Воспоминания об Александре Грине
Шрифт:
Над головами зияло черное небо со звездами. Под этим небом, сидя на только что спиленном дереве, говорили о возможностях космических полетов и чертили сучком ели на снегу формулы, а артист Художественного театра читал «Двенадцать». Симорин говорил мне, что такого потрясающего чтения он ни раньше, ни после не слышал. И очень часто говорили о Грине.
В первое же лето после возвращения с Севера Симо-рин поехал на могилу Грина в Старый Крым; на другой год он повторил поездку, на третий, 1961 год он вновь отправился туда и 2 февраля умер, наказывая снова и снова похоронить его возле Грина.
Воля его была исполнена.
Ю.
ПИСАТЕЛЬ-УНИК
Так называемая интрига не принадлежит к свойствам, возвышающим литературное произведение. Напротив, большинство вещей с интригой чрезвычайно низки по языку, мысли, идее.
Есть другое писательское свойство, перед которым действительно останавливаешься с восхищением.
Это свойство - выдумка.
Я говорю о той выдумке, которая есть у Джека Лондона, Эдгара По, Амбруаза Бирса, Гоголя («Вий»), Уэллса, Пушкина («Пиковая дама»), Александра Грина.
Это писатели-уники. Их очень мало было на земле.
Я назвал имя Александра Грина. Он недавно умер. Я знал его лично, провел с ним много часов. В его обществе я переживал очень сложные чувства. О чем бы мы ни говорили и в какую сторону ни отвлекалось бы мое воспоминание - я не мог расстаться с мыслью, что вот передо мной сидит очень необыкновенный человек. Человек, который умеет выдумывать.
Я тоже писатель, но вот, думал я, писатель, сидящий передо мной, - писатель совсем особого рода. Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, - сказки.
Грин был нелюдим. Мне кажется, это оттого, что он верил в чудеса, а люди не могли ему дать этих чудес.
PAGE 314
Но самое удивительное - он думал, что в нем самом есть что-то чудесное. Например, он не боялся собак. Там, где он жил, была дача. Зимой дачу сторожила собака. Собака была страшная, ее боялись сами хозяева. А Грин однажды открыл калитку, вошел -1 и собака спокойно улеглась у его ног. Я сам это видел!
Но самое настоящее чудо было в его выдумке. У Грина есть рассказ. Двое поспорили. Один сказал, что он обойдет пешком вокруг света. Поспорили на какую-то большую сумму - миллион фунтов стерлингов. Прошло долгое время, и вот однажды дверь банка (один из них был банкир) открылась и вошел тот, первый.
– Я выиграл пари, - закричал он с порога.
– Я обошел вокруг света, и вот я здесь!
Банкир не поверил, стал спорить. Тогда тот повернулся, и банкир закричал:
– Вернись, вернись, я верю тебе!
Что же случилось? Он по спине этого человека - понимаете,2 по спине!
– понял, что он опять пойдет вокруг света 2.
Вот что такое Грин.
…От рождения мальчика держали в условиях, где он не знал, как выглядит мир, - буквально: не видел никогда солнца! Какой-то эксперимент, причуда богатых… И вот он уже вырос, уже он юноша - и пора приступить к тому, что задумали. Его, все еще пряча от его глаз мир, доставляют в один из прекраснейших уголков земли. В Альпы? Там, на лугу, где цветут цикламены, в полдень снимают с его глаз повязку… Юноша разумеется, ошеломлен красотой мира. Но не это важно. Рассказ сосредоточивается на том, как поведет себя это никогда не видевшее солнца человеческое существо при виде заката. Наступает
– Не бойтесь, оно вернется! 3 Вот что за писатель Грин!
Его недооценили. Он был отнесен к символистам, между тем все, что он писал, исполнено веры именно в силу, в возможности человека. И, если угодно, тот оттенок
PAGE 315
раздражения, который пронизывает его рассказы, - а этот оттенок безусловно наличествует в них!
– имел своей причиной как раз неудовольствие его по поводу того, что люди не так волшебно сильны, какими он видел их в своей фантазии. Интересно, что и он сам имел о себе неправильное представление. Так как он пришел в литературу молодых, в среду советских писателей из прошлого - причем, в этом прошлом он принадлежал к богеме, - то, чтобы не потерять уверенности в себе (несколько озлобленной уверенности), он, как за некую хартию его прав, держался за ту критическую оценку, которую получил в свое время от критиков, являвшихся проповедниками искусства для искусства. Так, с гордостью он мне сказал: 4
– Обо мне писал Айхенвальд 4.
Я не знаю, что о нем писал Айхенвальд. Во всяком случае, он относил себя к символистам. Помню характерное в этом отношении мое столкновение с ним. Примерно в 1925 году в одном из наших журналов, выходивших в то время, в «Красной ниве», печатался его роман «Блистающий мир» 5 - о человеке, который мог летать. Роман вызвал общий интерес - как читателей, так и литераторов. И в самом деле, там были великолепные вещи: например, паническое бегство зрителей из цирка в тот момент, когда герой романа, демонстрируя свое умение летать, вдруг после нескольких описанных бегом по арене кругов начинает отделяться от земли и на глазах у всех взлетать… Зрители не выдерживают этого неземного зрелища и бросаются вон из цирка! Или, например, такая краска: покинув цирк, он летит во тьме о с6енней ночи, и первое его пристанище - окно маяка! 6
И вот, когда я выразил Грину свое восхищение по поводу того, какая поистине превосходная тема для фантастического романа пришла ему в голову (летающий человек!), он почти оскорбился:
– Как это для фантастического романа? Это символический роман, а не фантастический! Это вовсе не человек летает, это парение духа!
…Никакая похвала не кажется достаточной, когда оцениваешь его выдумку. Тут прямо-таки даешься диву. Хотя бы рассказ о человеке, который вынужден был,
PAGE 316
вследствие того что принадлежал к инсургентам, покинуть город, где жил и где осталась его семья, и поселиться на противоположном конце той дуги, которую образовал берег залива между двумя городами, и как однажды прискакал к этому человеку из покинутого города друг с сообщением, что семья его во время пожара стала жертвой огня и что если он хочет застать жену и детей еще в живых, то пусть немедленно на его, друга, коне скачет туда, на ту сторону залива, на тот край дуги. Друг сходит с коня, протягивает поводья - но инсургента нет! Куда он девался? Он его зовет, потом ищет… Нет его! Что ж, гонцу ничего не остается, как опять сесть на коня и возвращаться. Вернувшись, он, к удивлению своему, встречает инсургента уже в городе - выходящим из больницы.