Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли!
Шрифт:
— Амелия, вы как ребёнок, — сказал он, улыбаясь моему восторгу, и протянул выигранную заводную птичку. — Она поёт по утрам. Надеюсь, теперь вам будет приятнее просыпаться.
Мы посетили выступление столичных музыкантов, соревнование лучников, на котором даже сделали ставки, обошли стороной зверинец и арену для кулачных боёв, завернули в торговые ряды, где я купила кучу полезных, красивых и удивительных вещей, но ещё больше совершенно бессмысленных, но чем-то привлёкших моё внимание. А потом стояла, хмурилась и пыталась сообразить, как унести свои покупки, которые
— Чтобы не мешало танцевать, — только и объяснил он и повлёк на утоптанную площадку.
Взвизгнули скрипки, вступили флейты и лиры. Заиграла магическая арфа и гитары, от струн которых во все стороны разлетелись голубые искры-светлячки, чтобы закружиться хороводом над головами танцующих. Ударили барабаны, звякнули колокольчики. Руки Хантли оказались у меня на талии, и мы закружились в стремительном танце.
Мимо проносились другие пары, звучал смех, мигали фонарики, но я не видела ничего, кроме Эрнета. Смотрела в его глаза, на заразительную улыбку и не узнавала. Да и сама словно стала другим человеком. Лёгким, воздушным и состоящим только из восторга и радости.
От рук Хантли на талии по всему телу расходилось тепло. Мышцы на его плечах напрягались под моими ладонями, когда он поднимал меня вверх при очередном пируэте, и сердце взлетало куда-то к звёздам. Или то были голубые магические светлячки? И я прижимаясь к Эрнету так сильно, как никогда не позволила бы себя при иных обстоятельствах. Но сейчас кругом царило волшебство, которое освобождало от внутренних запретов, позволяя растворяться в чувствах.
Огни, отражающиеся в глазах Хантли, зажигались в моей душе. И когда его губы коснулись моих, без колебаний ответила на поцелуй, краем сознания отметив, что вокруг одобрительно засвистели. А потом это перестало иметь значение.
В этот раз Эрнет целовал медленно, и по телу разливалось тягучее, томительное желание. Пульсировало в крови, стучало в груди, заставляло гладить плечи и спину, выгибаться вперёд, чтобы прижаться сильнее. Пожар, разгорающийся внутри, требовал большего, и когда Хантли отстранился и провёл рукой по моей щеке, чуть тронув большим пальцем припухшие губы, разочарованно застонала.
— Я бы продолжил, но не уверен, что вам хочется и дальше развлекать толпу, — прошептал он мне на ухо, моментально заставляя прийти в себя. Я сдавленно пискнула и спрятала лицо у него на плече. — Только не паникуйте. Сегодня тут полно целующихся парочек. Одной больше — одной меньше… Никто даже не запомнит.
Я выдохнула и кивнула, признавая его правоту, хотя сердце продолжало стучать быстро-быстро и очень хотелось скорее отсюда уйти.
Словно прочитав мысли, Эрнет направил меня в сторону выхода. Во всяком случае, я надеялась, что там выход — поднять глаза и убедиться было страшно. Казалось, все смотрят только на нас.
Земля под ногами была вытоптанная и идеально ровная, словно для устройства площадки приглашали мага. Возможно, так и было. В зоне видимости мелькали то разноцветные юбки девушек, то мужские туфли, изрядно запылившиеся и утратившие
Через пару минут, когда мы отошли достаточно далеко, я, наконец, огляделась. Справа мигала огнями карусель, чуть дальше соревновались в силе и меткости, сзади оказались лотки со сладостями, а за ними виднелся огромный шатёр. И везде сновали люди.
Взгляд зацепился за блондинку и брюнета. Мужчина наклонился и поцеловал девушку, из её рук на землю посыпались засахаренные орешки. А у меня тут же отлегло от сердца — вот пара тоже вовсю целуется. И нас с ними можно легко перепутать: и я, и девушка — блондинки, а мужчины у нас брюнеты. Я бросила последний взгляд на парочку и вдруг их узнала.
— Это же Ника! — не удержалась от восклицания. — И Ви-и-и…нсент… — успела поправиться и не назвать «хмыря» Виктором.
— Думаю, им сейчас не нужна компания. Идёмте, Амелия.
— Да, но…
— Идёмте, — непреклонно сказал Хантли, пресекая все возражения. — Вы ещё не видели цирковое представление.
Он обнял меня за талию и повлёк в сторону, а я всё оглядывалась на подругу и не могла разобраться чего во мне больше: радости, что Ника счастлива, или сомнений из-за того, что не сказала правду про «хмыря». Может ли это привести к неприятностям? Хотя какие неприятности? У них же всё отлично.
Местный цирк тоже устраивал представление на ярмарке. Не тот гастролирующий, откуда сбежали животные, а постоянный, у которого где-то на окраине города было собственное здание, но ради такого события они перенесли выступление в огромный шатёр.
Жонглёры, иллюзионисты, шпагоглотатели, канатоходцы, гимнасты — это было удивительное зрелище, а ещё лучше его делало то, что Эрнет продолжал меня обнимать, а я положила голову ему на плечо и наслаждалась непривычной близостью и чувством наполненности, словно получила то, чего мне всю жизнь не хватало. Оказывается, мы с полуслова понимали друг друга, если не ругались.
Когда наступил черёд дрессировщиков, Эрнет предложил уйти, и я тут же согласилась. Не могу сказать, что животные на арене меня пугали, но напряжение не покидало, так что и удовольствия от зрелища никакого не было.
На выходе нас поймал представительный мужчина в сюртуке и цилиндре, но подпоясанный выбивающимся из образа пёстрым шарфом, и завёл разговор:
— Хорошего вечера. Позвольте представиться. Альфред Рикардо — владелец городского цирка. Не ошибусь, если предположу, что вы та самая Амелия Ковальд? Гадалка и предсказательница?
— Да, это я. — Ответ прозвучал резче и холоднее, чем собеседник того заслуживал, но очень уж не вовремя этот господин напомнил о моей профессии, разрушив хрупкое равновесие. Я почувствовала, как Хантли дёрнулся и сильнее сжал ладонь.
— Простите, что отвлёк в воскресный вечер, — правильно истолковал моё недовольство господин Рикардо, — но может, вы рассмотрите предложение?
Он достал из внутреннего кармана сюртука конверт. Простой, без подписи и даже не запечатанный. Протянул. Но я не торопилась его принимать.