Времена года

Тири Арпад

Началось все с того дня, когда Матэ ходил по сельхозкооперативу. Сопровождавший его молодой агроном сказал при расставании:

— В наших местах консервный завод хорошо бы построить.

— Консервный завод?! — удивился Матэ.

Глаза агронома радостно заблестели.

— Он нам нужен, как в пустыне вода!

В тот вечер Матэ вернулся домой поздно: они засиделись в маленькой комнатушке молодого агронома, освещенной тусклым светом засиженной мухами электрической лампочки.

— Каждое воскресенье из райцентра на сторону уезжает полторы тысячи работников.

Это проверенная цифра, — сказал агроном, стуча кулаком по самодельному столу. — Ведь они крестьяне, а уезжают на стройку или подсобные работы. Зачем им уезжать, если здесь такая плодородная земля? Во всей Венгрии нет места с таким климатом! У нас раньше всех поспевает зеленый горошек. На наших землях можно собирать богатые урожаи перца и помидоров. А река! Если наладить полив земель, то урожаи удвоятся! Лишь бы нашелся хозяин, который взялся за это дело!

Когда Матэ рассказал об этом Магде, она ответила:

— Такая работа под силу только инженеру.

Матэ побеседовал со специалистами, не посвящая их, однако, в детали своих планов. Принес из библиотеки массу книг; прочитав их, занялся составлением планов. Мысль о строительстве консервного комбината стала его заветной мечтой, которая делала его счастливым. В бессонные ночи, лежа в постели с открытыми глазами, Матэ мысленно строил этот завод.

Радость созидания охватила его. Он частенько бродил вокруг базарной площади, между железнодорожным полотном и шоссейной дорогой, где предполагал построить завод. Через несколько дней он вычертил свой план и прикрепил его кнопками на стену. Позже он вынес этот вопрос на обсуждение райисполкома. Идея строительства завода получила поддержку членов исполкома.

Напряженная работа давала о себе знать. Матэ уставал. От переутомления у него болела голова.

Как-то утром позвонили из обкома партии и сказали:

— К вам прибудут четыре болгарских генерала. Они хотят осмотреть берег реки в том месте, где во время войны была переправа и где погибло много болгарских солдат. Вы будете сопровождать их.

Гости приехали на стареньком «бьюике». Одеты они были в гражданскую одежду. Подъехав к реке, генералы явно заволновались. Едва машина остановилась, они заспешили к реке. В кустах отыскали следы полуразрушенных окопов и противотанковых эскарпов. Осмотрели остатки разрушенного моста, постояли молча. Один из генералов не выдержал и заплакал. Старший из них достал сложенную в несколько раз бумагу (это был список погибших офицеров штаба дивизии) и начал громко читать.

Матэ стоял в сторонке и с удивлением смотрел на генералов, которые обходили окопы и что-то говорили друг другу. Вскоре они скрылись за деревьями, но их взволнованные голоса были слышны и оттуда.

Вечером начальник полиции пригласил Матэ на рыбалку, но, устав от поездки, тот отказался. Он решил отдохнуть дома. Из головы не выходило увиденное.

В половине шестого позвонили из обкома партии:

— Где генералы?

— Уехали.

— Очень хорошо. Надеемся, что вы все им показали.

Через полчаса раздался новый звонок:

— Никуда не отлучайтесь, скоро вам будет передано важное сообщение.

В

восемь часов позвонили снова и сообщили, что на строительство в районе отпущено четыре миллиона форинтов, по всей области это самая крупная сумма. Матэ, разумеется, очень обрадовался, но все же спросил:

— Это и есть ваше важное сообщение?

— Нет, — ответили ему. — Сообщение получите завтра утром или послезавтра, а до тех пор из райцентра никуда не выезжайте.

Подходя к дому, Матэ еще издали увидел, что прокурор не спит: в комнате горел свет.

«Наверное, опять учится», — подумал Матэ, представив себе по-юношески тонкую и подвижную фигуру прокурора, склонившегося в густом облаке табачного дыма над юридическими книгами и судебными делами, которые он, стараясь разобрать и запомнить, перечитывал по два, а то и по три раза. Матэ нравились в прокуроре его юношеская энергия и любознательность.

Войдя во двор, Матэ остановился и подумал: «Нужно будет скосить этот сухой бурьян, а то однажды ночью кто-нибудь подожжет его, и огонь перекинется на дом». Войдя в комнату, он снял пальто и, бросив на стул, пошел умываться.

— Завтра твоя очередь идти за водой, — сказал ему прокурор, не отрываясь от своих бумаг.

Матэ налил в тазик немного воды, чтобы осталось и на утро.

— Завтра я хотел бы поехать домой, — сказал он. — Но ничего не получится: звонили из обкома и просили пока из города никуда не выезжать.

— Наверное, снова прикатит какая-нибудь делегация, — предположил прокурор.

— Только бы не такая, как эта, — заметил Матэ, вытирая руки полотенцем, от которого приятно пахло травами; Магда обычно клала их в шкаф с бельем. Матэ невольно вспомнил, как генералы бросились к окопам.

Неожиданно по окну словно прутом хлестнули.

— Слышал? — спросил Матэ и посмотрел на прокурора.

Этот звук насторожил их: последнее время никто не беспокоил по ночам.

— Гаси свет! — крикнул прокурор и, вскочив из-за стола, отпрыгнул к стене.

Через мгновение стекло со звоном разлетелось, а на пол упал брошенный в комнату камень.

— Ну, теперь не уйдешь! — крикнул прокурор и бросился к выходу. Осколки стекла хрустели у него под ногами.

Матэ поспешил за ним. У колодца схватил с земли камень, но, когда они выскочили на улицу, там никого не оказалось. Оба остановились у ворот в нерешительности, не зная, что делать дальше. За десять месяцев пребывания здесь они уже не раз оказывались в подобном положении. Осмотрелись, но ничего не увидели на пустынной улице, кроме высоких заборов, за которыми, казалось, ничего не было.

— Если бы я узнал, где прячутся эти мерзавцы, я бы вытащил их на белый свез! — зло проговорил прокурор.

— Трусливые негодяи! Хотя бы раз посмели показать свои грязные морды, фашисты! — выкрикнул Матэ в безмолвную улицу. Он в бессильной ярости сжимал в руке камень, потом со злостью запустил им в фонарный столб.

Оба вошли в дом и, не зажигая огня, сели. Спать уже не хотелось. Прокурор, сидя на кровати, по-мальчишески болтал ногами и вертел в руках булыжник, которым было выбито стекло.