Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья
Шрифт:
Накаркал… Ближе к обеду меня вызвал Ардаков.
— Садись.
Ого, на «ты»! Такого между нами ещё не случалось. Наверное, ничего хорошего ждать не следует.
— Коренев, вот какого хрена нужно было распинаться перед столичной журналисткой на такую скользкую тему? — спросил он, тыча пальцем лежавшую перед ним газету — Ну поговорили бы о погоде, я не знаю, мало ли тем… Посвятил бы её в тайны своей методики, тоже людям интересно было бы прочитать. Нет, давай будем обсуждать политику партии.
Ардаков сделал паузу, посмотрел на меня исподлобья, побарабанил пальцами по поверхности стола.
—
— Ну голова-то должна быть на плечах, Арсений Ильич! Эти ушлые московские журналисты за любое слово готовы уцепиться. Хотя ведь можете заявить, что не говорили ничего такого, — вернулся к «вы» главврач. — Скажете, что эта Филатова сама что-то сочинила, а вам приписала.
Он выжидательно уставился на меня, однако я отрицательно качнул головой:
— Нет, не хочу врать, Герасим Иванович. Что сказано — то сказано.
— Ну, дело ваше, — разочарованно вздохнул Ардаков. — Мне звонил первый секретарь обкома ВЛКСМ Артамонов[1], у них по вашему поводу в 14 часов намечено собрание, будут разбирать ваше персональное дело. Так что придётся вам идти. Надеюсь, обойдётся выговором. Романовскому скажете, что я вас отпустил. Всё, ступайте, — махнул он рукой.
Понятно, что на площади Ленина, где возвышался «жёлтый дом», я появился не в самом радужном настроении. «Жигуль» припарковал во дворе Марины, с другой стороны проезжей части улицы Кирова. Оставалось ещё четверть часа до назначенного времени, и я какое-то время сидел в машине с включённым двигателем, слушал по радио интервью с министром лёгкой промышленности. Прямо как в тему… С его слов выходило, что в лёгкой промышленности у нас всё отлично, она выпускает продукцию качественную и доступную. Наверное, не читал сегодняшнюю «Комсомолку». А может наоборот читал и сам напросился на интервью, дабы постелить, так сказать, соломку.
В здание обкома я вошёл через центральный вход, который в моём будущем использовался только для высоких гостей типа Президента. А так все входили-выходили через боковой, со стороны улицы Кирова.
— К Артамонову на 14 часов, — сказал я, показывая паспорт дежурному милиционеру.
Тот заглянул в список, кивнул, вернул паспорт:
— Проходите. 17-й кабинет. Найдёте?
— Найду, спасибо.
В этом кабинете с портретом Брежнева на стене мне бывать в прежней жизни не доводилось, как и общаться с первым секретарём областного комитета ВЛКСМ. Слышал, что чиновник он хоть и молодой. Но жёсткий, не прочь повысить голос и ударить кулаком по столу. Почему-то я подозревал, что мне сегодня предстоит на собственной шкуре узнать всю силу гнева первого комсомольца области.
Действительно молодой, лет тридцать, прикинул я про себя, переступив порог кабинета. Но за своим столом выглядел довольно вальяжно, и на меня глянул с прищуром, не сулившим ничего доброго. Перед ним на столе, так же, как и парой часов ранее перед Ардаковым, лежала раскрытая «Комсомолка». С той самой статьёй.
Помимо Артамонова здесь присутствовали худая, как вобла, женщина бальзаковского возраста с собранными в пучок пергидрольными волосами, пухленькая девушка в очках и молодой мужчина, на вид примерно мой ровесник, со светлыми усиками и с прилизанным пробором в волосах,
— Добрый день! — поприветствовал я собравшихся. — Коренев Арсений Ильич, меня к 14 часам приглашали.
Секунд десять все меня разглядывали, причём толстушка и прилизанный с долей любопытства, а их более старшие товарищи — с осуждением.
— Надеюсь, вы уже в курсе, по какому поводу мы вас сюда пригласили? — наконец поинтересовался Артамонов, так и не предложив мне сесть.
— Догадываюсь…
— Догадывается он, — скривилась «вобла». — Ну что, товарищи, как мы расценим поступок комсомольца Коренева?
Артамонов монотонно постукивал тупым кончиком чехословацкого карандаша «KOH-I-NOOR» по столу, не сводя с меня пристального взгляда. Я не выдержал:
— Могу я хотя бы узнать — а судьи кто? Вот Владимира Ивановича я, например, узнал, видел фото в «Молодом Ленинце», остальных же вижу впервые.
Четвёрка переглянулась между собой, причём выражение лиц у них было разное. «Вобла» изображала возмущение и изумление одновременно, прилизанный, показалось, изо всех сил сдерживается, чтобы не расплыться в злорадной ухмылке, пампушка выглядела растерянной, а Артамонов… Он глядел на меня с любопытством. Нет, недоумение с капелькой гнева там тоже проскальзывали, но любопытства было больше.
— А я думаю, что товарищ Коренев по-своему прав, — сказал Владимир Иванович. — Действительно, не успел он переступить порог, как мы на него накинулись. А конкретнее, вы, Декабрина Петровна.
— Но я…
— Спокойно, Декабрина Петровна, спокойно! Это Декабрина Петровна Вяземская, директор 11-й средней школы. Это, — он сделал жест в сторону прилизанного, — Линник Игорь Сергеевич, второй секретарь Ленинского райкома комсомола. А это Анна… Ну, тут можно без отчества, Анна Ковалёва. Она у нас будет вести протокол заседания. Итак!
Он сделал многозначительную паузу, медленно обвёл взглядом присутствующих и вновь сосредоточился на моей персоне.
— Сегодня мы рассматриваем вопрос комсомольца Коренева Арсения Ильича. Тема — статья в «Комсомольской правде», героем которой он стал. Декабрина Петровна, вы, кажется, хотели что-то сказать?
— Хотела, — прищурилась в мою сторону директриса. — Хотела сказать, что Коренев своим поведением дискредитирует высокое звание комсомольца. Как вообще можно было не то что говорить такое в присутствии московского корреспондента, но даже думать о подобном?!
— А что я такого сказал? И вообще, какое вы отношение в силу возраста имеете к комсомолу?
Мой удар попал точно в цель. Вяземская, казалось, сейчас задохнётся от возмущения. Её лицо пошло пятнами, а пальцы сжались в кулачки.
— Нет, вы посмотрите, каков наглец!
Тут подключился Артамонов:
— Во-первых, Декабрина Петровна долгие годы возглавляла комсомольское движение в Ленинском районе, прежде чем перейти на руководящую должность в школе. А во-вторых, мы все прекрасно знаем, что вы сказали, товарищ Коренев, и вы это прекрасно знаете. Вот, дословно, — он уставился в газету. — Между делом у нас зашёл разговор о том, почему в Советском Союзе существует дефицит красивой и качественной одежды, обуви, других предметов широкого потребления…