Возвращение к людям
Шрифт:
— Он меня иногда пугает…
Ната говорила очень тихо, постепенно приходя в себя. Издалека доносился шум продолжающейся битвы, но мы уже не сомневались в ее исходе…
— Меня тоже. Угар все понимает… может быть, по-своему.
Ната протянула к нему узкую ладонь, Угар ткнулся в нее своим носом, поглядывая исподлобья в мою сторону.
— Да… Процесс перевоспитания, похоже, уже упущен. Все. Заканчивайте нежности — нам еще далеко. Собакам не до нас, но рисковать мне сегодня больше что-то не хочется! Тем более, что половина моих стрел осталась торчать в теле этой твари. Кстати, не представляю себе, как мне удастся вернуть назад меч…
Угар глухо рявкнул, вывернулся из рук девушки и нырнул в кусты. Она всплеснула руками:
— Опять убежал…
Угар вернулся
Он тащил в пасти, держа за рукоять, мой меч… Я ошарашено смотрел на его лукавую морду, а Ната, потерявшая вдруг дар речи, только качала головой…
Мы молча привлекли его к себе — выразить что-либо словами было невозможно!
— Ты сможешь идти?
— Да. Я уже в порядке.
Угар бежал немного впереди, обнюхивая заросли. Он вел себя спокойно. Я подумал о том, что все живое, услышав битву на лужайке, поспешило поскорее убраться отсюда подальше!
Найдя безопасное место, мы сделали привал — и мне, и Нате требовался более продолжительный отдых, чем короткие остановки во время бегства. Кроме того, у нас обоих имелись многочисленные синяки и ушибы, полученные во время схватки. На привале я осмотрел мешки, к счастью, все, что мы с ней приготовили для мены, сохранилось. Теперь я навсегда зарекся проходить через низины напрямую… Дорога вдоль реки была длиннее, но безопаснее.
Выбирая между затраченным временем и опасностью нарваться на подобные встречи, мы остановились на первом. Это следовало учесть, когда станем возвращаться… Белая Сова не говорил нам о таких чудовищах, но индеец мог и не знать об их существовании. Я нахмурился — при встрече, в поселке, следовало предупредить его о такой возможности!
Еще через день, уже при подходе, когда появились знакомые очертания, я остановился. Мы хотели привести себя в порядок — являться в разодранной и грязной одежде к людям, почему-то не хотелось… Интуиция подсказывала мне, что наш вид играет не последнюю роль в том, как к нам будут относиться в дальнейшем.
В первый раз, когда мы посетили поселок вместе с Совой, мы почти не успели его рассмотреть — индеец увел нас из него рано утром. Вскользь полученные сведения о жителях поселка, их привычках и стихийно установившихся обычаях не могли полностью раскрыть нам того, что могло ожидать нас при очередной встрече с людьми. Но некоторые вещи мы запомнили хорошо. В поселке не брезговали воровством. Кто-то усиленно пытался набрать команду для навязывания своей воли другим. Мужчины предпочитали проводить время поблизости от озера, ничего не делая, или, объединяясь, устраивали некоторые подобия совместной охоты на зашедших в поселок животных, окружая их в кольцо и забивая палками и камнями. Оружия, подобного тому, какое имелось у меня, Совы или Черепа, имелось мало. Преобладали дубинки и острые палки — либо они не хотели иметь другого, либо просто не знали, как его сделать. Я спросил тогда у Белой Совы, почему никто не смастерил себе лук или, хотя бы, копье, но он молча пожал плечами. Видно было, что этот вопрос ему неприятен…
Док шепнул мне еще кое-что… Пока жизнь в поселке происходила без очевидных стычек — борьба за лидерство еще не успела разрушить их невольное сообщество. Но долго так продолжаться не могло. Белая Сова враждовал со Святошей. Я еще не встречался с ним, но со слов Дока, примерно представлял, с кем придется иметь дело. Это был грузный, крупного телосложения мужчина, который всем говорил, что он монах одного из разрушенных стихией монастырей. Так это или нет — узнать правду было нельзя. Бывший монах яро сопротивлялся стремлению Совы приучить людей жить по законам вольных охотников прерий. Он стремился внушить им свои законы, зачастую почерпнутые из вольного переложения каких-то церковных канонов, которые сам же и трактовал. По мнению Святоши, охота не должна была отвлекать людей от молитв, а зарабатывать себе на пропитание, они могли и чем ни будь, другим. Док, весьма иронически относясь к проповедям последнего, тем не менее, предупреждал, что речи монаха падают на уже подготовленную страданиями почву. Многие из выживших, уже не знали, на что надеяться,
Праздник Мены происходил каждый двадцать дней, начинаясь с утра и продолжаясь до тех пор, пока последний из торговцев не покидал территорию поселка. В роли покупателей выступали и пришлые охотники и сами жители.
Здесь меняли рыбу на мясо, шкуры на плоды, сохранившиеся вещи на поделки изготовленные собственными руками. В такие дни в поселке собиралось чуть ли не вдвое больше народа, чем обычно. И местные, и пришлые обменивались новостями, менялись — отчего и возникло такое название — спорили и просто разговаривали. Кто-то, после праздника, оставался в поселке навсегда, кто-то, наоборот, уходил. Кроме самого поселка, в долине было еще несколько поселений, но самое крупное по численности было именно здесь.
Состав был достаточно пестрым — не было никаких закономерностей того, по какому принципу судьба убила одних, оставив надежду и жизнь другим. Среди жителей и пришлых были и пожилые люди, и средних лет, и совсем молодые.
Существовало только одно отличие, что уже было замечено всеми — уцелело больше женщин. В силу ли их большей природной выносливости или по каким-либо иным причинам. Док утверждал, что они преобладают в долине почти втрое. И далеко не все из них были глубокими старухами, напротив, природа поступила достаточно мудро, оставив жизнь в основном молодым и крепким женщинам и девушкам. Говоря это, Док криво усмехнулся, я понял, что с этим связано, возможно, немало проблем… Недостаток мужчин заставлял девушек искать поддержку в собственных сообществах. Сова рассказывал, что где-то в предгорьях, существует клан, состоящий только из одних женщин! Но в массе своей, они стремились прибиться к мужчинам и искать себе пару среди тех, кто уже был занят, если так можно выразиться. Из-за этого возникали частые ссоры и драки… Были и случаи убийств и изнасилований.
Док, оглядываясь на Белого, быстро рассказал о том, что только у них в поселке, пропало несколько человек, слишком явно перечащих новоявленному пастырю. Было ли это дело рук монаха и его приспешников, или просто случилась цепь совпадений — ответа никто не знал. Сильного увлечения религией не наблюдалось. Святошу хоть и слушали, но поступать предпочитали по-своему. В постоянной борьбе за существование, надежная палка и вырезанная из сучковатого корня дубина, порой помогали куда лучше самой искренней молитвы…
Был еще один момент, на который следовало обратить внимание — в поселке не любили чужаков. Считалось, что их появление вредит оседлым, хотя, те не ловили рыбу в их озере и не собирали съедобных корней в округе. Да и сама мена, вряд ли могла состояться без участия охотников со стороны, но факт оставался фактом. Я, еще слушая Дока, начал смутно подозревать, что это влияние Святоши — только ему было выгодно оторвать жителей поселка от слишком свободного духа, искателей приключений из прерий! Но пока это были только домыслы…
Ната надела то самое платье, которое ей подарили жены Белой Совы. В нем она казалась гораздо красивее, чем в тех штанах и рубашке, которые мы сшили для нее сами. Но в такой одежде было неудобно ходить в походы и лазить по скалам.
— Пожалуй, я сниму его, когда мы пойдем обратно.
— Если Сова придет с женщинами — они будут рады увидеть тебя в нем. Но для прогулок по прерии платье, действительно, не подходит.
Мы вошли в поселок. Возле скопища землянок и шалашей уже шла оживленная перебранка. Там собирались люди и происходили сделки и обмены. Я не хотел сразу погружаться в атмосферу непонятных нам торгов — мы пришли не для этого. Мы с Натой встали поодаль, наблюдая за толпой на расстоянии.