Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
Первая шпага, первая атака людей Джона не заставила себя ждать. Один из матросов завел шпагу над головой и попытался нанести рассекающий удар. Капитан успешно блокировал, подставив свою шпагу, что держал левой рукой. Но тут и второй появился. Справа полетел клинок для колющего удара. Но тут Эдвард успел подставить шпагу. И появился матрос, что стоял сзади, занес шпагу за голову и стал наносить удар. Брюнет оказался беспомощным, и лишь сопроводил он эту шпагу взглядом. Не сегодня ему погибать. Не пришел еще тот час, не пришел еще тот день.
И собрался с силами штурман «Пандоры», оголил свою шпагу, что так лелеял, и побежал к фальшборту. Он
После Мориса на фрегат Джона полетели и остальные пираты во главе с Полом и Габриэлем. И воцарился Ад на бренной земле. То тут, то там каждую секунду раздавались крики, выстрелы и звон шпаг. А штурман, что впервые окунул свои пальцы в кровь, в это время все сидел над убитым не в силах подняться на ноги. Над ним уже начала заводиться шпага одного незнающего матроса. «Сколько же с тобой мороки!» — пронеслось в голове молодого капитана, что сильным ударом ноги откинул его к фальшборту, уводя от линии удара, и с небывалой для Палмера ловкостью обезглавил противника.
— Какого черта?! — звон шпаг от блокирования атаки противника донесся до ушей штурмана. — Сражайся или сгинь! — сорвалось напоследок с его уст, перед новой стычкой.
И в мгновение отошел Морис от переживаний своего сердца, увидал перед собой то пекло, куда он попал, схватил свою шпагу и бросился в толпу, с которой сражался его учитель. К этому времени из одиннадцати человек осталось лишь четверо включая Джона. Палмер бросился на одного и со всем своим бесчестием проткнул его спину шпагой и тут же, достав шпагу, хлестко ударил еще по одному. Но тот матрос оказался не из робких и подставил под удар свою шпагу. Звон от первой стычки стали Палмера лишь прибавили ему сил. В мгновение ока сообразил, что нужно делать, и со всего размаху ударил матроса кулаком левой руки, заставляя его нос испустить из себя немного алой крови. От удара матрос упал, и принц «Бриллиантовых» довершил начатое, протыкая тело своей третьей жертвы.
Джонсон расправился еще с одним, вышвырнув его труп за борт. Вот-вот столкнуться капитаны в последней схватке. Окружены два человека белоснежным дымом от выстрелов ружей своих людей, порохом, что летает в воздухе, словно черный перец в родном для них доме, мужскими выкриками, что разрывают душу, но взоры свои не смели отвести друг от друга. Секунда, и рванули два брюнета друг на друга заставляя пол под собой по-собачьи скулить.
Как и ожидалось, Джон Бартон даже рядом не стоял с ним. Меньше силы, медленнее реакция, но этот невероятный настрой, это невероятное желание жить. На каждый удар Джонсона Бартон подставлял свою блестящую шпагу и раз за разом пытался контратаковать. Да еще как искусно тот пытался это сделать. Развороты, повороты, необычный хват шпаги заставляли следить за его движениями и по-тихому восхищаться.
Капитан вновь решился нанести смертельный удар. Джон, как и ожидалось, с легкостью заблокировал выпад. Голубоглазый продолжил и обрушил свой кулак, но и тут Бартон успел подставить предплечье. Но Джонсон не останавливался и решил обескуражить своего врага. Он согнул ногу в колене, подтянув к груди и выпрямив ее, ударил ступней по груди Джона. От удара противник непроизвольно
— Капитан, корабль наш! — прокричал Ламар, сотрясая воздух вокруг себя.
И загудели пираты чудовищным воем, празднуя среди убитых. Морис наблюдал за битвой двух капитанов со стороны, но как только услышал те самые желанные слова, что звучали для одних, как победная баллада, а для других — приговор, расслабился, наконец.
— Вот и все. — серьезно начал победивший. — Теперь вы, ублюдки, больше не сможете кормиться на моем острове! Тебе понятно, падаль? — в этот момент Эдвард слегка усилил давление, что создавал своей ногой.
— Да? — с некой эксцентричностью произнес Бартон будто бы, не чувствуя ноги противника на своей груди. — Тебе подарили второй шанс, даже позаботились о твоем выживании, а ты, твою мать, решился вновь оголить свои маленькие зубки?! — это не злость, это чистый страх и… Непонимание? Удивительно. — Что вы, что «Паруса», что «Мантикора» падут перед нами! Но ты все же решился выкрасть Мориса. — вцепились острые пальцы в черный сапог. — У тебя хватило смелости.
— Так значит, беспокоитесь о нем? Глянь-ка. — капитан кивнул головой в сторону своего штурмана, что, сжимая в руках шпагу, стоял и молча наблюдал за представлением.
— Морис? — со страхом в голосе произнес Джон, что умудрился не увидеть эту рыжую макушку в битве.
И стоял перед Бартоном мужчина, что за эти недели сумел возмужать сильнее, чем за прошлые двадцать лет. Стоял и не трясся перед ним. Вечно боязливый юнец преобразился в молодого пирата: темно-коричневые сапоги, серые плотные штаны, белоснежная, словно снег, рубаха и черный жилет из шкуры кабана. Такая уверенная хватка и стойка… Как Эдвард Джонсон сумел превратить его в совершенного другого человека за эти недели? Родной отец не смог, а он… Морис, ты бы стал великолепным приемником своего отца, принцем его империи… Но выбрал другую сторону…
— Вот ваш Морис. — Джонсон приблизил свою морду к Бартеру. — Как видишь из двух зол он выбрал меня.
— Как… — проигравший от увиденного не смог продолжить свою мысль.
— Скажи мне одно. — продолжил капитан «Пандоры», вновь расправив свою спину. — Где Дэвид? — и поднес к горлу острие своего клинка.
— Пришла беда откуда не ждали. — чуть слышно произнес Джон. — Вы его убьете? — спросил он, посмотрев сначала на Эдварда, а потом на Мориса.
— Да. — ответил на этот раз Палмер. — Так что давай, дядюшка Джон, колись. — согнул ноги в коленях и нагнулся к своему бывшему товарищу.
— Он не собирается сам отбивать тебя. Он поручил это нам. Твой отец сейчас занят поисками «Сокровищницы». Где остальные я не знаю. Это все. — можно ли было верить ему, пирату? Пирату лучше никогда не верить, но вот загнанной в угол мыши стоит довериться.
— Ясно. — произнес штурман «Пандор». — Спасибо тебе за все те знание, что вложил в меня. — Морис быстро поднес к горлу Джона свою шпагу и провел ею, не давая ни себе, ни ему осознать, что творит. Чуть помедлил бы — не смог бы казнить своего некогда товарища.