Возвращение к людям
Шрифт:
— Нет! — обвинительница и не думала отступать. — У вас не было никакого товара! Все видели, как вы шлялись по рынку и ничего не меняли! Если вы с товаром, то уже показали бы его. Воры! Люди, они оставили меня без еды!
— Ну и что? — женщина не сдавалась. — Что из того, что мы не менялись?
Разве мы обязаны сразу выкладывать все? Это рынок, и каждый имеет право менять, что хочет, и с кем хочет. Кто ты такая, чтобы указывать нам, когда и с кем меняться?
Вместо ответа, неожиданно шустро, для старухи, Карга выбросила вперед сжатый кулак.
Замелькали кулаки, и, кое-где, сверкнули тусклым светом лезвия ножей…
— Их убьют… — прошептала побелевшими шубами Тома.
— Нет!
Во мне что-то дернулось, я не хотел видеть, как сейчас толпа растерзает ни в чем не повинных людей! В том, что они невиновны, я не сомневался. Во всем этом была какая-то фальшь… Слишком много смертей мне пришлось видеть в те, первые дни, чтобы равнодушно взирать на гибель, пусть и совершено чужих мне, людей. Я выступил вперед и очертил мечом круг. Толпа мигом расступилась — что такое настоящее оружие, здесь понимали, и попасть под остро отточенную сталь, не хотел никто…
— Прежде чем обвинять… Пусть эти двое назовут себя — кто они и откуда? И пусть себя назовет та, которая обвиняет!
— Чего?
— А ты кто такой?
— Зачем?
Из возбужденной толпы раздался всего только один вопрос по существу, но этого уже было достаточно. Момент был упущен — свалки не получилось. Люди растерялись, от, в сущности, безобидного вопроса. Следовало закрепить успех, иначе они могли вновь быть раззадорены старухой, продолжавшей вопить под ногами.
— Может быть, их кто ни будь, знает, и может сказать — способны ли эти люди на воровство? И эта женщина — не обвинила ли она их зря?
— Ты тоже не наш! — зло выкрикнул коренастый мужчина, чем-то напоминающий
Стопаря. Но он был намного ниже и имел бегающие свинячьи глазки, которые словно налились кровью…
— Святоша… — выдохнула Тома.
Возле него сгрудилось несколько здоровых парней, и у каждого в руках имелась увесистая палка или нож.
— Ты кто такой? Тоже чужак! И тоже — вор!
Он указал на нас пальцем. В толпе, едва притихшей на секунду, вновь стал зарождаться ропот, еще мгновение, и на нас могли накинуться со всех сторон! В круг влетела Ната. Увидев, что взоры людей стали обращаться к
Святоше — очевидно, что все они только ждали сигнала — она вся подобралась и резко закинула руку за спину…
— Чего? Ах ты, сучка!
Один из парней заметил ее недвусмысленный жест и вскинул палку над головой. Раздался резкий свист — стрела впилась в дубину, заставив ее владельца испуганно отпрыгнуть назад, едва не сбив при этом рассвирепевшего монаха.
— Что здесь происходит?
Белая Сова, сверкая сурово прищуренными глазами, раздвинул толпу и встал рядом со мной. Он продолжал держать в руках лук, готовый пустить еще одну стрелу. Толпа сразу отхлынула
— Вот эти двое — воры! А твои знакомые, из развалин — с ними заодно! Все пришлые — воры!
— Ты отвечаешь за свои слова, Святоша?
По тону, каким это было сказано, я понял, что события начинают разворачиваться стремительно…
— Не верю, — Сова сохранял хладнокровие. — Мои друзья не могут быть ворами. Они и так все имеют в прерии. Свободу и добычу. И они не крадут шкуры, которые, как я вижу, висят на кое чьих плечах… И еще. Все знают про Черноногих, а кто слышал про совесть Карги?
В толпе началось перешептывание.
— Разве старуха говорила хоть раз правду? Разве это не у тебя, монах, — при этих словах лицо Святоши исказилось от злобы. — Не пропала еда, когда она искала, где притулиться на ночлег? Чайка, не ожидал я, увидеть тебя в числе обвинителей, разве не ты всегда утверждала, что лживый язык Карги опаснее бродячего шакала? Ты тоже думаешь, что она говорит правду?
Из толпы донеслось неуверенно:
— Какой ей резон врать-то?
Сова спокойно повернулся к спросившему:
— Все тот же… В общей свалке урвать что ни будь для себя. А заодно, поднять свой статус. Выйти из последних, в число просто грязных — чем не почет?
Раздались смешки и одобрительные возгласы. По лицам поползли усмешки — все, что говорил Сова, по-видимому, не являлось для них секретом и не могло вызвать возражений. Но не хотел успокаиваться Святоша, он, по-прежнему, сжимал в руках свою палку и буравил взглядом молодого охотника, которого Сова назвал Черноногом.
— Ну, хватит! — выдержка у него кончилась, и он громко рявкнул. — Раскрыли рты перед этим ряженым, прости меня, господи! Пусть мешки свои откроют! А мы посмотрим… И, если рыба там — ты, Сова, лучше отойди куда, в сторонку.
А не то, зашибем ненароком. Понял?
Голос Святоши был угрожающим, но это не смутило индейца. От только усмехнулся и четко ответил:
— Обыск? Пусть так. Но, тогда надо обыскать и Каргу! Кто громче всех кричит — вор — тот, обычно, им и является!
Он кивнул Черноногу. Тот снял с плеча свой мешок и положил его на землю.
Монах кинулся, было, к нему, но Сова преградил ему дорогу.
— Нет. Пусть это сделает тот, кто не имеет отношения ни к поселку, ни к этим людям!
— Мы доверяем только себе!
Святоша насупился и стал наступать на индейца. Но тот стоял как скала, хотя монах был выше и шире его в плечах.
— А я — тем кто не способен подложить пропажу… Отойди назад, монах, я не позволю тебе оклеветать невиновных!
Редкие возгласы из уже достаточно большой толпы собравшихся послужили ему одобрением. Люди поселка и многочисленные гости обступили место скандала и теперь ждали, чем все это закончиться. Но было заметно, что желание
Святоши, самому порыться в мешках охотника и его спутницы, не встретило у них понимания… Сова обвел глазами толпу.