Влюбленный астроном
Шрифт:
– Как Эстер разговаривает со своей летучей рыбой?
– И правда, – улыбнулась Алиса. – Я часто слышу ее через стенку. Надо показать вашему сыну наших крупных животных, – вспомнила она и позвала: – Эстер, Оливье! Идите сюда!
Дети вскочили со стульев, поблагодарили Бернара и вернулись к Алисе и Ксавье. Алиса взяла ключи, открыла дверь и через подсобку вывела их во двор к зданию складского типа, сооруженному из стальных конструкций, похожих на балки Эйфелевой башни, крытому черепичной крышей. Алиса набрала код, и большая двустворчатая дверь, издав электронный писк, открылась. Внутри один за другим начали, мигая, зажигаться неоновые светильники. Но вот они загорелись ровным светом, и Оливье разинул рот от изумления. По обе стороны центрального прохода, сколько мог видеть глаз, стояли чучела животных. Он насчитал пять жирафов и четырех слонов,
– Потрясающе, – вымолвил Ксавье, глядя в спину забывшим о родителях детям. – Прямо-таки какой-то Ноев ковчег!
– Вы попали в точку, – кивнула Алиса. – Именно так его у нас и называют. Но это настоящая сокровищница. В мире немного найдется столь же богатых собраний.
Они не спеша шли по проходу. В какой-то момент у Ксавье возникло ощущение, что они в церкви и движутся к алтарю, чтобы сочетаться браком в присутствии гигантских зверей в качестве приглашенных гостей.
– Я рада, что вашему сыну здесь нравится. Вы ведь в разводе, я правильно поняла?
– Да, – признался Ксавье. – Знаете, это не всегда просто. А вы?
– Я нет, – ответила Алиса. – Я воспитываю дочку одна, и она никогда не видела своего отца. Он погиб до ее рождения. На Корсике, во время глубоководного плаванья. Я тоже любила плавать под водой, но в то лето осталась на берегу, потому что была на седьмом месяце. Он нырнул и… С тех пор я больше не плаваю под водой.
– Мне очень жаль, – пробормотал Ксавье.
– По-моему, дети от нас сбежали. Эстер! – крикнула Алиса.
Девочка выглянула из-за спины бизона; Оливье не отступал от нее ни на шаг.
– Я показываю ему Арчибальда! – объяснила она и снова исчезла.
– Арчибальдом она назвала грифа, – уточнила Алиса.
– А как там ваша зебра?
– Вернулась к хозяину. Думаю, с ней все в порядке. Он приглашает меня как-нибудь вечером на аперитив.
Они немного помолчали. Ксавье покосился на жизнерадостного оленя карибу, словно спрашивая у него совета, и наконец решился:
– Я хочу показать вам еще одну квартиру. Мне кажется, она вам подойдет. Большой балкон, отдельная кухня, две спальни, просторная гостиная. Это в вашем квартале, совсем не далеко от вашего дома.
* * *
Он отошел совсем не далеко от дома и прогуливался по ближайшему пляжу. Песок проседал под его черными сапогами, а он знай шагал себе через дюну, по которой ветер гонял сухие пучки травы и выброшенных на берег водорослей. На верху холма сидел прямо на песке Туссен; перед ним горел костерок. Вокруг гостя с острова Франции громоздились кипы бумаг; он брал из них по листку и бросал в красноватое пламя, где их мгновенно пожирал огонь. Гийом приблизился к костру, пригляделся и узнал собственный почерк: это были его письма к Гортензии. Туссен поднял на него глаза и улыбнулся. Гийом согласно склонил голову. Туссен кивнул ему на пенек, где дымилась и как будто ждала его чашка горячего молока. Гийом взял ее, сделал глоток и сразу узнал забытый вкус и аромат. Молоко было настояно на водоросли с латинским названием Chondrus crispus, известной также как ирландский мох. Рецепт этого напитка пришел из глубины веков, но теперь мало кто его помнил. Водоросль заливали горячим молоком, давали постоять, затем извлекали – и наслаждались густым, с перламутровым отливом настоем с отчетливо йодистым привкусом. Утверждали, что он обладает многочисленными лечебными свойствами. В детстве таким молоком поила Гийома бабушка, но с тех пор он его ни разу не пробовал. Он повернулся к морю и поразился его спокойной глади; он никогда не видел в здешних местах такой голубизны, свойственной скорее морям Индии. Чашка с молоком, которую он держал в правой руке, вдруг исчезла, и Гийом обнаружил себя стоящим на пляже. Он прищурил глаза и заметил, что к нему приближается какая-то девочка лет десяти. Мгновением позже он узнал младшую дочку семейства Потье, дружившего с его родителями. Девочка подошла ближе и улыбнулась ему. Точно, это была она, Мари-Мишель Потье. В его
Мари-Мишель сунула ладошку ему в руку, и они медленно направились к кромке моря. Вдали резвились в воде дельфины. Гийом поднял глаза к небу и как никогда близко увидел планеты: Венеру, Юпитер, даже Сатурн с его кольцами. Они подошли к набегающим на берег волнам, но не остановились, а двинулись дальше, ступая по воде как посуху, как будто под ними была не жидкая материя, а прочная шкура животного голубого цвета. Так они шагали и шагали вперед, и планеты делались к ним все ближе…
Гийом открыл глаза. Вместо Сатурна с кольцами над ним белел потолок. Он был на острове Франции, в своих апартаментах. Он посмотрел на правую руку – еще миг назад она сжимала ладошку Мари-Мишель, но теперь опустела. Астроном встал и вышел на балкон, откинув москитную сетку. В чернильно-черном небе сияли звезды. Он облокотился о перила и прикрыл глаза. Вдруг рядом раздался шум крыльев, заставивший его вздрогнуть. В метре от него на землю села птица с желтым клювом. Она пристально посмотрела на него и пронзительно каркнула: «Прохождение Венеры!» И, словно испугавшись звуков собственного голоса, повторила: «Прохождение Венеры!»
– Мольер, ты ли это? – удивился Гийом.
И тут из темноты сада послышался еще один голос, уже человеческий:
– Господин астроном!
– Капитан де Вокуа?
– Он самый, – ответил человек. – Простите за столь поздний визит, но я подумал, вдруг вы еще не спите? Мне только вечером сказали, что вы на острове, а на заре «Ле Беррье» отчаливает. Очень уж хотелось с вами повидаться.
– Заходите, капитан! – пригласил Гийом и поспешил гостеприимно распахнуть дверь перед моряком.
Луи де Вокуа одарил его широкой улыбкой. Его скворец облетел комнату и уселся хозяину на плечо.
– Как я рад вас видеть, – сказал Гийом. – У меня есть доброе вино из Франции, как раз хватит на пару стаканов.
Они сели за стол и выпили по глотку.
– Но как вы снова оказались на острове Франции, господин астроном? – удивился де Вокуа.
– Это долгая история, – вздохнул Гийом, – и, боюсь, она протянется еще дольше.
Капитан взглянул ему в глаза:
– Экипаж «Ле Беррье» передает вам привет. А я пью за вашу счастливую звезду!
Они подняли стаканы и чокнулись.
* * *
– А здесь балкон, – сказал Ксавье, толкая в сторону раздвижную дверь.
Алиса вышла на солнце.
Последние двадцать минут он показывал ей свою квартиру, в которой навел идеальный порядок: пропылесосил ковры, вымыл кухню, протер стеклоочистителем плитку. Все утро он размышлял: стоит говорить Алисе, что это его квартира, или не стоит. Не в состоянии склониться к тому или другому варианту, он в конце концов решил подбросить монетку в двадцать сантимов, поймать ее на лету и зажать в ладони. «Выпадет орел – признаюсь, что квартира моя; решка – промолчу». Монета показала ему силуэт скульптуры работы Умберто Боччони. Решка.
Алиса зашла за ним в агентство, чтобы вместе идти смотреть квартиру, которая, по его словам, удовлетворяла всем ее требованиям.
– Но я не видела ее у вас в витрине, – удивилась она.
– Да, мы с месье Шамуа только что начали с ней работать и еще не успели разместить ее фотографии.
Не успел Ксавье вслух назвать адрес дома, куда они собирались направиться, как Шамуа поднял голову от компьютера и уставился на шефа.
Этим утром уже знакомый Ксавье мужской голос убеждал его ничего не принимать близко к сердцу и не переживать из-за вещей, повлиять на которые он все равно не может. Ксавье постарался ощутить вес своего тела и сосредоточиться на дыхании. Еще он заметил, что при воспоминании об Алисе у него немного учащается пульс. «Мягко, но настойчиво изгоните из сознания все посторонние мысли», – призывал его голос.