Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли!
Шрифт:
Хотя нет! Перед глазами бесстыдно целовались внезапно оживлённые магией статуи, да ещё и постепенно обнажались. Я дёрнулась от неожиданности и толкнула Эрнета, который проследил за моим взглядом и смущённо кашлянул.
— Тут всё организовано для романтических свиданий, а не для разговоров о смерти. Простите, Амелия, если хотите, закончим эту беседу.
— Ни в коем случае! — И пусть только попробует не закончить рассказ! — Так о каких ошибках вы говорите? — с трудом вспомнила я, на чём он остановился. — Неужели недостаточно просто рассказать правду?
Хантли молчал, разглядывая происходящее
— Я тоже так думал. Но даже если бы мою историю напечатали со всеми фактами, её бы быстро опровергли или заставили людей забыть об этом другими громкими новостями.
— Но ваши слова про проверку в торговой гильдии…
— Людям всегда интереснее то, что касается непосредственно их, например, деньги, налоги, личная выгода — всё это задевает за живое. Заинтересовать чужой трагедией куда как сложнее, и смерть чьей-то сестры мало кого действительно трогает.
— И как же вы поступили?
— Это была долгая и упорная работа. Стив Акридж — владелец и главный редактор тогда ещё небольшой газеты — показал, как постепенно, кусочек за кусочком, надо открывать людям правду. Рождать в них гнев на систему, медленно подогревать возмущение, направлять его туда, куда надо. Как это ни печально, но до судьбы Элеоноры дело было только мне, до тех пор, пока Стив не сделал из неё символ. Несчастную неотмщенную жертву, убитую мужем. Он развернул историю так, что стало очевидно, как безнаказанно действует знать. Убедил, что с каждым может произойти подобная трагедия, и виновные не понесут наказаний, и что только все вместе горожане что-то исправят.
От этих слов меня разобрала дрожь. Я отпустила локоть Хантли и обняла себя за плечи. Неужели действительно есть подобная сила? В простой газете, которую я читаю по утрам?
— Вы замёрзли, Амелия? Странно, тут скорее жарко, чем прохладно. Давайте сядем.
Эрнет обнял меня за плечи и подвёл к стоящей в тени скамейке, которую сама я не заметила. Мы сели, но он продолжил меня обнимать. Внутри всё замерло и словно рухнуло с высоты вниз, даря одновременно свободу, защиту и безопасность. От тепла сидящего рядом мужчины страхи растворялись, и я потерялась в нахлынувших чувствах и не сразу смогла сосредоточиться на разговоре.
— … широкий резонанс — так это потом назвали. Императору пришлось издать указ о неприкосновенности лорда Хеммерли — слишком сильно все жаждали его крови. И это притом, что мы ещё не выложили последние, доказательства, а только готовились к этому. К сожалению, у меня не было признания, но мы рассчитывали, что собранных улик хватит для обвинения.
— Вам не страшно от того, как легко управлять мнением людей? Признаться, от вашего рассказа мне стало жутко. — Я снова поёжилась, а Эрнет прижал меня ещё крепче. А я… Я положила голову ему на плечо, и даже удивилась собственной смелости.
— На это на самом деле мало кто способен. Стив не только талантливо управлял словом, но и понимал, как выстраивать долгосрочную линию повествования. Дарить людям надежду, что справедливость восторжествует, погружать в отчаяние, когда кажется,
— И всё равно это пугает…
— Не только вас, Амелия. Будь на то наше со Стивом желание, эта история могла спровоцировать народные волнения. Император понял, к чему всё идёт раньше, чем это произошло. Но никто не любит проигрывать. Особенно те, у кого вся власть.
— И что же случилось?
— Меня нашли люди из СМБ, хотя никакой магической угрозы не было, но император посчитал дело достаточно важным, чтобы передать его не жандармерии, а выше. Стива я не стал втягивать в эту историю, к тому же мы заранее обговорили все возможные варианты развития событий. На тот момент трагедию леди Элеоноры Хеммерли печатали уже во всех ежедневных изданиях, не только Брейвильских, но и других городов. Установить, какая газета стала первой, было сложно, зато секрета, кто заинтересован в разрешении этого дела, не было. Так я попал на аудиенцию к императору, о которой просил много месяцев, но в которой мне постоянно отказывали.
— И вам запретили публиковать разоблачительные материалы?
— Под угрозой смерти. Впрочем, на тот момент мне было всё равно, исполнит император своё обещание или нет. — Хантли сказал это так спокойно, что мне показалось, будто я ослышалась, но продолжение фразы было настолько же невообразимым. — Тогда же мне сказали, что лорда Хеммели защитили указом по настоянию императорского оракула. Сделанное когда-то предсказание гласило, что Филипп совершит что-то важное — мне не раскрывали подробностей. Но это всё интересовало меня тогда гораздо меньше того, чтобы убийца получил по заслугам. И какие бы подвиги его не ждали впереди, это никак не искупало уже содеянного. Да и предсказаниями я был сыт по горло.
— И что же?..
Сформулировать вопрос у меня так и не получилось, и он повис в воздухе, заставляя вздрагивать от приходящих в голову мыслей, как всё могло закончиться. И, судя по всему, должно было закончиться. Уж подозревать императорского оракула в отсутствии дара точно не стоило. А значит, лорд Хеммерли должен был жить… Получается, Хантли переломил волю Ошура, и события пошли по другому пути.
— Мне помог Эдвард Осборн, который был на вашем испытании. Мы вместе учились, хотя и не общались близко — он уже заканчивал, когда я только поступил. Но Эдвард знал Элеонору и понимал, почему я никогда не брошу это дело. В то время он работал в СМБ, и именно ему поручили вести мой допрос.
Я снова поёжилась, вспомнив ловчего мрака. Даже от простого воспоминания о нём стало тревожно и неуютно, хотя вся рассказанная Хантли история создавала напряжённую атмосферу, но с упоминанием лорда Осборна, стало особенно жутко.
— Он что, помог вам сбежать?
В голове возникла картина, как Эдвард и Эрнет с пульсарами наперевес с боем прорываются через ряды охранников, но быстро пропала, развеянная фырканием Хантли, которое тот не сумел сдержать.
— Амелия, у вас очень богатое воображение, но за побег из тюрьмы и неподчинение прямому приказу, у нас казнят. А, как вы можете убедиться, и я, и Эдвард живы.