Вкус жизни
Шрифт:
Она неожиданно для себя оказалась в середине месива. Ее туда протолкнул и втянул водоворот энергичных напирающих. Кто-то нещадно колотил ее по плечам, а она, оберегая голову ладонями, думала только о том, как выбраться из этого столпотворения. Трещал прилавок, молча, сосредоточенно работали продавцы. Молоденький милиционер, стоящий неподалеку, то нырял в толпу настороженными глазами, то покрикивал, угрожающе размахивая дубинкой, но не решаясь ее применить к наиболее наглым и пронырливым покупателям… И вдруг, как скальпелем по живому, по кому-то резанули его острые серые глаза. Она невольно сжалась…
Потом ее вытеснили и крепко прижали, как пригвоздили,
Самодовольное лицо неказистого мужичонки всплыло… Она стояла на остановке. Подъехал автобус. Ее удивили выражения глаз людей, дружно осуждающе или злобно смотревших из окон в одну сторону. Она проследила направление их взглядов. Плюгавенький мужичишко в затертой курточке и в мятых приспущенных брюках гордо прохаживался вдоль тротуара, небрежно размахивая авоськой, до отказа набитой… полукопченой колбасой. И это при том, что в продуктовых магазинах – давно шаром покати. На его физиономии четко прочитывалось: «Как я вас, умников, всех уделал!» Ей сразу вспомнились слова сына: «Мамочка, мне кусок жареный мяса приснился. Огромный, во всю сковороду. И такой запах на всю кухню!..» У нее тогда навернулись на глазах слезы, дыхание перехватило. Не каждый день, торопясь на занятия, получал от нее сынок бутерброд с вареной колбасой, а растущий организм требовал питания...
Перестройка
– …Казалось бы, рано или поздно это должно было произойти, а все равно как-то неожиданно все случилось. Как снег на голову свалились крутые перемены… Страна неудержимо покатилась по наклонной плоскости, происходила ломка взглядов и привычных понятий, общество полетело в бездну морального разложения. Мы вынуждены подстраивать свою жизнь под чуждые нам идеи. А многие люди с одинаковым равнодушием продолжали смотреть по «ящику» производственные романы и бразильские страсти. Их умами владела одна мысль: «Лишь бы не было войны».
– Диктуешь собственную версию исторических событий, намеренно фальсифицируешь историю или открываешь нам Америку? Кому хочешь досадить?– сделав выражение лица до смешного наивно-глуповатым, спросила Инна.
– При крушении государства отдельные предприимчивые личности делают большие деньги, остальные нищают и поглощают вороха газетных измышлений, ностальгируя по «старым добрым временам». Как всегда, работает закон сохранения денежной массы: если где-то ее густо, значит, где-то пусто». И правила игры изменились. Далеко не все теперь зависит от того, насколько честно ты трудишься. Хоть головой о стенку бейся – ничего не добьешься, ничего не изменишь…
– Капитализма испугалась?
– И все же начало девяностых было временем, когда людей остро волновала правда, интересовал исторический вектор развития страны. Пришла пора пересматривать свою жизнь, от многого избавляться, приобретать кое-что новое, но непонятное… Люди вдруг вспомнили, что страна, у которой нет героической исторической памяти,
Свалившаяся свобода озадачила прежде всего неясностью методов достижения цели. Мошенничество по нынешним временам стало отличной статьей доходов. Торгаши готовы выставить на продажу какую угодно гадость, снабдив ее яркой этикеткой… Сказывалась наша неспособность «добывать» деньги, изворачиваться, пресмыкаться, эксплуатировать. Мы как перевернутые на спину куры… Не завидую тем, кто будет писать историю этих десяти лет. Я доходчиво объяснила свой взгляд? – спросила Галя с внезапно прорвавшейся злостью.
– Мы не беспомощны и не втоптаны в грязь, – запальчиво воскликнула Жанна. – Нас не поставили на колени. Просто ушла эпоха романтиков. Мы еще докажем свое моральное превосходство.
– Интересно, как? Повернувшись к жизни спиной? А экономическое превосходство? – ехидно поинтересовалась Инна.
– Принимая удары, стоя лицом к враждебным силам, смотря правде в глаза.
– Распалилась! Тебе бы генеральшей быть… Опять лозунги? Уморила. Историю делают не те, кто ставит великие цели, а те, кто действует. Зачем латать одежду, если она сшита из гнилой ткани лжи, фальши и несправедливости. Сжигать ее надо! – обрадованно вставила Инна, почувствовав новую почву для разговора.
– Звереешь, Инна, без видимой причины, – из-за спины Гали с укором отозвалась Мила.
– Причин тому много и поводов предостаточно… Коррупция? Войдем в силу – одолеем! И это неизбежно. Дай только свободу своему воображению. Раскрепостись, – издевательски обнадежила Инна, провокационно улыбаясь. – Пойми, перестройка не смерть, а продолжение жизни, скоро «страсти по Советскому Союзу» покажутся нам чепухой.
– Надеешься дождаться? – то ли соболезнуя, то ли ехидно сочувствуя, спросила ее Лиля. – Может, лучшее время и настанет, да нас не застанет.
– Не стоит играть на искренних чувствах людей, – заметила Лера.
– Опять искус и подвох... – неопределенно отреагировала Рита на «выступление» Инны. Ей не хотелось погружаться в прошедшее десятилетие.
– Ошеломленные резкими переменами, мы получили психологическую травму, у нас теперь в некотором роде расщепленное сознание. Новое в нашу жизнь было привнесено, навязано. Но запас прочности традиционных доктрин у нас еще достаточен. Испытания выпали на нашу долю не такие уж трагичные. В истории любой страны бывают взлеты и падения. И то и другое надо переносить с достоинством. Мы еще будем на коне, – снова попыталась утихомирить подруг Жанна.