но того священства, что по Христу… Сообщив о вас великому Афанасию, главе церкви, им помазан святым помазаньем… и послан к вам, просвещенный апостольским помазаньем»» [648] . Пусть чудеса Фрументия выглядят весьма странно, но налицо интерес к технике убеждения, явно отсутствующий в рассказах Геласия, Феодорита и других ранних авторов, повествовавших о крещении Эфиопии [649] .
648
Synaxanum , col. 267—268.
649
Упомянут в Синаксаре и культ эфиопского министра, обращенного апостолом Филиппом. Он якобы «проповедовал Евангелие в Счастливой Аравии и на острове Тапробане, расположенном в Красном море. Там, передают, он и принял мученичество» (Ibid., col. 788).
Синаксарь видоизменяет и образ святого, оказавшегося пленником у варваров. Обычно, как мы знаем (см. с. 32), такой праведник окормляет лишь своих товарищей по несчастью, но вот, согласно Синаксарю, св. Домнин, «когда случился персидский набег, был захвачен в плен и ушел в Персию, и научил многих персов » [650] . Также добавляется миссионерская составляющая и к житию епископа Дометиана, действовавшего на рубеже VI-VII вв. в Персии (ср. с. 109), который, согласно Синаксарю, «смешав с аскетическим образом жизни государственный разум , стал заступником спасения не только для тех, кто находился под его рукой, но и для всего народа, будучи часто приглашаем к царю» [651] . Все это — плод творческой фантазии составителя Синаксаря.
650
Ibid., col. 98.
651
Ibid., col. 383—384.