Влюбленный астроном
Шрифт:
– Вы не сможете с ним увидеться, сударь, – наконец произнес один из встречающих.
– Ты астроном, – услышал он женский голос.
Гийом повернулся. У входа на кладбище стояла и смотрела на него женщина с такой же темной, как у Туссена, кожей. В правой руке она держала букет из дюжины свежесрезанных антуриумов, которые глядели головками вниз. Она приблизилась к Гийому, и он поднялся.
– Да, это я, – ответил он.
Женщина качнула головой в сторону могилы:
– Ты единственный белый, пришедший почтить память моего мужа.
Их глаза встретились.
–
– Туссен тоже был хорошим человеком, – ответил Гийом.
– Да, это правда, – сказала она и отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы. – Однажды вы с ним снова встретитесь. В раю. Вместе с птицами додо.
– Он рассказал тебе про птиц додо?
Она кивнула и разрыдалась.
Гийом обнял ее.
От товарищей Туссена он знал, что его друг поранился серпом на плантации сахарного тростника. Рана воспалилась, затем у Туссена началась лихорадка. На восьмой день силы покинули его, и он скончался.
На вершину креста села голубая бабочка с блестящей, словно металлической полосой по краям крыльев. Сложив их, она замерла, как будто прислушивалась к их разговору.
– Как тебя зовут? – спросил Гийом, выпуская женщину из объятий. Они сразу перешли на ты, и это вышло так естественно, что ни один из них не задумался о том, дозволяют ли это приличия.
– Эме, – ответила она и утерла глаза.
– А дети у вас есть?
– Двое. Благослови мои цветы, – попросила она и протянула ему антуриумы.
– Но я не священник, – попробовал отказаться Гийом.
– Ты почти священник, – не согласилась она. – Туссен называл тебя «пастырем звезд».
Гийом немного помолчал, а затем поднял руку и перекрестил удивительные, словно восковые красные цветы с длинным белым пестиком в центре:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа благословляю эти цветы как символ чистого сердца человека, отныне пребывающего в Царствии Божием. Аминь!
Эме положила цветы на могилу. Они с Гийомом надолго замерли в молчании. Голубая бабочка так и сидела, сложив крылья, и ни разу не шелохнулась.
– Зачем ты приехал на остров? – спросила Эме.
– Я упустил первое прохождение Венеры перед диском Солнца и останусь здесь на восемь лет, чтобы дождаться следующего. Займусь составлением карты твоего острова, а также островов Бурбон [3] и Мадагаскар. Буду продолжать астрономические наблюдения, изучать направление ветров и течений. Если через восемь лет обстановка в Пондишери не улучшится, может быть, отправлюсь в Манилу. Думаю, это тоже подходящее место.
3
Ныне остров Реюньон.
– Ты собираешься провести восемь лет на островах Индийских морей, – сказала Эме. – Это долго.
– Да, это долго, – кивнул Гийом.
– С другой стороны, восемь лет – это не так уж много. Я вот проживу здесь всю жизнь. Ты так дорожишь своей звездой, этой Венерой, – улыбнулась
– Сам не знаю, почему она так меня притягивает, – признался он.
– А на что ты будешь жить эти восемь лет?
– У меня есть немного своих денег. И потом, мне поможет мой покровитель, герцог де Лаврильер. Я привык довольствоваться малым.
– А жены у тебя нет?
– Есть, – тихо ответил Гийом. – Она меня ждет. Так мне сказал хранитель птиц додо.
– Мне пора, – улыбнулась Эме.
– А где ты живешь? Я хотел бы тебя навестить.
– Я живу в доме под красной крышей, за большим зеленым деревом, – ответила Эме и махнула рукой в конец кладбища. – Туссен говорил, что в твою трубу можно увидеть Луну так близко, как будто по ней идешь.
– Если хочешь, приходи вечером, я тебе покажу.
– Мне нельзя. Меня не пустят. Туссен имел право заходить во владения губернатора, а я нет.
Астроном чуть помолчал и сказал:
– Тогда я сам как-нибудь приду к вам с телескопом. И мы вместе с тобой и твоими детьми отправимся гулять на Луну.
Эме качнула головой.
– До свидания, Гийом.
– До свидания, Эме.
Он еще немного постоял возле могилы. Голубая бабочка так и не сдвинулась с места. Лишь когда Гийом затворил за собой решетку кладбищенской ограды, она улетела.
В тот же вечер, сидя на просторном балконе своих апартаментов, астроном нацарапал ножом на трубе телескопа крестик, отмечая год, проведенный в морях Индии. Пройдет много дней и ночей, и другим вечером медная труба украсится последним, восьмым крестом.
* * *
– Это птица додо, – объяснила Алиса. – Я ее почти закончила.
Оливье приблизился к огромной, почти метровой высоты, птице, стоящей на деревянном ящике. Она казалась существом из волшебной сказки и смотрела на него желтыми стеклянными глазами.
– Они исчезли очень давно, в конце XVII или в начале XVIII века, и мы восстанавливаем их облик по сохранившимся скелетам.
Оливье медленно обошел чучело птицы и потрогал пальцем ее перья. Алиса повернулась к Ксавье, и он улыбнулся ей. Рядом с додо стояла дочка Алисы, Эстер, и, скрестив на груди руки, наблюдала за Оливье.
Отец с сыном попали в музей не через главный вход, где располагались кассы и посетители покупали билеты в главный зал на выставку «История эволюции». Как и сказала Алиса, они нашли другую дверь, без вывески, зато с домофоном. Ксавье нажал на кнопку переговорного устройства и сообщил ответившему мужчине, что они к Алисе Капитен. «Входите», – сказал тот. Звякнул колокольчик, и дверь открылась. Ксавье и Оливье оказались во дворике, заваленном ржавыми металлическими конструкциями. В некоторых из них угадывались очертания животных – африканского дикого кабана бородавочника или каких-то птиц; если бы перенести все это в шикарную модную галерею и назвать «Инсталляция Анималия-3», успех был бы ошеломительный. Автор мог бы выступить с пафосной речью, представив свою концепцию, согласно которой ржавые остовы чучел животных являют собой образ опасностей, грозящих нашей планете.