Второе пришествие

Гурвич Владимир Моисеевич

Они заранее договорились о встрече. Чаров полагал, что Введенский сильно удивится его звонку, но не услышал в его голосе ни одной, даже слабой нотки удивления. Протоирею показалось, что тому совершенно безразличен их предстоящий разговор. Введенский даже не спросил об его теме.

Введенский отворил дверь и без всякого выражения посмотрел на гостя. Но Чаров прекрасно осознавал, что они могут быть только врагами. И лишь на этой основе выстраивать свои отношения. Других вариантов нет и не предвидятся.

Введенский

провел Чарова в комнату. К своему удивлению тот увидел сидящую в кресле Веру. Он был немного с ней знаком и прекрасно знал, чья она дочь. Вот только застать ее в этой квартире он никак не ожидал.

Чаров нерешительно остановился посередине комнаты.

– Я надеялся, Марк Вениаминович, что у нас будет приватный разговор.

– Приватный разговор и будет, - ответил Введенский.
– У меня от Веры нет секретов. Быть может, вам неизвестно, что она моя жена.

– Ничего не слышал про вашу свадьбу.

– И не могли слышать, ее еще не было. Но свадьба - это формальность.

– И ваш батюшка, епископ Андрей так считает?
– обратился он к Вере.

– Я сама по себе. Мне достаточно собственного решения.

Эта новость была для Чарова неожиданной, странно, что епископ Андрей ничего и никому не сообщил о самовольстве дочери. Но эту тему он прибережен на потом.

Чаров удобно устроился в кресле.

– Хотите, принесу что-нибудь выпить?
– предложил Введенский.

– Не будем отвлекаться по пустякам, - отверг предложение протоирей.
– Меня привело к вам очень важное дело. Вы не догадываетесь?

– Даже если и догадываюсь, вам все равно придется его изложить.

Но именно делать этого больше всего не хотелось Чарову. Он бы с огромным удовольствием предпочел избежать изложения некоторых деталей. Но теперь это вряд ли получится.

– Поверьте, Марк Вениаминович, я очень сожалею о случившимся с епископом Антонием.

– А откуда вы знаете, что с ним случилось?

К этому вопросу Чаров был готов. Он заранее решил: чем меньше врать, тем лучше. Обманывать следует только в ключевых точках.

– Мне об этом рассказал ваш брат. Он был потрясен случившимся. И крайне раскаивается о содеянном. Это было помутнение рассудка.

– Возможно, хотя не уверен, - сухо произнес Введенский. Он сидел напротив Чарова, положив ногу на ногу и без всякого выражения, словно на пустое место, смотрел на него. И это почему-то бесило протоирея. Жаль, что безнадежно ушло время инквизиции, с каким бы наслаждением он отправил бы этого еретика погреться на костре.

– Поверьте, я долго с ним беседовал, он сам не свой. Его буквально испепеляет чувство раскаяния.

– Я знаю своего брата, чувство раскаяния его не может испепелить. Не тот человеческий материал. Кстати, где он?

– Не знаю, он убежал и не дает о себе знать.
– Это была первая ложь. Но

он понимал, что, скорей всего, не последняя.
– Но не о брате я хотел говорить.

– Да я в этом и не сомневался. А о чем тогда?

– То, что там дальше произошло... По словам Матвея Вениаминовича, это было чудо, на которое способен только Он.

– Он - это кто?

– Ну, зачем мы с вами играем в кошки-мышки. Мы же прекрасно знаем, что говорим с вами о Христе.

– Предположим.

– Эта история уже известна патриарху.

– С вашей подачи?

– Разумеется. Моя обязанность информировать Его Святешейство о таких случаях.

– И вы выполнили свои обязанности. Поздравляю, никогда не сомневался в вашем служебном прилежании.

Чаров уловил в словах собеседника насмешку и почувствовал, что наливается злостью. Но внешне он не позволил проявиться этому чувству даже в виде жеста.

– Не мне вам говорить, дорогой Марк Вениаминович, насколько важно это событие для христианского мира. А то, что Иисус объявился в России, дает нашей стране уникальный шанс стать еще раз подтвердить свою высокую духовность.

– А вы не допускаете мысль, что если Иисус действительно тут появился, то не по причине особой нашей духовности, а как раз наоборот, что Он считает, что мы больше других отошли от Его идеалов.

– Это Его мнение или ваше?

– Не стану отвечать на этот вопрос.

– Хорошо, - вздохнул Чаров, - но в любом случае мы должны организовать Ему торжественную встречу.

– С почетным караулом, эскортом при проезде по улицам, торжественным приемом, который закончится большим обедом, - уже не скрывая иронии, проговорил Введенский.
– А заведовать протоколом будете, естественно, вы.

– Мне не нравится тон нашей беседы, - заявил Чаров.
– Мы обсуждаем важнейшие для всего мира вопросы, а вы ерничаете.

– А вы, Валериан Всеволодович, не задаете себе вопрос, почему Иисус не захотел встречаться ни с патриархом, ни с другими иерархами нашей церкви?
– вмешалась в разговор Вера.

Чаров повернул голову в ее сторону.

– Почему же?

– Разве не ясно, он осуждает их деятельность. Он не считает нашу церковь вполне христианской.

– Какая же она является по вашему мнению?

– Речь сейчас идет не обо мне.

– Вера права, - произнес Введенский.
– Не уверен, что Иисусу есть о чем говорить с патриархом.

– Но это просто безумие!
– воскликнул Чаров.
– Если у Него есть претензии к церкви, Он должен их изложить.

– Вряд ли речь идет просто о претензиях.

– О чем же?

– Я не считаю вправе говорить за Него.

– И все же буду вам безмерно признательным, если вы выскажите собственное мнение.

– Мне кажется, речь идет о полном неприятии.