Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)
Шрифт:
– Комнат?.. Я бы и за ватерклозет, извините за выражение...
Кто-то меня толкнул. "Виноват!" - извинился кто-то другой.
– Петя!.. Петя!..- на груди у пожилого, ободранного подпоручика плакала женщина в платочке.- Петя, а Витя где?.. Петя!..
Возле подпоручика стояла девочка. Склонив набок голову, она играла темляком его шашки.
...Я опять навалился на костыли.
Около входа в зал III класса звенели чайниками калмыки Зюнгарского полка. Вдруг калмыки расступились.
Подняв
Два калмыка нерешительно взяли под козырек.
Вечерело... С крыш капало...
На площади перед вокзалом стояли казачки.
– Да рассказывай!..
– Говорю,- не только казаки... Вот ведь и генерал Мамонтов помер. Все под одним богом ходим!..
– Мамонтов-то помер, а генерал Павлов не помрет... И не говори!.. Другое теперь начальство ставят... Не по-мре-ет!.. А Трофим твой,- вот как бог свят,- быть ему покойником!..
О выбившиеся из-под снега камни скрипели полозья саней.
– Какой станицы?
– окликнула меня одна из казачек.
Быстро темнело. Я шел к баракам эвакопункта, черневшим далеко за вокзалом.
Бараки оказались длинными, серыми палатками, вышиной в двухэтажный дом. Колья под некоторыми палатками не выдерживали туго натянутых канатов и косо легли на снег. Освобожденные канаты тяжело хлопали о мокрый брезент.
Я подошел к центральной палатке. Вошел. На двухэтажных нарах лежали солдаты. Света в палатке не было. Тяжелый, мертвый воздух сползал с нар и пластами ложился на дыхание.
"Тиф!" - решил я и опять вышел из палатки.
Было уже совсем темно. Моросил мелкий дождь. Снег под ногами размяк и жадно засасывал костыли.
Мне хотелось одного: снять сапоги...
* * *
– ...А может, скрутить найдется? Я обернулся.
Маленький тощий солдат, закуривая, глядел на меня быстро бегающими глазами.
– Куда, брат, кости тащишь? А?.. Смотрю на тебя, думаю,- рассыпешься аль нет? Ну идем, идем! Укажу место.
И мы подошли к маленькой палатке около самого железнодорожного пути.
В палатке никого не было. Стоял стол. Возле него - табурет.
– Канцелярия, видно,- черт с ней!.. Ну иди же, иди! Хочешь, чаем порадую?.. Сбегаю вот,- там куб есть... Хочешь?.. Да скажи хоть слово одно! Немой, что ли?..
Я снял сапоги и уже ложился на стол.
– Черт дери, темно вот,- не вижу глупой твоей хари. Да откуда ты? А?.. "Откуда ты, прелестное дитя?" - запел он вдруг приятным тенором.
– Вольноопределяющийся?
– спросил я, немного удивленный.
– ...щаяся...
– Как?
– Титьки, дурак, пощупай! Поймешь...
Над палаткой хлюпал ветер. Я засыпал...
– Канцелярия это, господин поручик. Лежать тут не полагается!..
"Вольноопределяющейся" в палатке уже не было. Надо мной стоял писарь. За отстегнутым углом двери серело бледное утро.
– Разрешите попросить вас, господин поручик, освободить, так сказать, это вот место...
Я поднял голову, но сейчас же вновь ее опустил. Воли, чтоб встать и выйти на холод, у меня не было.
– Уйди!
– сказал я шепотом.
– Очередные задачи, господин поручик...
– Уйди!
– ...требуют...
– Уй-ди-и!..
Подняв узкие плечи, писарь покорно вышел. За спиной его болтался отстегнутый хлястик шинели. Руки торчали, как отпаявшиеся ручки самовара. Я закрыл глаза.
– ...не подходи!!! И всех по ко-ман-де!!!..- кричал кто-то за палаткой.
– Сюда!.. Сюда!.. Дежурный!..
Потом все стихло.
Только в тишине за брезентом прыгал, кашляя, чей-то торопливый смешок...
Минут через десять в палатку вошел врач. Толстый, подвижной, он шел вприпрыжку. Размахивая руками, то и дело щелкал пальцами.
– ...Я не пойду!
– Но, поручик...
– Я не пойду!.. Доктор растерянно улыбался.
В дверь забежал ветер. Мятые бумаги на полу закружились.
– Послушайте!..- доктор легонько хлопнул меня по колену.- Послушайте!
– и вдруг наклонился, заметив мои больные ноги.
– Гм-м!.. Но куда же вас?., скажите, куда вас в таком случае?
Я молчал.
– Гм-м!.. Дайте вашу руку... Гм-м!.. семьдесят шесть... Пульс нормальный... Но куда вас?.. К тифозным?.. Да нельзя вас к тифозным!..
– Никуда не пойду-у-у-у-!
– собрав силы, закричал я, вдруг чувствуя, как запрыгал мой подбородок. В палатку снова вошел писарь.
– Уже готово. Скрутили,- доложил он, пытаясь вытянуть по швам вытянутые дугой руки.- Отвозить прикажете?.. Прикажете трогать?
– Есть!
– крикнул вдруг доктор, радостно щелкнув пальцами.- Подожди!
И, размахивая руками, он выбежал из палатки.
И вот пришли санитары.
Они взвалили меня на носилки и понесли. Врач шел за нами, насвистывая. Писарь нес костыли.
Я не сопротивлялся. Только думал: "Зачем несут ногами вперед? А еще санитары!.."
За палаткой стояли запряженные клячей сани. На санях кто-то лежал. Когда меня поднесли ближе, я узнал во-льноопределяющегося-марковца. Ноги и руки его были скручены ремнями.
"Куда нас несут? На гауптвахту?..- подумал я и тут же решил: - Не все ли равно!.."