Восточная Пруссия глазами советских переселенцев
Шрифт:
«15.1-47 года в 8 часов на ул. Александра Невского (Победа), 3-й район,
около дома № 81 был обнаружен истощенный труп неизвестной женщины, по
наружному виду немка, без признаков насилия смерти, труп направлен в
облбольницу для вскрытия».
Из сводки происшествий по Калининграду за 1947 год.
ГАКО. Ф. 237. Оп. 1. Д. 2. Л. 11.
— А немцев сколько умирало, — говорит Елизавета Васильевна
Румянцева. —
Думаю, ну, вечером пойду обратно, он уже, наверное, отойдет
в мир иной. И что же вы думаете? Я вечером шла и забыла и как запнулась
об него. А он действительно уже мертвый.
— Я ходила в школу по улицам Кутузова и Офицерской, — рассказывает
Галина Павловна Р о м а н ь, — навстречу часто попадались немцы, идут, стуча
деревянными колодками, и везут на санках мертвых своих, зашитых в мешки.
Каждое утро встречала одного-двух мертвых немцев. Мама все, бывало,
успокаивала: в Ленинграде в блокаду наших больше умирало.
«По состоянию на 10.11.45 года из немецкого населения в городских
больницах находится больных:
а) в центральной больнице
— 1458 чел.
б) в инфекционной больнице
1§ 888 |
в) в инфекционной св. Елизаветы
— 340 “
г) в больнице св. Екатерины
Ш 248 “ <...>
Смертность немецкого населения:
За октябрь умерло 1333 человека,
за две декады сентября умерло
1799 человек, кроме больниц <...>
142
Смертность местного населения по стационарам:
<...> в сентябре 881 чел.,
в октябре — 768 чел.»
Из доклада гражданского управления Кенигсберга за 1945 год.
ГАКО. Ф. 330. Оп. 1. Д. 5. Л. 62, 64.
К голоду и холоду добавлялись болезни, вызванные чрезмерной плотностью
населения и вынужденной антисанитарией. Александр Васильевич Кузнецов
весной 1948 года принимал участие в депортации немцев из Озерска, ходил по их
домам.
— Жили они грязно. В домах стояли буржуйки, топили почти что по-черному.
Вышел я из одного дома на улицу, гляжу: одна половина брюк у меня синяя, а
другая — черная. Стряхнул, а это блохи. Я и подумал: как же они жили в таких
условиях?
Наши собеседники рассказывали нам, что немцы ходили по домам и просили
«мыльной водички» — той, что оставалась от стирки.
«Немецкое население живет в домах крайне скученно, отсюда большой круг
контактированных при выявлении случаев заболевания инфекционными
болезнями. Мыла ни больницы, ни население не получают.
Голод,
не успевали хоронить. Алексей Васильевич Трамбо- вицкий зашел однажды в
несохранившуюся до сегодняшнего дня кирху: там было сложено около двадцати
трупов немцев. По уграм выделенный из воинских частей команды проезжали по
городу и собирали завернутые в простыни трупы для последующего захоронения.
Зимой сорок седьмого положение некоторых жителей было столь безысходным,
что «чуя смерть, они сами приходили на кладбище и ложились умирать на
могилы своих родственников» (Владимир Дмитриевич Ф о м и н, Калининград).
В центральной больнице до 15% больных помещены на матрацах на полу
(без коек), в инфекционной больнице до 80% по два человека размещены на
одной койке».
Из доклада гражданского управления Кенигсберга за 1945 год.
ГАКО. Ф. ЗЗО.Оп. 1.Д.5.Л. 63.
Кто знает, какова бы была жатва скорби, если бы не сострадание и помощь
немцам со стороны простых русских людей.
Р#- Нам самим было голодно, но мы как могли помогали немцам, спасая их
от голодной смерти, особенно немецких детей. Наши переселенцы сами
приглашали к себе домой немецких женщин с маленькими детьми и кормили их,
отрывая продукты от своего тощего пайка. У кого были коровы, отдавали часть
молока безвозмездно немецким детям (у немцев коров не было), *— рассказал
Павел Григорьевич Бело* шапски й.
Когда я работала в Зеленоградске в воинской столовой, — вспоминает
Матрена Федотовна Букреева, — пошла раз коров доить. Немцы выбегли.
Просют. Голодные. Я раздала все молоко (так было два раза). Начальник мне
говорит: «А своих чем будешь кормить?» И когда я у генерала Кондратьева
работала, две девочки ходили: «Брут, брут?». Я их кормила. Немок брала помочь
полы помыть — тоже кормила. Наш генерал немцев не обижал. Никого. Всегда,
когда немцы приходили, просили, говорил: «Накорми».
143
Наталья Петровна Любкина из поселка Гастеллово тоже жалела немцев:
«Голодовали они и ко мне ходили просить молока. От коровы молока много
надаивала — куда его девать? Я все время давала. Один старичок-немец ко мне
приходил. Всегда налью ему. Так он не хотел оставаться в долгу: накосит тележку
сена, привезет мне. Когда он не приходил, так я ему относила. Однажды
мальчишки прибежали, говорят, что этот немец меня зовет. Жил-то он совсем-
совсем один в избушке на окраине. Пришла я, а он лежит — помирает. Так долго