Время жнецов
Шрифт:
Не имея ни дворянского происхождения, ни влиятельных родственников или высоких покровителей при дворе императора, за сорок лет службы Путилин самостоятельно проделал головокружительную профессиональную карьеру: от писца канцелярии МВД, чиновника четырнадцатого класса, до начальника уголовной сыскной полиции столицы — тайного советника, по «Табели о рангах» представителя высокого, IV класса. Полицейской школы или другого учебного заведения по подготовке специалистов уголовного сыска ещё не существовало, потому опыт работы и её необходимые навыки передавались от старшего младшему, от начальника — подчинённым, а наставничество ещё долгое время оставалось единственным способом подготовки нужных полицейских кадров. Потому учеников и последователей у Путилина насчитывалось не меньше, чем у профессора университета. Одним из таких учеников являлся и Лавр Феликсович Сушко, которого в полицию привела сама судьба. Нынешний старший сыскной агент, под
***
Лавр Феликсович происходил из петербургских мещан — «правильных» городских обывателей, основных плательщиков государственных налогов и владельцев городского имущества, включая недвижимость. Отец Лавра — Феликс Орестович трудился управляющим обувной фабрики немцев Кирштенов, впоследствии — «Товарищество Санкт-Петербургского механического производства обуви». Детство Лавра было безбедным и безоблачным, мать часто баловала единственного сына, но от этого он не стал слабовольным неженкой. В двенадцать лет Лавр осиротел. Родители, в тёмное время возвращаясь с именин брата отца — Аркадия Орестовича, натолкнулись на шайку уличных грабителей: отец оказал яростное сопротивление, и оба родителя погибли на месте. С тех пор у Лавра началась совсем другая жизнь. Дядя стал его официальным опекуном, а до вступления в права наследства Лавру было ещё далеко.
У Аркадия Орестовича, приказчика мастерской столичного ювелира Алексеева, имелись трое собственных детей разного возраста — все дочери. Супруга дяди не работала, всё время занимаясь детьми, хлопотала по дому. Дохода семьи одинаково на каждого не хватало, а тут ещё новый рот и новые заботы, потому жильё родителей Лавра дядя сдавал в наём, но и эти средства делились на всех. И Лавр сполна познал, что такое личное одиночество и бытовые неурядицы, что значит отсутствие материнской ласки и мужской направляющей руки отца. Теперь Лавр жил не как хотелось и было привычным раньше, а как получалось. Во всех своих житейских проблемах он винил уличных грабителей, мечтая когда-нибудь найти их и поквитаться за отнятое детство и суровую юность. О возможностях законного правосудия и участии в нём полиции он даже не помышлял. Шайку грабителей, убивших родителей Лавра, задержали через два года, но об этом он узнал намного позже. При всём том единственный племянник был благодарен дяде за то, что тот, после окончания гимназии, устроил его в Николаевское военно-инженерное училище. Там и сформировались основные задатки характера, да и самой личности Лавра Сушко. Острую чувствительность к несправедливости, способность всегда иметь своё мнение и желание оставаться независимым, горячую убеждённость в своей правоте, наряду с гибкостью личной позиции замечали и преподаватели, и соученики. Таким стал Лавр в двадцать три года.
В 1877 г началась очередная русско-турецкая война, и Сушко призвали в военно-инженерную часть в чине поручика. Однако, Лавр, горячая голова, не желал руководить рытьём окопов, постройкой защитных сооружений и мостов, потому и напросился в действующую пехоту — 16-ю пехотную дивизию под командованием генерал-лейтенанта Скобелева, куда его, в конце концов, взяли прапорщиком. Природная смекалка, точный глаз и инженерный расчёт сослужили Сушко достойную службу. Кроме хорошего командира, Лавр слыл заправским разведчиком. В сражении при Шейново Сушко получил первое ранение, слава Богу, не тяжёлое, а потом и первую награду — медаль «За храбрость». Не смотря на победные реляции в столицу, война шла тяжело и кровопролитно: офицерские потери оказались весьма чувствительными — турки, в первую очередь, выбивали людей в погонах. Так Лавр стал поручиком, а затем и командиром пешего разведотряда дивизии, в который входили опытные унтеры и солдаты-ветераны, хорошо знавшие турецкий и повадки противника. При осаде Плевны Сушко получил второе ранение, а позже и вторую воинскую награду — серебряную медаль (1-я степень) за участие в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. На её аверсе был высечен шестиконечный православный крест, а на реверсе находилась надпись «Не намъ, не намъ, а Имени Твоему» в честь императора-победителя Александра II. Войну он закончил в чине капитана. Войска с победой вернулись домой, а перед Лавром встал очередной важный вопрос: оставаться ли в армии дальше или уволиться на гражданскую службу, теперь его воинский чин соответствовал титулярному советнику — гражданскому чиновнику девятого класса. За Сушко не стояли влиятельные армейские начальники или друзья, потому в мирное время сделать блистательную воинскую карьеру Лавру не светило — можно до старости оставаться в майорах. В армии Сушко некому было двигать наверх, даже при всех его выигрышных воинских качествах и боевом опыте. Получалось так, что деятельный по натуре Лавр искал и не мог найти себе достойное применение.
После возвращения с войны он перебрался в квартиру родителей на Офицерской 13, но чуть ли не взвыл от тоски и одиночества, запаха стоялой
— Ваше благородие, Лавр Феликсович, не стоит горевать из-за налётчика. Начальник отделения хороший и справедливый человек, а я за вас похлопочу. Побудьте туточки немного, — успокоил Сушко старый знакомец.
Лавру непривычно было видеть сослуживца в другой форме, но его обрадованный, задорный взгляд внушал доверие.
— Как служится на новом месте, Аким? — спросил Сушко.
— А куды ж мне деваться, ваше благородие. Семья ведь имеется — всех кормить надоть… А моя воинская пенсия токмо 6 рублей 45 копеек в год — собаку не прокормишь. Потому и двинул в полицию. Здесь-то меня хорошо приняли, ветеранов уважают. Их теперича много в полицию идёт, — второпях ответил Злобин и быстро удалился.
Уже через двадцать минут конвойный отвёл Сушко к начальнику отделения. В небольшой комнате за рабочим столом сидел человек в тёмно-зелёном полицейском мундире — стоячий воротник, обшлага из чёрного бархата, гербовые пуговицы из металла жёлтого цвета, галунные погоны с просветами и звёздочками. Лицо выглядело усталым, но глаза — живыми, заинтересованными, взгляд скорее понимающий, чем осуждающий.
— Добрый вечер, господин капитан. Как вас величать по имени-отчеству? Я Алексей Иванович Стержнёв, начальник этого отделения. Ваш знакомец уже поведал мне суть случившегося… А из криминальной передряги вы выручили совсем непростого человека, а помощника городского судьи, который тоже о вас замолвил веское слово, — такими словами полицейский начальник встретил Лавра Сушко, а из уважения к его офицерскому мундиру встал и говорил стоя, потом решительным тоном добавил. — Присядем, есть разговор.
— Очень приятно, Алексей Иванович. А я Лавр Феликсович Сушко. Из мещан, холост и без службы, проживаю по адресу Офицерская 13. Две недели как из армии. До войны закончил Николаевское военно-инженерное училище. О произошедшем сожалею… Но такие вот грабители лишили меня отца и матери, когда мне было двенадцать… Сами понимаете… Не удержался, — ответил Сушко стоя, и лишь потом опустился на стул.
— Лавр Феликсович, нужно уяснить для себя, что война ваша закончилась, а вы уже не в окопах, и здесь нет явных врагов-турок, которых непременно нужно уничтожить. Со временем вы к этому привыкнете, пооботрётесь в мирной жизни. Кстати, вы задержали грабителя-рецидивиста Фрола Ожогина по прозвищу Косоротый, который год как в розыске. Он хоть и махровый преступник, клейма ставить негде, но меру государственного, так сказать «мордобоя», ему определит только суд, — начал разговор Стержнёв. — Естественно, мы отправим преступника в Сыскную, но предварительно я с ним приватно побеседую. Дабы избежать жалобу прокурорским, надзирающим за работой полиции с задержанными.
Не доходя до главной части разговора, Стержнёв остановился, теперь для продолжения беседы нужно было, чтобы собеседник взял нужный настрой.
— Спасибо, Алексей Иванович. Я понимаю, что, самовольно избив налётчика, поступил против закона, но в тот момент очень хотелось взять на себя роль судьи… Расквитаться с прошлым, которое не оставило меня и на войне. Да, я поступил неправильно и сожалею об этом. Вы меня задержите? Что мне грозит? — почувствовав паузу, Лавр обратился к полицейскому начальнику с вопросом, на который у него пока не было ответа.
— Даже, если вы привыкнете к гражданскому житью, Лавр Феликсович, вы всё равно останетесь человеком с военной косточкой, готовым к неожиданностям, виду крови и смерти, привычным к чрезвычайным ситуациям, человеком, отдающим и выполняющим приказы. Знаете ли, у нас здесь идёт своя война — с ворами, грабителями, налётчиками и убийцами, которые порой, честное слово, хуже турок. Не хотите ли повоевать с ними без конницы, пушек и ружейной пальбы? И в разведку тоже прийдётся ходить, — вновь серьёзным голосом заговорил Стержнёв.