Второе пришествие
Шрифт:
– Ваше Преосвященство!
– окликнул Чаров епископа.
Епископ Андрей остановился.
– Что вы хотите, Валериан Всеволодович? Сами понимаете, у меня нет сейчас времени.
– Я хочу знать, что случилось с Его Святешейством, Андрей Григорьевич?
– Официальное сообщение передают по всем телевизионным каналам.
– Мы с вами оба прекрасно знаем, что оно не соответствует действительности.
– Ничем вам не могу помочь, протоирей.
– Я с ним расстался вечером, он был в добром здравии. И вообще, у него было очень крепкое здоровье. Я видел результаты его ежегодных обследований.
–
– Правды. Клянусь, никому без разрешения ничего не скажу.
Чаров заметил, как заколебался епископ Андрей. Протоирей понял, что следует увеличить нажим.
– Многие станут задавать вопросы об истинных причинах ухода из жизни патриарха. Я занимаюсь информационным обеспечением нашей церкви. И чтобы проводить нужную нам политику, мне необходимо знать, что же случилось на самом деле.
– Обещаете, что никому не скажите?
Чаров поцеловал висящий на его груди массивный крест.
– Клянусь нашим Господом.
– Патриарх покончил собой. Застрелился из своего пистолета.
Эта новость не стала неожиданной для Чарова, он бы скорей удивился, если бы он, в самом деле, умер естественной смертью.
– Вижу, вы не очень удивлены, - заметил епископ Андрей, не спуская взгляда с лица протоирея.
– Как только я узнал об его кончине, я допускал такой вариант. Патриарх оставил предсмертную записку?
– Да.
– И что в ней?
Епископу Андрею явно не хотелось говорить о записке.
– Она не очень вразумительная. Он говорит о своих ошибках, о своей вине, о не истинности христианской церкви, ее не соответствие христианским идеалам. Вы дали слово, что будете молчать.
– Не сомневайтесь, Андрей Григорьевич. Что же будет дальше?
Епископ Андрей пристально посмотрел на своего собеседника.
– А что должно, по-вашему, быть дальше? Будет то, что было всегда. Изберем следующую главу нашей церкви. - Епископ замолчал.
– Что вам известно о самоубийстве?
– неожиданно задал он вопрос.
"Многое", гораздо больше, чем вам, с гордостью подумал Чаров. Но обсуждать этот вопрос с епископом он не собирался.
– Для меня это полная неожиданность, - ответил он.
– Так я и полагал, - одними уголками губ улыбнулся епископ Андрей.
– Боюсь, но нам придется еще с вами поговорить на эту тему. И не исключено, что ваша дальнейшая судьба будет зависеть от этого разговора. А сейчас больше не могу задерживаться.
Епископ Андрей продолжил свой путь, Чаров посмотрел ему в след. Он всегда считал этого человека одним из самых умных из всей когорты руководителей церкви. И не ошибся, тот явно догадывается, что в последнее время с патриархом происходили важные события. И непременно захочет докопаться до правды. Вопрос, в том, как ему, Чарову, вести себя с ним? И зачем только патриарх так неразумно поступил. Не смог переселить внутренние противоречия между идеалом и реальностью? Но они, куда ни кинь, везде очень сильны. И надо понимать, как обстоят дела на самом деле, и принимать это, как данность. А не пускать себе пулю в лоб. Кстати, он забыл спросить, куда в себя выстрелил самоубийца? Разумеется, это не столь важно, но интересно. Теперь он нашел для себя покой, а вот что делать дальше ему? Для него наступает трудный период, об этом практически открытым текстом предупредил его епископ Андрей. Но при этом и не лишил надежды.
79.
Каждый день к ним поступало пополнение; когда большое, когда совсем незначительное. Власти особенно не препятствовали этому. На вопрос Введенскому, почему они так себя ведут, Бурцев ответил, что режим хочет собрать тут всех самых активных, чтобы уничтожить их в один момент одним ударом. Эту версию Введенский счел вполне правдоподобной, тем более она подкреплялась и некоторыми косвенными доказательствами. Атаки на них постепенно усиливались, происходило это методически, явно по определенному плану. Получивших ранение среди них становилось все больше, а сами раны теперь были более серьезными. Пришлось даже развернуть операционную, благо тут находилось несколько хирургов.
Так как было много свободного времени, Введенский решил посвятить его изучению того, что тут происходит, людей, которые здесь собрались. Не исключено, что когда-нибудь он напишет книгу об этих днях. Легко представить, какая эта будет сенсация, ведь в защите баррикад участвует Иисус, Мария Магдалина и большая часть его апостолов. Ничего подобного в истории еще не случалось. И было бы крайне опрометчиво не воспользоваться такой счастливой возможностью, которая пока выпадает один раз в две тысячи лет.
По этой причине Введенский старался как можно больше времени проводить с Иисусом и среди апостолов. С какого-то момента его внимание особенно привлек Симон Кананит, прозванный Зилотом. Вел он себя очень активно, когда полицейские начинали очередной штурм, первым мчался к баррикаде, кричал, громко призывая идти в атаку. Введенский заметил и то, что апостол предпочитал общаться с Галаевым. Они нередко отходили в сторону и о чем-то подолгу вели беседу.
Как-то Введенский поинтересовался у Иисуса, что тот думает о Симоне Кананите? Как показалось Марку, Христос ответил не очень охотно.
– Симон всегда был таким, - произнес Иисус.
– Вы же знаете, кто такие зелоты.
– Зелоты в переводе ревнители, непримиримые противники римского господства. Именно они в основном и организовали Великое еврейское восстание, которое привело к очень печальным последствиям - гибели тысячи людей и разрушению Иерусалимского храма, - по ученически отчитался в своих знаниях Введенский.
– Так все и было, - грустно подтвердил Иисус.
– Для меня та война до сих пор отзывается болью. Тогда погибло немало тех, кого я лично знал, или их родственников. Но, как видно, для Симона ничего не изменилось, он по-прежнему призывает к непримиримой битве, невзирая на жертвы. Они его волнуют менее всего.
– Но Вы же можете его остановить, приказать ему вести себя по-другому.
– Я могу ему попробовать внушить вести себя иначе. Но ни тогда, ни теперь я не приказываю апостолам. Я лишь призываю их делать то, что считаю нужным. Каждый сам решает, как ему поступить.
– А если он наломает дров? Те только и ждут провокации с нашей стороны.
– Вы правы, такая опасность вполне реальна. Я ему уже говорил, что он рискует не только собой, но и другими людьми. Он согласился вести себя осмотрительней. Но я вижу, что он это сделал для порядка. А на самом деле, не хочет ничего менять в своем поведении. Он чересчур поглощен этим сражением.