Яков. Воспоминания
Шрифт:
Я еще поговорил с дворником. Но тот ничего толкового про убийство сказать не мог. «Шел-нашел», вот и весь сказ. Зато припомнил он, что днем видел, как возле дома крутился какой-то незнакомец, похожий на приказчика или купчика. Не местный, раньше дворник его не видел. Из местных же, со слов дворника, Пахомовна дружила только с приказчиком из галантерейной лавки, заходила к нему на чай.
— Яков Платоныч, — спросил меня Коробейников, — теперь пора с хозяйкой побеседовать?
— Да нет, — отказался я от этой идеи. — Незачем больную женщину ночью беспокоить. Завтра. Завтра и с приказчиком
И отдав указания перевезти тело Пахомовны в мертвецкую, я отпустил Коробейникова и сам поехал домой. Отдых нам всем не повредит.
Утром следующего дня мы с Коробейниковым, первым делом, отправились в галантерейную лавку, чтобы побеседовать с приказчиком, дружившим с Пахомовной. Когда мы уже практически были на пороге, Коробейников внезапно замедлил шаг и обратился ко мне чуть смущенно:
— Яков Платонович, а может быть, Вы поговорите с галантерейщиком? А я вот… тут постою… Хотя, впрочем…
И смутившись еще сильнее, Антон Андреич, опережая меня вошел в дверь лавки. Я пожал плечами и последовал за ним. Поведение его было мне непонятно, но ломать голову над этим я не хотел. Пошел и пошел. Стало быть, все в порядке.
Впрочем, замешательство моего помощника стало понятно сразу, как мы вошли. Судя по всему, в этой лавке он не раз бывал. Приказчик, низенький, плешивый человечек, кинулся к нему прямо-таки с распростертыми объятиями:
— Антон Андреич!
— Я здесь по казенной надобности, — строго осадил его Коробейников. — Расследуется убийство известной Вам особы.
— Да, несчастье-то какое! — вздохнул приказчик. — За что это Пахомовне-то? Добрая она была женщина. Нищих подкармливала.
— Это господин следователь, Яков Платонович, — представил меня Коробейников на правах старого знакомца. — А это приказчик, господин Луков.
— Говорят, Пахомовна частенько к Вам заходила? — спросил я приказчика.
— Захаживала, — не стал отрицать тот. — Поболтать о том, о сем.
— Когда в последний раз?
— Так вчерась! — ответил Луков. — Жаловалась на Сусанну, горничную. Пахомовна-то мальчонку прикармливала, сироту. А Сусанна запретила ему приближаться к дому. Осерчала поэтому Пахомовна-то.
— С чего же это Сусанна сироту невзлюбила? — поинтересовался я.
— А кто его знает, — пожал плечами приказчик. — Ругались они с ней, с Сусанной. Прям вне себя была! Я ее никогда такой не видел.
— То есть, они ругались? — переспросил его Коробейников. — И прямо здесь? При Вас?
— Пахомовна иголки купила, — пояснил господин Луков Антону Андреичу, — и забыла тут, голова садовая. А я вышел, чтобы отнести. Гляжу, они на заднем дворе стоят, собачатся.
— Мальчонка больше не появлялся? — спросил я.
— Сегодня — нет.
— Если увидите, — попросил я его, — задержите его и городового позовите.
— Натворил чего? — встревожился приказчик.
— Да нет, — успокоил я его. — Хотим его в приют отдать.
— Хорошее дело, — одобрительно покивал наш собеседник.
Распрощавшись, я пошел к выходу. Коробейников направился было за мной, но господин Луков остановил его вопросом:
— А когда Вы зайдете еще, Антон Андреич?
— Прошу прощения? — обернулся
— Тут счета неоплаченные лежат, — подал ему приказчик тощую стопку листочков. — Пара носовых платков, дюжина носков…
Коробейников покосился на меня смущенно. Я притворился глухим. Надо будет поговорить с Трегубовым, чтобы моему помощнику прибавили жалование. Антон Андреич ни к какому способу мотовства был не склонен. И если ему приходилось задерживать счета за такие мелочи, значит, жалования его едва хватает на самое необходимое. Следует не ему смущаться, а мне стыдиться, что за столько времени я не озаботился узнать, какое жалование у моего помощника, и не следует ли его увеличить.
— Я помню, помню все, не извольте беспокоиться, — раздраженно ответил приказчику Коробейников. — Жалование получу и все Вам оплачу.
Господин Луков, наконец-то, всучил Коробейникову свои бумажонки, и мы с облегчением покинули лавку.
Чтобы помочь Антону Андреевичу, все еще явно переживающему свой конфуз, справиться с эмоциями, я, как ни в чем не бывало, заговорил с ним о деле:
— И с чего бы это Пахомовне ссориться из-за мальчишки со служанкой?
— То ли Пахомовна что-то замышляла с мальчишкой, — предположил Коробейников, — то ли Сусанна. А может, Сусанна в сговоре с Татариновым, и они сначала убили Ксению, а потом Пахомовну.
— Опросите еще раз соседей, лавочников, — поручил я ему, — может, кто-то поточнее видел этого неизвестного. Встретимся в управлении.
Коробейников отправился выполнять мое поручение. А я поехал к доктору Милцу. Доктор подтвердил вчерашнюю свою версию о том, что Пахомовна была убита скорее всего тем же орудием, что и Ксения Татаринова. Что для меня неизбежно означало, что их убил один и тот же человек. Вот только кто именно? И при чем тут этот мальчишка-сирота? Может быть, и не при чем вовсе. Но почему Сусанна была так против того, чтобы Пахомовна его приваживала? Может быть, потому, что не хотела, чтобы хоть кто-то еще крутился вокруг дома и мог что-то увидеть? То есть, в доме или около него происходит что-то, что должно остаться тайным. И Сусанна в этом замешана. А что? Вполне пригодно для версии. Если предположить, конечно, что у Сусанны есть сообщник вне дома. Допустим, в ночь убийства Ксении она зачем-то впустила сообщника в дом. Поэтому и не спала. Но Ксения их застала, и они ее убили. А затем тот же человек убил Пахомовну? Но зачем? Чтоб сирот не приваживала? Опять бред какой-то получается. Будто не хватает мне какого-то связующего звена.
Связующее звено появилось на следующее утро вместе с Анной Викторовной, принесшей мне новости об очередных своих приключениях.
Я поил ее чаем в своем кабинете, а она рассказывала:
— Бенцианова считает, что она видит дух своего покойного сына. Но она видит живого мальчика!
— Почему Вы так решили? — спросил я. — Что, караулили его в доме?
— Ну, если честно признаться, да, — смущенно потупилась Анна Викторовна. — Но он сбежал.
Я даже замер. Вообще-то мое предположение о том, что она ночью в чужом доме ловила призраков, было лишь попыткой пошутить. Шутка явно оказалась неудачной.