Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
— Ты как волшебник, Егорушка, — сказала она наконец, проводя ладошкой по моей щеке. — Знаешь столько всего чудесного.
— Не волшебник я, — улыбнулся в ответ.
После обеда дождь стих, превратившись в морось. Но дороги уже не было — Уваровку размыло так, что даже конь до соседней избы не добрался бы. Земля превратилась в кашу — вязкую, топкую, хлюпающую под ногами. По улице текли ручьи, а в низинах образовались целые озёра.
Я высунулся в окно и крикнул:
— Петька! Иди сюда!
Глава 10
Через
— Звали, барин?
— Пошли в сарай! Доделаем что задумывали!
Пётр кивнул и, перепрыгивая через лужи, словно заяц через кочки, побежал к нам. Рубаха на нём промокла и прилипла к спине, как вторая кожа, но глаза горели азартом. Для него любая работа была не в тягость, особенно если речь шла о чём-то новом, необычном.
В сарае мы с Петькой разложили доски, что привезли с Быстрянки на Ночке. Пахло сырым деревом, смолой и немного плесенью — влажность сделала своё дело. Но материал был крепкий, добротный.
Нужно было собрать конструкцию для каретки — простую, но прочную. Я показал чертёж, что ранее нацарапал угольком:
— Вот тут будут направляющие, чтобы каретка ходила ровно. А тут приделаем блок пил.
Пётр кивал, но глаза горели. Он схватывал всё на лету, как будто не плотник, а студент технического вуза. Руки его двигались быстро и уверенно — строгали, пилили, забивали гвозди. Стружка летела золотистыми завитками, устилая пол сарая, словно осенние листья.
— А чё это за такая хитрая штука? — спросил он, крепя очередной переходник.
— Дрова пилить — не бревно колоть, — ответил я. — Нужно, чтобы ровно шло. Представь, что тебе целый день пилить надо. Рука устанет, спина заболит. А тут — механизм всё за тебя сделает. Только успевай брёвна подкладывать.
Пётр присвистнул, представив такую картину:
— Это ж сколько досок за день напилить можно!
— Много, Петька, много. На всю Уваровку хватит, да ещё и на продажу останется.
Работали быстро. Дождь уже не мешал — только ветер порывами трепал ставни, да капли с крыши барабанили по лужам. К вечеру конструкция стояла готовая к испытаниям — с направляющими из морёного дуба, с блоком для крепления пил, с подставкой для брёвен.
Пётр провел рукой по направляющей:
— Ровно, как по линейке!
— Ага, — усмехнулся я. — Завтра проверим, как каретка бегает. Если всё пойдёт как надо, скоро уже будем и доски пилить.
Когда мы вышли из сарая, небо уже прояснилось. Тучи разошлись, открывая закат — огненно-красный, с золотыми прожилками, словно кто-то опрокинул чашу с расплавленным металлом на небосвод. Воздух пах свежестью, травой и мокрой землёй.
— Ну что, мастера? — вышла из дома Машка. Она стояла на крыльце, подперев бок рукой, и улыбалась так, что сердце замирало. — Всё сделали, что хотели?
— Всё готово, — ответил я, подойдя и целуя её в щёку. — Завтра, если погода позволит, может уже и запустим.
Утром, едва петухи
Телега скрипнула под нагрузкой, Ночка фыркала, мотая гривой, будто чуяла, что день будет жарким и трудным.
Пётр, пыхтя и, поправляя сложенные веревки в телеге, бурчал:
— Егор Андреевич, колесо-то тяжеленное. Не укатится в Быстрянку? Может, мужиков бы ещё позвали?
— Не ной, Петь, — хмыкнул я. — Кран бы конечно вызвать, да далеко до него. Вернее долго… — Петька удивленно посмотрел на меня, явно впервые слыша это слово, но я не стал пояснять. — Справимся впятером, придумаем что-то. Вон же и Ночка с нами — тоже поможет.
Митяй, притащив еще кусок верёвки, поглядывал на нас с интересом и каким-то предвкушением, а Илья с Прохором, подтрунивали над ним за «запас рыбы», которую он прошлый раз наловил, что еле корзину донес.
— Митяй, — подначивал Прохор, закидывая в телегу инструмент, — ты как колесо будешь катить — смотри не урони. А то может лучше удочку возьми. Мы ж назад на лошади — много наловить сможешь.
— А вам как будто не понравилась рыба, которую боярин приготовил? — вспыхнул Митяй, но его лицо покраснело. — Да и уха была же вкусная!
— Ага, — хохотнул Илья, хлопая его по плечу своей медвежьей лапищей, — никто ж не спорит!
Маша, моя ненаглядная, вышла на крыльцо в своем летнем сарафане, с волосами, заплетенными в косу. Провожая, сунула торбу со снедью, шепнув мне на ухо, обдав теплым дыханием:
— Егорушка, осторожнее там. Быстрянка нынче бурная после дождя.
— Солнце, — подмигнул я, притягивая её к себе на мгновение, — все будет хорошо. К вечеру колесо, надеюсь, что поставим.
Она улыбнулась, а я снова чуть не утонул в этом бесконечно зеленом омуте ее глаз. Мужики деликатно отвернулись, делая вид, что очень заняты укладкой инструментов.
Двинули к Быстрянке. Телега гремела по ухабистой дороге, мужики гудели, обсуждая и прикидывая как колесо будем сегодня устанавливать.
Солнце поднималось, припекало затылки. Лес отступил, открывая вид на реку. Быстрянка не зря получила своё имя — вода неслась, бурля и пенясь, будто торопилась куда-то.
На берегу, где помост местами чернел от пожара, я оглядел колесо — здоровенное, с лопастями в руку толщиной. Другое же с кривошипом стояло рядом, чуть поменьше. Прикинул расстояние: с лопастями катить по помосту — самоубийство, чуть вильнет и упадет в воду, а доставать — это уже другая история, посложнее.