Выбор
Шрифт:
И даже если силу жизненную пить… не ходи просто в чьи-то дома, ходи по трактирам, по харчевням разным. Там можно и силы высосать, и не попасться, и не заподозрит тебя никто. Проснутся разбитые да усталые, так на вино спишут, не то подумают, продуло, прихворнул.
Да и уедут.
И так питаться мертвые Захарьины долго могли. От одного к другому, от третьего к четвертому…
А вот что теперь с этим делать? Мертвых бабушка упокоила, а живые-то просто так не сдадутся, да и как о таком сказать?
Я искренне
Царица? И царица, и что? Свекровь, как свекровь. При мне она голой не плясала, черных петухов в жертву не приносила.
Боярин Данила?
И за ним ничего я не замечала странного.
А ведь было все это, и сейчас есть, и тогда было. И что делать со всем этим?
Не знаю.
Попросту не знаю. И само такое не расползется, и сказать о таком… кому?
Борису? Это мачеха его, брат его, это ущерб репутации, это урон такой, что и сказать страшно…
Патриарху?
Кому?
Я не знаю, что с этим делать. Понимаю, что упырей извели — хорошо. А дальше-то как быть? Книгу сжечь только осталось, но получится ли? Это ведь в обе стороны работает, книга род свой поддерживает, а род книгу силой питает. Когда хоть кто-то из рода останется, возродится эта пакость, наново ее написать можно. А Любава с Федором… их убить придется. Борис на такое не пойдет.
И Раенские еще останутся, и кукловод тот загадочный… узнать бы про ведьму Инессу подробнее, может, тогда прищучим гадину?
Мне страшно.
Мне очень-очень страшно…
Царица Любава поморщилась.
Ух, так бы и влепила этой дуре, с размаху, пощечину, чтобы у нее зубы лязгнули.
Нельзя.
Платон такой выход нашел, о котором и не думала Любава. А ведь он все проблемы, считай, решает!
— Вот, тогда делай, что скажу! Представь, как тебе завидовать будут все! Царевной станешь!
— А сестра прежде всего! — подлила масла в огонь боярыня Варвара.
— Я… да! Устька завидовать будет!
Женщины переглянулись.
Завидовать?
Это вряд ли, радоваться, скорее. Но кто о таком будет юной дурочке говорить? Пусть сделает, что сказано, а там посмотрим!
— Тебе и делать-то ничего не придется, просто вплети ей в косу жемчуг заговоренный.
— Хорошо. А что от того будет?
— Прыщами она покроется. Федор от нее и отвернется, а ты рядом будешь. И он на тебя внимание обратит.
— Как Марфа?
— Почти, только сестре твоей легче будет. Прыщи ж, не язвы какие…
Марфу Данилову два дня назад в монастырь увезли, отмаливать. Не пошел боярин Данилов в рощу Живы-матушки, решил в монастыре попробовать.
Кто другой, поумнее, и про боярышню Утятьеву спросил бы, и про остальных боярышень — Аксинье сие и в голову не пришло. Ей просто хотелось сестре напакостить.
— Красивый.
— К себе примерять не вздумай, опрыщавеешь.
Аксинья, которая так сделать и собиралась, чуть руку не отдернула.
— Ой… да, конечно!
— А потом, покинет боярышня Устинья дворец, прыщи и пройдут потихоньку. За год примерно.
Аксинья закивала.
— Да, конечно, так и сделаю… завтра же?
— Завтра.
Федор как раз Устинью невестой своей объявить собрался. Будет ему… невеста!
Тяжела ты, жизнь разбойная!
Это в песенках так поется-то весело, что жизнь она вольная да легкая, что добычу по кабакам прогуливаешь, да девок веселых тискаешь, что каждый день у тебя, ровно праздник, а на деле-то иначе выходит.
Что вольная, оно понятно. И у волка в лесу воля, да вот беда — зайцы сами в рот не прыгают. Вот и у разбойников так-то…
И не на всякого нападешь, и пока еще нужного каравана дождешься, да и потом беда. Не хотят купцы товар отдавать, охрану нанимают, а это опять — драться. А охрана тоже не в луже найденная, оружие держать там все умеют. Конечно хорошо, когда кому из татей удается в охрану наняться, али в обслугу, тогда можно придумать что-то. Или коней потравить, или людей, уж как получится. Тогда, конечно, полегче выходит.
А все одно, с каждого налета по пять — десять человек теряет шайка. А новые придут… мясо необмятое. Не жалко их, да ведь и пользы от таких маловато, разве деревья валить, да кашу варить, а в бою половина бежит, а вторую половину даже баба половником прибьет. Только вперед таких пускать, пока на них охрана отвлекается, можно их стрелами да болтами проредить.
И ран хватает, и загнивают раны, и спасти парней не всегда удается.
Добычу по кабакам прогулять?
А на много ее хватит-то, добычи той? Что-то обозов с золотом давненько не проходило по дорогам. Сборщиков налогов грабить?
Оно, конечно, дело полезное и богоугодное, так у мытарей охрана такая… свое-то государь хорошо охраняет! Дешевле не связываться. Так что добычи той доля… на два дня гулянок веселых. А потом — снова в лес.
А в лесу голодно, а в лесу холодно. Каждый раз каравана вслепую ждать — с голоду подохнешь, али на кого слишком зубастого нарвешься. Вот и приходится честным лесным братьям деньги платить, да где медь, а где и серебро полновесное.
За что платить?
Так за все.
За весточку о караване — плати, за весточку об охране его — тоже плати. За то, что не поймают тебя крестьяне местные, не выдадут боярину, на землях которого лес растет — опять плати, и за продукты им плати, и девок крестьянских тронуть не смей, разве что по доброй воле, а воли такой у них маловато. А парням-то хочется.