Выбор
Шрифт:
— Вот как, боярышня?
Устя таить не стала.
— Когда ты, боярыня, с ним поговоришь, сама поймешь все. Не хочу я Аксинье такого мужа, и никто такого дочери своей не пожелает. Мне Михайла не люб, не поощряла я его.
— А что ж тогда…? — боярыня даже опешила. Не лжет боярышня Заболоцкая, и то ей видно, но… она-то все себе иначе видела.
И Федора видела она, и Михайлу… выбор-то очевиден! Федька хоть и царевич, а рядом с Михайлой ему лучше не стоять: проигрывает он по всем статьям. Так и выходит… голова одно скажет, а сердце совсем
Варвара думала, Устинья нарочно Михайлу привадила, а выходит-то наоборот, она его отвадить не может? Считай, весь разговор менять надобно? Хотя и то не беда.
— Михайла сестру использовал, чтобы ко мне подобраться. А может, и к царевичу.
— Стервец какой! А только сестре твоей с того не легче, любит она его.
— Любит, — Устя только вздохнула, — и домой ее отослать не поможет, там ее Михайла быстрее достанет. И на него ругайся, не ругайся, не услышит он, не послушаетизвернется да напакостит.
— А когда муж мой с ним поговорит, чтобы не кружил он голову боярышне?
— Даром не поговорит. Никогда боярин Раенский просто так ничего не сделает.
Варвара обидеться хотела, потом поняла, что и ей не поверят, рукой махнула.
— А при царе, боярышня, иначе и нельзя. Не то на шею сядут и погонять будут.
— Понимаю. А что боярин взамен пожелает?
— От тебя? Покамест ничего, боярышня. А вот когда ты за Феденьку замуж выйдешь…
— Нет.
— Боярышня? — Варвара аж удивилась такому ответу резкому.
— Я лучше сама с Федором поговорю, пусть придержит друга своего. А вот так, невесть что и кому должной быть… не пойдет.
Варвара едва ногой не топнула.
Вот же зараза… откуда вы беретесь-то, такие? И возраст небольшой, а характера — через край!
— Тогда… пусть это авансом будет? Для будущих хороших отношений?
Устя плечами пожала.
— Не уверена я, что поможет, а значит, и трудиться не стоит боярину.
— Как хочешь, боярышня. Сестру твою успокою я, мне ее просто жалко стало, маленькая она еще. А с Михайлой тогда сама разбирайся как знаешь.
Устя кивнула.
— Разберусь. Благодарствую, боярыня.
— Не стоит это благодарности.
Варвара развернулась, да и дверью хлопнула.
К себе возвращалась — кипела от гнева. Вот ведь зараза какая! Не уговоришь ее, не договоришься! Лишнего слова не вытянешь! Недаром же Платону она не нравится! И Любавушке! И… и самой Варваре тоже.
Варвара Раенская и себе сознаваться-то не желала, а только в Устинье она силу почуяла. Ту самую, проснувшуюся. И… испугалась.
Устинья бы и Федора скрутила, и их раздавить могла бы. Когда человек знает, что в любой миг твою жизнь оборвать может — это всей шкурой ощутить можно. Вот Варвара и почуяла.
И испугалась.
Близко она к Устинье не подойдет. И мужу закажет лишний
А Любава?
Любава пусть сама разбирается! Она умная… наверное.
Глава 15
Аким, старый слуга бояр Захарьиных, на ярмарку шел. Жив там боярин, умер боярин — скотина не делась никуда. И подворье на Ладоге стоит, не рушится. И надобно туда много чего… от гвоздей до соли. От овса до дров.
Вроде и закупали все, а без хозяйского-то глаза как-то оно и тратится быстрее.
Аким и сам грешен, недавно молоток прогуляться уговорил. И подкову… две.
В хозяйстве (своем, не боярском) все пригодится.
Вот и шел он на ярмарку, закупаться. Шел, потом толчок сильный почувствовал. Детина какой-то его обгонял, плечом задел.
— Эй! — Аким едва в снег не полетел.
Парень остановился, поддержал его.
— Прости, отец. Не зашиб я тебя? Не смотрел я, куда иду! Не видел…
Плечо, конечно, болело, но винился парень искренне. И шапку стянул, в лапище своей скомкал, посмотрел Аким, да и рукой махнул.
— Ладно уж…
— Не держи зла, отец. Не спешишь ты? А то б посидели, сбитня горячего выпили?
Кто ж от дармовщинки откажется? Аким исключением не был.
— Ну… пойдем, коли так.
— А пойдем, отец. Мне б тоже с кем посидеть, а то на душе погано. Недавно из поездки вернулся, да узнал, что жена соседа привечала.
Аким только головой качнул.
— А…
— И выгнать ее не могу. Отцы наши — не просто друзья, дело у них общее…
— Вот оно как даже…
— Дрянь такая…
Аким парня по плечу хлопнул, как мог подбодрил.
— Держись, паря. Всяко бывает, а и то проходит…
Сидели они вскорости в таверне, горячий сбитень попивали. Парень на жену жаловался, Аким слушал.
Потом сам пожаловался. У него-то семья в поместье Захарьиных, а его, вот, в городском доме оставили, покамест нового хозяина не будет. А как он будет-то еще? Когда там Захарьиных две штуки и было? И те померли?
— Это какие ж Захарьины? Не те, что с Кошкиными роднились?
— Не, другие. Мои с царем породнились! Хочешь — расскажу я тебе?
— А и расскажи, отец. О других послушаю, от своего отвлекусь… давненько ты им служишь-то?
— Да почитай, лет пятьдесят. Мальчишкой начинал еще, меня в прислугу для боярина Никодима взяли. Подать чего, принести — отнести… так и в люди вышел.
— Ух ты!
— У боярина Никодима два брата было младших, да сестра. Анна. Красивая, глаз не отвести, о ее свадьбе уж сговаривались. А потом боярин женился, — Аким загрустил даже.
— На ком же?
— По джерманской улице проезжал, там рыженькую девку увидел. Красивую — страсть! — Аким на себе показал, и парень признал, что да. Страсть! Как она еще ходила-то с такими формами? — Мы все за боярина порадовались, да только сглазили семье, верно. Года не прошло, как от горячки боярышня Анна померла.