Влюбленный астроном
Шрифт:
– Пошел! – скомандовал генерал.
И оба парня в черном прыгнули с крыши в пустоту. На уровне шестого этажа тросы отклонились назад, и спецназовцы, держа оружие наготове, ворвались в квартиру, ногами разбив два окна. Посыпались осколки. Внутри замелькали вспышки. И наступила тишина.
Ксавье казалось, что она длится бесконечно, когда из рации донесся голос:
– «Операция завершена. Цель жива. Не в лучшем состоянии, но жива. Во время штурма противник пытался ликвидировать цель. Мои люди не пострадали. К сожалению, имеем четыре трупа из числа обитателей квартиры. Прошу вызвать гражданский санитарный вертолет для транспортировки раненого».
– Спасибо, господа, хорошая работа, – прокомментировал генерал. Он в последний раз прикусил лакричную палочку и убрал ее назад, в карман пиджака. Повернулся к Ксавье, который все так же сидел на стуле, и встал.
– Как много покушений вам удается предотвратить?
– Много. Но, к несчастью, не все, – признался
Ксавье кивнул. Спецназовцы собрались в гостиной. Лампу на балконе снова включили в розетку, рации убрали.
– Нам пора, – скомандовал генерал, и один из его бойцов открыл дверь на лестничную площадку. – Я не запрещаю вам рассказывать о том, что сегодня произошло, – добавил генерал, обращаясь к Ксавье, – но все же предпочел бы, чтобы вы не слишком об этом распространялись.
– Можете рассчитывать на меня, генерал, – ответил Ксавье. – Даже если я когда-нибудь соберусь писать мемуары, ни словом не упомяну о том, что сегодня видел.
Генерал чуть склонил голову и направился к выходу из квартиры. На пороге он задержался и спросил:
– Как звали того знаменитого астронома, которому принадлежал телескоп?
– Гийом Лежантиль.
* * *
«Гортензия!
Возлюбленная моя, я пишу тебе, а вокруг бушует ветер. Это дует муссон. Чтобы поговорить с тобой, у меня есть только мое перо и моя чернильница. Кстати, о чернилах. Вот уже несколько недель я делаю их сам, для чего сушу на солнце чернильные мешочки, которые извлекаю из пойманных мною осьминогов. В конце концов мешочек превращается в маленький и твердый черный камешек, и я растворяю его в чистой воде. Вот уже пять лет я пребываю на побережьях Индийского океана, и мои раковины повсюду сопровождают меня, словно удивительный плавучий кортеж. Мне кажется, я изучил очертания этих берегов лучше, чем здешние рыбы. Я много раз видел лунные затмения и наблюдал за кометами, что недоступно взору ни одного подданного Его Величества на земле Франции. Я отмечаю тысячи подробностей из жизни местных народностей – описываю их костюмы, их обычаи и верования. Порой у меня возникает чувство, что из астронома я превратился в путешественника, чтобы не сказать в искателя приключений. Я не получил никаких новостей от герцога де Лаврильера, хотя неоднократно писал ему. Живу я на луидоры, которыми он меня снабдил, но они быстро тают, поэтому я занялся небольшой торговлей. Здесь произрастают деревья, чья древесина ценится очень высоко, и я сговорился с двумя купцами. Мы вместе ведем некоторые дела. В Академии это вряд ли одобрили бы, но нужно же на что-то жить, хотя потребности мои скромны. Питаюсь я в основном рыбой, которую или ловлю сам, или приобретаю у туземцев. Отсюда, из этого поразительного края, Париж с его каретами и всей его цивилизацией представляется мне чем-то вроде миража, так что порой я задаюсь вопросом: а может, он мне просто приснился? Я уже писал тебе об удивительном человеке по имени Альдебер, который много раз принимал меня у себя на Мадагаскаре. Так вот, он говорит, что здесь, на этих землях, омываемых водой, время течет по-другому. И он прав. Ничто не напоминает здесь Францию. Ни крестьян Нормандии, откуда я родом, ни рыбаков, ни ученых мужей из Академии наук. Все они сейчас кажутся мне мерцающими тенями, встреченными в какой-то другой жизни. Только ты по-прежнему светишь мне, словно солнце. Новости, даже скудные, добираются сюда с опозданием, и я до сих пор не знаю, когда смогу отправиться в Пондишери, чтобы 3 июня 1769 года наблюдать за прохождением Венеры перед Солнцем – вторым и последним перед более чем столетним перерывом. До меня доходят смутные слухи о войне между Францией и Англией в нашей индийской фактории. Возможно, я изберу местом наблюдения Манилу. Или уже из Манилы доберусь до Пондишери. Путь туда лежит через Индийский океан в сторону Китайского моря, но у меня нет разрешения от короля находиться на территории испанских владений. Боюсь, далеко не все мои письма достигают берегов Франции.
Еще мне хочется рассказать тебе об одном замечательном явлении, наблюдаемом в этих морях. Вода здесь по ночам светится. В кильватерной струе под кораблем появляется нечто вроде сияющего треугольника, и этот плотный глубокий свет возникает так же неожиданно, как исчезает. Такой же виден на гребне волн, что бьются в борт нашего судна. Я полагаю, что это либо водоросли, либо какие-то мельчайшие живые существа размером с булавочную головку, и при малейшем волнении в воде они начинают фосфоресцировать. Но, сколько я ни изучал воду через лупу, так ничего и не обнаружил. Как мне хотелось бы, чтобы ты была со мной рядом, чтобы я мог обнять тебя за талию, прикоснуться к твоим волосам, почувствовать у себя на плече твою голову. Мы бы вместе наслаждались видом мерцающего моря, нас обдувал бы горячий соленый ветер, а в темном
Я так устал, любовь моя, моя Гортензия. Перо отказывается скользить по бумаге. Сейчас я поцелую твои сомкнутые веки и на миг прижмусь головой к твоей груди, чтобы услышать стук твоего сердца.
«Дражайший собрат и герцог!
Мы не имеем никаких новостей от вашего протеже господина Лежантиля. Получали ли вы от него какие-либо письма?
«Дорогой собрат!
Предполагаю, что вы даже не догадываетесь, какую огромную честь оказываете мне, именуя меня своим собратом. Я всего лишь герцог, страстно интересующийся небесной наукой, но я охотно соглашаюсь принять на себя это звание в нашей переписке. Год назад я получил от господина Лежантиля письмо, в котором он просил меня о денежной помощи. Насколько я понял, он принял решение дождаться следующего прохождения Венеры перед диском Солнца и милостью короля посвятить эти восемь лет изучению островов, их фауны и флоры, а также составлению карт этих приморских областей.
«Дражайший собрат и герцог!
Наша переписка длится уже два года, но мое письмо к господину Лежантилю так и осталось без ответа. Я слышал, что он направляется в Манилу, хотя согласно другим сведениям его путь лежит на остров Бурбон.
«Дорогой собрат!
Я не имею сведений о господине Лежантиле и даже не знаю, жив ли он. На прошлой неделе я получил от него письмо, и вы можете вообразить, как оно меня обрадовало, но оказалось, что отправлено оно два года назад с Мадагаскара. Вероятно, многие из его посланий теряются из-за кораблекрушений. Меня весьма беспокоит отсутствие от него новостей.
* * *
– А что вы сейчас читаете?
– «Путешествие по Индийскому океану» Гийома Лежантиля. Это книга, написанная в XVIII веке.
Луиджи Несси задержал на весу шпажку с мясом, немного помолчал, а затем чуть приспустил очки, чтобы лучше рассмотреть Ксавье.
– Вы это серьезно, молодой человек? – спросил он. – Сегодня никто не помнит ни это сочинение, ни его автора. Разве что я, но я старый эрудит, человек другой эпохи… Кто же нынче знает Лежантиля и его историю?
– Я знаю, – словно извиняясь, сказал Ксавье. – Только я ее еще не дочитал, так что не рассказывайте мне, чем там дело кончится, – с улыбкой добавил он.
Луиджи Несси поражал старомодной элегантностью – строгий серый костюм, аккуратная седая бородка, часы-луковица на золотой цепочке, небрежно выглядывающей из жилетного кармана. Он был человеком весьма преклонного возраста, и его правая рука постоянно подрагивала, свидетельствуя о начале болезни Паркинсона, но взгляд его светло-карих глаз за толстыми стеклами очков нисколько не утратил пронзительности.
Ксавье и Алиса встретились ровно в шесть вечера перед воротами особняка на улице Блан-Манто, в квартале Марэ, где жил итальянец. Они пришли практически одновременно; Ксавье опоздал всего на минуту, что позволило ему, шагая по тротуару, рассмотреть фигуру Алисы, которая изучала свой мобильный, сверяясь с адресом.
– Вы пунктуальны, – улыбнулась она ему.
– Профессиональная привычка, – ответил он, как будто оправдываясь.
– Пошли? – И Алиса нажала кнопку снабженного камерой интерфона.
После небольшой паузы раздался голос:
– Да?
– Здесь Алиса Капитен и Ксавье Лемерсье, – сказала она.
Щелкнул замок, и ворота отворились, пропуская их в небольшой дворик, в центре которого рос огромный платан, посаженный, наверное, еще во времена королей, настолько толстым и узловатым был его ствол. На верху крыльца, охраняемого по бокам двумя скульптурами женщин-сфинксов, открылась стеклянная дверь, и появился высокий мужчина лет пятидесяти с зачесанными назад блестящими черными волосами. Он подошел к ним и почтительно произнес: