Второе пришествие
Шрифт:
– У меня действительно возникали подобные смутные мысли.
– Я знаю. И это замечательно, это дает нам всем шанс.
– Шанс? Но я не совсем понимаю, о чем Вы?
Иисус задумался.
– Мы так много всего натворили и накопили, что невозможно ни все сразу переосмыслить, ни все сразу изменить. Наше несчастье в том, что человек слишком привык не к свободе, для подавляющего большинства она не стала первой необходимостью. И в своей книге вы говорите об этом.
– Я пишу в ней о чрезмерной власти церкви над человеческими душами, вместо того, чтобы ее освобождать
– Вот-вот, и я о том же. Мы так и не научились нести людям свободу, зато великолепно умеем закрепощать их. Всякий раз под предлогом освобождение мы снова и снова насаждаем рабство.
– Но если это так, как Вы говорите, если смысл в нашей борьбе, в том, что мы находимся здесь? После нашей победы не повторится ли все сначала?
Иисус улыбнулся.
– Я прекрасно понимаю и разделяю ваши опасения. Но, уверяю вас, в нашей борьбе заключен великий смысл. Поймите, Марк, стремление к свободе, - это стремление к свету. А его так мало. Рано или поздно рабство приводит к смерти сначала души, а затем и духа. А это уже имеет Вселенское последствие. Вы не в состоянии это осознать, но поверьте, так оно и есть. Может быть, мы еще поговорим на эту тему. А может быть, и нет, - задумчиво произнес Иисус, отвечая на какие-то свои мысли.
– А сейчас идите к Вере, она на этаже выше. Так устроен небольшой госпиталь, она ухаживает за пострадавшими. Она замечательный человек.
Введенский уже хотел покинуть комнату, как к нему подошла Мария Магдалина.
– Марк, Вера вас любит, - сказала она.
– Но обижена на вас.
– Я знаю.
– Знать - это недостаточно. Нужно понимать, как следует действовать в той или иной ситуации.
– И как?
– Не бойтесь показать ей свое раскаяние. Я знаю, вы считаете, что поступили неправильно. И вообще, не бойтесь и не стесняйтесь чувств, которые идут из глубины души. Человек так устроен, что испытывает смущение от своих благих порывов. С Верой так вести себя - это значит, усугубит ситуацию. Потом вам будет трудно ей что-то объяснить. Я очень симпатизирую и ей и вам, поэтому хочу, чтобы вы помирились.
– Спасибо, - несколько смущенно поблагодарил Введенский. Он уже было хотел уйти, как вдруг остановился.
– А могу вам задать вопрос?
– Конечно, Марк.
– Вы зашиваете пиджак Иисусу?
– Нет, одному из здешних защитников. Он его разорвал о гвоздь, а другой одежды у него нет.
– Спасибо, - кивнул головой Введенский.
– Пойду искать Веру.
Веру он нашел на следующем этаже, как и говорил Иисус, в большой комнате был оборудован медпункт. Пахло лекарствами, в ведре Введенский увидел окровавленные бинты. На миг ему стало немного не по себе.
В комнате находились две девушки, одна из них - Вера. Их взгляды встретились, и Введенскому снова стало не по себе, только теперь по другой причине - в глазах Веры не возникло никакого выражения. А он прекрасно
Введенский подошел к ней.
– Здравствуй, Вера.
– Здравствуй, Марк, - ровным бесцветным голосом ответила она.
Может, Мария Магдалина заблуждается по поводу ее чувств, мелькнула у него мысль. Они были, но прошли.
– Я пришел, - сказал Введенский, прекрасно понимая неуклюжесть собственных слов. Но никаких других у него в этот момент не возникло.
– Вижу, - отозвалась девушка.
– Нам нужно поговорить.
– Говори.
Введенский взглянул на другую девушку, которая явно с интересом прислушивалась к их разговору.
– Где-нибудь в другом месте.
– Хорошо, можем выйти на улицу.
Введенский немного обрадовался; несмотря на холодность Веры, она все же согласилась побеседовать с ним. Это давала ему надежду на примирение.
Они вышли на улицу и медленно пошли по ней.
– Ты не боишься здесь идти?
– вдруг спросила Вера.
– А что я должен сейчас бояться. Вроде бы все спокойно.
– Это только так кажется. Здесь каждый сантиметр пристрелен снайперами.
Уже в третий раз Введенскому стало не по себе.
– Но ведь еще никто не погиб.
– Пока - да. Но кто-то должен же погибнуть первым. У нас никто не сомневается, что это вопрос времени. В любую минуту они могут начать по нас палить. Возможно, что этим человеком станешь ты, возможно, я.
– Но если так, почему бы нам не укрыться в здании и там поговорить?
– предложил Введенский.
– Мне хочется погулять, подышать воздухом. Надоело сидеть в душной комнате.
– Не заметил, чтобы там было душно.
– А как ты мог заметить, ты провел в ней всего пару минут.
– Вера, мне кажется, мы с тобой говорим не о том.
Девушка взглянула на своего спутника.
– Как знать, о том, или не о том. Иногда люди вроде бы говорят о важных вещах, а оказывается, это к ним не имеет никакого отношения.
Введенский подумал, что раньше Вера с ним так не разговаривала.
– Хорошо, пусть так, - обреченно произнес он. Введенский вспомнил совет Марии Магдалины.
– Я знаю, что сильно виноват перед тобой, что проявил малодушие. Прости меня.
Введенский надеялся, что его слова произведут впечатления на Веру, но даже если это и случилось, то оно оказалось совсем иным.
– Сейчас это уже не имеет значение, - сказала она.
– Есть гораздо более важные вещи.
– Какие?
– Ты не понимаешь?
– удивилась Вера.
"Я уже почти ничего не понимаю", - подумал Введенский.
– Если честно, не совсем. Ты разговариваешь со мной совсем иначе, чем еще недавно. Мне кажется, что я тебя почти не узнаю.
– Возможно, я изменилась, - задумчиво произнесла Вера.
– Хотя мне так не кажется. Скорей обстоятельства вокруг нас изменились. И они требуют иной реакции буквально на все.
– Я не хуже тебя понимаю, что мы находимся совсем в других условиях, чем недавно.
– Дело не только в этом. Я как-то стала по-иному смотреть на мир. Не знаю, поймешь ли ты меня.