Второе пришествие
Шрифт:
– А что еще. Мы же церковь, а не прокуратура. Мы не можем судить человека. А уголовного преступления он не совершал.
– Это несравненно хуже!
– воскликнул Матвей.
– Да, вы правы, это хуже, чем уголовное преступление, - согласился Чаров. - Тем не менее, других возможностей воздействия на епископа Антоний не имеем. Разумеется, мы будем бороться с ним на его поле, сейчас спешно идет подготовка мер, способных нейтрализовать его поступок. Но это из области идейной и организационной борьбы. Мне ли вам объяснять такие вещи.
– Но выходит епископ останется почти безнаказанным!
Чаров какое-то время не отвечал.
– Мы с вами уже разговаривали на эту тему.
– Он наклонился к своему собеседнику.
– А сейчас она стала еще
– И обсуждать ее снова нет смысла. Пора действовать.
– Патриарх...
– Я же просил вас оставить патриарха в покое. Мы дети церкви, и отвечаем за нее не меньше, чем он. Только каждый это делает в соответствие с занимаемым им местом. Его Святешейство непременно сделает то, что отвечает его месту и сану. Что может он, не можем мы, что можем мы, не может он.
– Я понимаю, - пробормотал Матвей.
Чаров откинулся на спинку кресла и смахнул платком пот со лба. Только сейчас Матвей заметил, что у протоирея все лицо мокрое. И по этой примете он понял, насколько напряжен его начальник.
– Что бы вы не совершили, все будет во славу Господа и нашей церкви. А ваше имя, Матвей Вениаминович, будет прославлено навечно. Если не сейчас, то через много лет. Но ведь мы служим вечности. А раз так, так ли важно, когда это произойдет. Я вас не задерживаю. В ближайшие дни и недели вы можете располагать своим временем по собственному усмотрению. И действовать так же по собственному усмотрению.
Матвей вышел на улицу. Внутри него все горело. Он понимал, что должен принять важное, может быть, самое важное в своей жизни решение. И оно созревало в нем едва ли не с той минуты, когда этот проклятый епископ прикрепил свои тезисы к дверям церкви. Тоже мне Лютер! Но от чего все становится еще ужасней, что в этом богомерзком деле активно замешен его отец. Хочется надеяться, что он тоже будет лишен сана. А про брата и говорить не приходиться, он давно является противником церкви. И достоин самого сурового наказания. Впрочем, в данном случае Марк его интересует во вторую и даже в третью очередь. Сейчас есть другая, несравненно более важная цель. И он должен сосредоточиться именно на ней.
У Матвея не было ни малейших сомнений - епископ заслуживает только смерти. Любое другое наказание будет для него недостаточным. Вопрос в другом: кто должен выполнить приговор? Сначала он склонялся к тому, чтобы найти исполнителя. У него были по этой части некоторые знакомства, которые могли бы помочь отыскать такого человека. Но с какого-то момента в нем стала вызревать мысль о том, что это должен сделать лично сам. И чем больше он размышлял на эту тему, тем тверже склонялся к такому решению. Ведь тут замешаны еще и его родственники; и если он это совершит, то хотя бы частично искупит их вину. Да и Чаров разве не намекал ему, что патриарх одобрил бы его поступок. Впрочем, протоирей прав, даже в мыслях он не должен приплетать Его Святешейство сюда, это дело только его, Матвея. И больше никого. Так уж все сплелось в тугой узел: отец, друг семьи, родной брат. Он, Матвей, не сомневается, что такая конфигурация возникла не случайно, это знак свыше. Иначе Господь не стал бы собирать этих людей в одном месте, он бы придумал другой расклад. А этот свидетельствует об одном - именно на него Он возложил эту важную миссию. А коли так, у него нет права отказываться от нее, перепоручать другому. Конечно, в своей жизни он еще не совершал ничего подобного, но он не сомневается, что Всевышний в нужную минуту сделает крепкой и уверенной его руку. Она не подведет его в решающий момент, в этом он не сомневается.
Приняв решение, Матвей почувствовал себя гораздо спокойней. Сознание больше не раскалывалось, словно полено после удара топором, на части. Теперь оно было литым и единым, нацеленным на решение одной задачи.
Матвей зашел в магазин, долго выбирал подходящий нож. По его разумению, он должен быть не слишком большого размера, чтобы его можно было прятать в одежде, но при этом прочный и острый, чтобы вошел как можно глубже в тело.
Продавщица
Когда он приехал домой, то застал там много народа. Вокруг большого обеденного стола, за которым издавна собиралась их семья, сидело человек восемь. Отец был так поглощен беседой, что, увидев Матвея, лишь удивленно посмотрел на него; он явно не ожидал его появления. Зато Матвей удивился присутствию Марка, для него это стало большой неожиданностью. Он даже подумал, что следует перенести задуманное на тот момент, когда брат уедет. Но затем решил ничего не откладывать; еще неизвестно, когда судьба предоставит ему второй шанс. А сейчас он есть; епископ Антоний сидит всего в паре метров от него. Достаточно сделать несколько шагов, достать нож и...
Но совершать задуманное при стольких свидетелей Матвею не хотелось. Еще будет момент, когда они останутся один на один. Или почти один на один. А пока он стал прислушиваться к разговору. И чем больше слушал, тем сильней, как комар кровью, наливался ненавистью.
К епископу Антонию прибыла делегация священнослужителей откуда-то издалека. Но они уже прослышали о его демарше и выражали солидарность с ним. По их словам, они в целом согласны с позицией реформатора; церковь давно отошла от истинного христианства, она служит не Богу, а самой себе. Вера превратилась в формальность, ее заменяют платные обряды, и для многих священников они и являются самоцелью. Ради них все и делается. А самое приятное - это подсчитывать барыши. Они готовы влиться в движение ради церковного обновления. Тем более, многие прихожане разделяют эту позицию. Они признают своим духовным лидером епископа Антония. И ждут от него пасторского наставления.
Затем заговорил епископ Антоний. Каждое произнесенное им слово высекало в душе Матвея новую искру ненависти и решительности как можно скорее с этим покончить. Епископ давал наставления, как им следует действовать, как по новому общаться с прихожанами. Обряды надо упрощать и удешевлять, а лучше делать совсем бесплатными, если есть такая возможность. Но главное в другом, надо выстраивать принципиально иные отношения человека с Богом. Они должны стать доверительными и дружескими; человек должен прекратить ощущать себя маленьким, а Его большим. Краеугольный камень нового учения в том, что человек неразрывная часть Божества, а Божество продолжается в человеке, между ними нерасторжимая связь. Это главное, именно об этом и учил Христос. А все остальное не столь существенно. В том числе и все священные книги; от того, что кто-то их вызубрил наизусть, он ни на миллиметр не приблизился к Всевышнему. Бог и человек общаются друг с другом душами, а не знаниями. Хотя они совсем не лишнее, а помогают лучше понять, осознать, прочувствовать высшую реальность. Чтобы стать священником не обязательно учиться в семинарии, духовной академии или где-либо еще, все зависит только от того, может ли выполнять роль связывающим звеном между божественным и человеческим. И во многих случаях даже можно обходиться без духовных лиц; часто именно они становятся препятствием на этом пути. И если духовник это видит и понимает, то должен устраниться. И вообще, священство - это не способ зарабатывания денег, а служение, которое в идеале должно быть бескорыстным.
Но более всего Матвея возмущала даже не проповедь епископа, а то, что его слушатели с одобрением относились к его словам, они явно находили самую короткую дорогу в их сердца. Священники без конца кивали головами, вставляли замечания. И обещали распространить новое учение среди своей паствы и коллег.
Матвей полагал, что когда разговор завершится, гости разойдутся. Но из-за стола встали не все, осталась сидеть пара с весьма странной по-восточному яркой внешностью. Епископ Антоний пошел провожать священников. Матвей хотел присоединиться к этой кампании, чтобы на обратном пути совершить возмездие. Но почему-то остался сидеть, словно бы пригвожденный неведомой силой.