Вмешательство извне
Шрифт:
– Они и не знаю, – качнул головой князь. – Знают их кукловоды, один из которых – двойник Странника…
– Да, – кивнул маг.
– Если предположение верно, – продолжил Звягинцев, – то им о Городе известно больше, чем всем нам вместе взятым. Тот, кто выдвинул эту идею, полагает, что Город имеет множество этажей и опоясывает всю планету, а в некоторых местах даже достигает ядра Меридиана… Или что-то вроде того, – и говоря это, Николай сейчас с трудом верил в то, что говорил. Но, всё же, он не мог не признать, что эта версия объясняла очень многое. – Наиболее вероятно, что цель врага
– До самого ядра? – словно не веря своим ушам переспросил Магнус. – Кто же мог сотворить нечто подобное? Кому это под силу?
– Богу, – спокойно отозвался Фобос. И не ясно было, то ли он так шутит, то ли говорит всерьёз.
– Только давайте оставим Бога с покое, – сказал Звягинцев. Ему не слишком нравилось, когда что-то непонятное пытались объяснить действием сверхъестественных сил. Он всегда считал такой подход непродуктивным и антинаучным. Как и слепое отрицание непознанного ортодоксальной наукой. Ни тот, ни другой вариант не приносили человечеству ничего хорошего и лишь тормозили развитие цивилизации.
– Как угодно, – пожал плечами князь… И тут по базе пронёсся визжащий, режущий слух, сигнал тревоги!
– Что за…, – только и успел сказать Звягинцев, а ликующий народ сразу присмирел окончательно.
«Внимание!» – раздалось из динамиков. «Странник совершил побег из тюремного блока! Повторяю! Странник совершил побег из тюремного блока!» – прогремел голос. Звягинцев тотчас метнулся к коммуникатору громкой связи:
– Когда это произошло? – рявкнул он, едва ему ответили на той стороне, абсолютно не заботясь о том, что его перепалку с тюремщиком будет слышать вся база.
– Не известно. Мы только сейчас обнаружили, что камера пуста, – последовал ответ. – Этой девчонки, что вы сюда впустили, тоже нет.
– Джайна? – архимаг посмотрел на Звягинцева, который играл желваками.
– Уже слишком поздно объявлять тревогу и искать его – теперь он может быть где угодно во вселенной… Чёрт! – процедил учёный. Побег Странника наглядно показал, что система подавления пси-способностей не так эффективна, как Звягинцев надеялся. Но хуже было даже не это – не известно, что ещё на уме у этого непредсказуемого человека. Но в нынешнем положении ничего нельзя было сделать. Почти ничего.
– Внимание бригаде сканирования! Немедленно провести обследование тюремного блока на наличие остаточных следов телепортации или портального перемещения! – скомандовал учёный. И только сейчас он заметил, что Магнус смотрит на него. – Джайна был там вместе со Странником, – сказал он таким тоном, будто извинялся.
– Она бы не стала помогать ему совершать побег, – маг озвучил то, в чём Звягинцев и сам был уверен. – Она не такой человек… И даже после всего, что вы рассказали мне о Страннике… Я уверен – он не стал бы подвергать её жизнь опасности.
– Но вы всё-равно безпокоитесь, – заключил Николай. – Понимаю. Могу сказать лишь, что у нас есть шанс их найти. Небольшой, но всё же…
– Что-то мне подсказывает, что всё будет совсем не так, как мы ожидаем, – угрюмо проворчал Фобос, покидая зал и оставляя учёного и архимага гадать, к чему это было сказано…
Горе…
Печаль…
Тоска…
Боль…
Чувство
Только это сейчас осталось у Джайны. Она осталась одна. Один на один со своим горем. Один на один с одиночеством, которое впилось ей в сердце острым кинжалом. Один на один со Странником, который уже никогда не поднимется, никогда не заговорит… Могла ли она это вынести, пусть даже и поняла, что любит, совсем недавно? Могла ли она это пережить? Могла ли смириться? Она не знала. И не хотела знать. Сейчас лишь боль и горе властвовали в её душе и мыслях. Горе и боль изливались слезами, но легче всё-равно не становилось. Легче просто не могло стать. Это было невозможно.
Сейчас она ни о чём не думала – ни о будущем и том, как будет жить дальше, ни о своих чувствах, ни – тем более – о виновнике случившегося. Нет. Сейчас она была чистым горем. Она состояла из него и упивалась им. И не могла им ни насытиться, ни избавиться от него.
Весь мир вокруг уже давным-давно померк, истончился, истаял, оставив только Джайну и Странника, безвольно лежавшего на холодной сырой земле, которого обнимала девушка, словно намереваясь таким образом удержать его здесь, в мире живых, не дать его душе перейти в мир иной.
Но всё было тщетно.
Лишь горе было теперь её спутником. Лишь пустота в душе осталась у неё. Пустота и боль, понять которые не сможет никто.
Времени уже не существовало. Время теперь не имело значения. И вообще зачем оно теперь нужно, если его нельзя провести с любимым человеком?
Время не нужно.
И время покорно согласилось, остановило свой бег, замерло. Исчезло. Весь мир замер и лишился красок. Весь мир исчез. Потому, что теперь он не имел смысла.
Только горе, от которого хотелось выть как волк на луну, только боль, рвавшая душу в клочья…
И никаких вопросов. Никаких «как» и «почему», никаких «за что». потому, что не важно. Потому, что ничего не исправить. Потому, что невозможно унять её боль, утешить её.
Сколько это продолжалось? Джайна не знала. Не хотела знать. Не хотела задумываться. Она полностью растворилась в своём горе, позабыв обо всём. Сейчас единственное, чего она желала – быть здесь, вместе со Странником, столько, сколько возможно. Как можно дольше. И хоть краем сознания, не поддавшимся горю, она понимала, что её слёзы ничего не изменят, что она безсильна и попросту поддалась чувствам, что нужно смириться и принять случившееся, но ничего не могла, да и не желала с этим делать.
Ни холодный ветер, ни начавший моросить дождь не имели сейчас значения. Они не могли достучаться до сознания волшебницы, заставить её обратить на себя внимание, вернуть её, всё глубже погружавшуюся в пучину апатии и отчаяния, к реальности…
А зелёный океан тайги шумел под нависшими тяжёлыми серыми тучами, изливающимися дождём на заражённую радиацией землю. Озорной ветер играл в верхушках деревьев, с лёгкостью нагибая их, гоняясь за самим собой, стелясь по земле и пригибая траву, унося листья в необозримые дали вместе с каплями дождя, который, казалось, тоже грустил о Страннике. И о всех тех, кто погиб в этот день. Слишком много их было. Слишком много, чтобы оставаться равнодушным…