Вольфганг Амадей. Моцарт
Шрифт:
Он передаёт этот листок стоящей рядом Констанце.
— Вот видишь, муженёк, — замечает она. — Я ведь тебя предупреждала.
— Прежде чем вы снова приступите к служению вашей Госпоже Музыке, придётся набраться терпения. А сейчас необходим полный покой — для души и тела.
Ещё две недели спустя доктор Баризани разрешает своему пациенту вставать с постели, но настаивает на том, чтобы Моцарт не перетруждался: прошедшей зимой он явно работал сверх всякой меры. Когда он узнает, что Моцарт дал за полтора месяца двадцать одну академию и концерт, он сокрушённо покачивает головой: слишком много!
— Я хочу, чтобы вы ещё много лет осчастливливали нас новыми шедеврами. От
На бледных щеках Моцарта появляется лёгкий румянец.
— Выходит, ваша сестра проявляет интерес к моему творчеству?
— И очень большой притом! Я посылаю ей ноты ваших произведений, как только они выходят из печати, и делаю это с превеликим удовольствием!
Моцарт смотрит на него глазами, полными благодарности.
Врач даёт своему пациенту ещё несколько советов, настаивая на том, чтобы тот почаще выходил на воздух и побольше двигался, а затем прощается. Войдя в комнату мужа со стаканом горячего молока, Констанца удивляется: Вольфганг давно не выглядел таким оживлённым!
— Этот Баризани... он прекрасный человек! Он не только сумел изгнать дьявола из моего тела, но пообещал и впредь не подпускать его ко мне. Знаешь, Штанцерль, что доктор Баризани мне посоветовал? Ездить верхом!
— Верхом? Тебе?
— Да! И скоро ты увидишь меня гордо восседающим на скакуне.
— Вот-вот! То-то венцы посмеются: Вольфганг Амадей в седле! Ха-ха-ха!
— Не смейся. Сама увидишь! Да я любого скакуна укрощу! И ещё я должен играть на бильярде, в кегли, а главное — побольше гулять. Каждое воскресенье буду совершать с тобой променад в Пратере.
— В моём положении? Ты сам в это не веришь. Нет, придётся тебе подыскать другую спутницу, покрасивее.
— Ах да, я совсем забыл. Не память, а решето какое-то! А всё моя проклятая болезнь. Но когда мальчишка или девчонка, кого бы ни подарил нам Господь, начнёт верещать в своей колыбельке, мы усадим наше дитя в коляску и повезём на прогулку. То-то будет радости!
Он нежно обнимает Констанцу и привлекает её к себе.
— Будь по-твоему. Но пока наш ребёночек чуть-чуть подрастёт, немало воды утечёт.
День ото дня здоровье Моцарта укрепляется. Теперь он в состоянии исполнить свои братские обязанности по отношению к Наннерль. Тёплое письмо, в котором он поздравляет сестру с предстоящей в августе свадьбой с бароном Берхтольдом Зонненбергом, он завершает стихами:
В браке ты узнаешь много такого, Что было для тебя наполовину загадкой; Скоро ты на собственном опыте узнаешь, Как когда-то действовала Ева, Чтобы родить потом Каина. Но, сестра моя, эти обязанности Тебе придутся по душе. Поверь мне, ничего трудного в них нет. Но у каждой медали две стороны: В браке радостей немало, Но и заботы тоже бывают, Поэтому, если у мужа появятся кислые мины на лице, Которых ты не заслуживаешь, А просто он рассердился, Ты подумай про себя: «ЭтоПочти ровно через месяц после свадьбы сестры в семье венских Моцартов происходит знаменательное событие: Констанца рожает второго ребёнка, мальчика, который при крещении получает имя Карл Томас. Так его назвали в честь мужа любимой ученицы Моцарта, издателя императорского и королевского двора Иоганна Томаса фон Траттнерна, венского дворянина. В его доме «У городской стены» сейчас и живут Моцарты. Этого крестного Моцарт выбрал опять-таки из чувства благодарности. А ещё крестный сына — его брат по масонской ложе.
Да, недавно Моцарт вступил в ложу франкмасонов — вольных каменщиков. Это движение было рождено эпохой Возрождения и несло с собой идеи просветительства и духовного раскрепощения.
Моцарт подолгу бывал за границей и давно уже отбросил ограниченные взгляды мелкой буржуазии. Широта мировоззрения и мысли братьев по ложе, обращённые к мировым, важным для всех проблемам, не могли не притягивать его. Тем более что наметились и изменения в его отношении к Церкви.
Нетерпимость и косный догматизм церковной службы не приносили ему больше душевного удовлетворения. Нет, он нисколько не утерял впитавшуюся с молоком матери религиозность и отнюдь не попал в лагерь отщепенцев, отказавшихся от христианской веры. До последних дней своей жизни он останется глубоко верующим человеком, но его отношение к Богу претерпевает изменения.
Он видит в нём Творца и Вседержителя, самое высокое олицетворение Добра, и в искреннейшем служении этой вере в него, а не в следовании установленным людьми ритуальным предписаниям церковной службы находит Моцарт смысл христианского верования. И ещё — в угодных Богу поступках, в самоотверженности, в любви к ближнему.
А поскольку в ложе создана атмосфера братского единения и в неё входят многие высокообразованные достойные люди, Моцарт тоже вступает в неё.
XXII
С тех пор как Наннерль переехала в Сент-Гильген, Леопольд Моцарт испытывает тягостное одиночество в большой пустой квартире. Это видно из его писем к детям. Мягкосердечный сын сразу проникается сочувствием к отцу и готов безо всяких проволочек поселить его у себя, поскольку Наннерль вышла замуж за вдовца с пятью детьми и, надо полагать, не в силах заботиться ещё и об отце. Но состарившийся отец пока не помышляет об окончательном переезде в Вену. Отвечая на предложения сына, он пишет, что согласен жить в столице наездами. Легко понять его: Леопольду Моцарту хочется поближе узнать, чем живёт сын сегодня, но попасть хоть в какую-то зависимость от Вольфганга он не желает. В конце 1785 года, взяв с собой своего пятнадцатилетнего ученика Генриха Маршана, которому Вольфганг Амадей обещает устроить концерт, Моцарт-отец едет в Вену.
Вдохнув венский воздух, Леопольд Моцарт молодеет, кажется, лет на десять. Даже характер у него меняется. Констанцу приятно удивляют эти перемены в нём: вместо прежней равнодушно-холодной вежливости, столь раздражавшей в Зальцбурге и заставившей её подумать, будто человеческое тепло этому человеку вообще чуждо, она видит, что он способен быть и внимательным и чутким.
Он с гордостью поглядывает на своего внучонка, который строит ему забавные рожицы, стоя в загончике: как малыш внешне напоминает маленького Вольферля!