Воскресные охотники
Шрифт:
— А заводскіе ребята?
— Да что заводскіе ребята! Изврились они въ рыб. Что ни закинемъ — все нтъ ничего. Вдь заводскіе ребята тоже изъ интересу… Посулишь имъ третью долю улова — ну, они помогаютъ. А не ловится ничего, такъ какой имъ интересъ! И когда только этотъ втеръ перемнится!
— А тогда и рыба будетъ ловиться?
— Рыба-то, которая ежели гулящая, ловиться будетъ понемногу съ перемной втра, а ужъ насчетъ всего прочаго аминь.
— То есть насчетъ чего-же прочаго?
— Насчетъ урожая. Насчетъ урожая теперь уже аминь, хоть и перемнится
— Но ежели втеръ перемнится и дожди пойдутъ, то неужто-же они не поправятъ дло?
— Теперь-то? Да что вы, Василій Митричъ! — улыбнулся Миней. — Вдь ужъ Петровъ день завтра, люди сказываютъ, что полъ-лта прошло, трава-то ужъ отцвла и дв недли тому назадъ должна быть скошена. Теперь разв только подтравокъ отъ дождя пойдетъ, а ужъ подтравокъ посл Петрова дня мало пользы принесетъ. Да посл Петрова дня всему плохая поправка. Вдь съ Петрова дня ужъ лшій по лсамъ играть начинаетъ.
— При чемъ-же тутъ лшій-то?
— Нтъ, я такъ, къ слову. Вотъ и въ лсахъ нынче. Теперь-бы грибу идти, жена у меня съ Петрова дня въ прошломъ году грибы-то сушить начала, а теперь отъ засухи, хоть шаромъ покати по лсу-то: ни одного гриба. Да и не будетъ, и осенью не будетъ, хоть и дожди пойдутъ, потому я такъ расчитываю, что даже смена грибныя погорли. Вотъ оно, и корми семью-то! А вдь у меня самъ-пятъ. Рыбы нтъ, гриба не будетъ какъ тутъ жить! Да и ягодъ совсмъ не будетъ, плакался Миней. — Вдь вотъ мы брусники, окромя того, что съ квасомъ хлебаемъ, четвериковъ съ десятокъ продавали, а нынче и четверика не продали.
— Брусника-то куда-же двалась? Вдь она на болот растетъ, — сказалъ молодой человкъ.
— Болота погорли. Самыя лучшія мста погорли. Вдь вотъ пожары-то были, все это т мста на болотахъ горли, гд наши ребятишки ягоды собирали. Вдь въ бочагахъ-то ягода не растетъ, а растетъ по кочкамъ, да около пней, а эти кочки-то съ пнями и погорли.
— Ты, кажется, ужъ очень мрачно мн расписываешь.
— Да прогуляйтесь по лсамъ и по болотамъ-то, посмотрите. Вдь вотъ вы охотникъ, съ ружьемъ и собакой по лсамъ погулять любите, а и вашей милости посл Петрова дня не будетъ на охот сладко.
— Пророчь, пророчь…
— Да ужъ какое тутъ пророчество, коли все объявилось. Выводки-то во время лсныхъ да болотныхъ пожаровъ вс задохлись и погибли, а которые ежели попрытче, дальше улетли. Заяцъ тоже убжалъ.
— Да вдь вернутся, когда пожары кончатся.
— На что вернуться-то, на какую такую пищу, коли все погорло? Вдь и птица летитъ на кормъ, и зврь бжитъ на кормъ, а ежели корма-то нтъ. Нтъ, ужъ теперь вы такъ и считайте, что и охота ваша пропала.
— Полно, полно. Ты ужъ черезчуръ мрачными красками все описываешь.
— А вотъ посмотрите. Съ чего-жъ молебствія-то повсюду были? Даромъ молебствовать не станутъ, — проговорилъ Миней и прибавилъ: —
— Ладно, я приду. Только зачмъ-же ловить-то, коли ты говоришь, что рыбы совсмъ нтъ? — возразилъ молодой человкъ.
— Да что-жъ неводу-то зря висть! Авось, хоть какой нибудь гулящей рыбы зацпимъ, мелюзки хоть наловимъ — все-таки хлебово. Такъ придете?
— Приду, приду.
Молодой человкъ повернулся и сталъ уходить къ себ во дворъ.
Въ воздух повяло прохладой и солнце краснымъ шаромъ опустилось за крестьянскими избами, стоящими на противуположномъ берегу рки. Отъ рки сталъ подниматься паръ. Садилась роса. Пахло запахомъ свжей листвы и скошеннымъ сномъ. На блднолиловомъ неб слабо заиграла одинокая звздочка. Стало гулко на рк. Начиналась сверная іюньская ночь. Скрипнула калитка въ ршетчатомъ забор и на берегъ рки вышелъ молодой человкъ въ студенческой фуражк. Въ рукахъ онъ держалъ раковыя сти, прикрпленныя къ мднымъ обручами, ведро и что-то завернутое въ бумаг. Въ челнок, наполовину вытащенномъ на берегъ, сидлъ у кормы заводскій сторожъ Миней и удилъ рыбу. Онъ, не снимая шапки, привтливо кивнулъ молодому человку и спросилъ:
— На раковъ поохотиться вздумали?
— Да, хочется на тухлую говядину половить, — отвчалъ тотъ. — Подемъ къ сваямъ. Тамъ около свай ихъ множество.
— Нтъ, ужъ отъ раковъ увольте… На какую угодно рыбу можно меня сманить, а на рака нтъ.
— А что?
— Не люблю я этого звря.
— Отчего?
— Да оттого, что онъ не показанный.
— То есть какъ это не показанный?
— Очень просто. Нешто онъ показанъ, чтобы его сть?
— Да вдь много чего не показано.
— А что не показано, того и сть не надо. Вотъ рыба показана, а ракъ проклятый.
— Кто-же это теб сказалъ?
— Старые люди говорятъ. Да и помимо того нешто не видать, что онъ проклятый?
— Ну, а какая же примта? Въ чемъ-же это видть-то?
— Да вдь онъ задомъ пятится. Всякая животная тварь, хоть какая тамъ ни будь она мелкопитающаяся, впередъ ползетъ, плаваетъ или ходитъ, а ракъ — назадъ.
— Ну, это еще ничего не доказываетъ.
— Нтъ, доказываетъ. Ракъ проклятъ, зачмъ онъ мертваго человка жретъ. Вы посмотрите-ка, когда на рк мертвое тло объявится — такъ на немъ раки и сидятъ, впившись. Сидятъ, впившись, и жрутъ его.
— Такъ что-жъ изъ этого? Этимъ, стало быть, раки даже пользу приносятъ. Они уничтожаютъ заразу. Вдь трупъ-то заразу распространяетъ, заражаетъ воду.
Миней посмотрлъ на молодого человка и покачалъ головой.
— Такъ разсуждать нельзя. Тло по закону должно быть земл предано. Земля — и въ землю идеши, а ежели ракъ мертвое тло състъ, то что-же земл-то предать?
— Въ земл тло черви съдятъ. Не все-ли равно, что ракъ, что черви?
— Да вдь и червь проклятый и онъ изъ-за этого пресмыкается.