Яков. Воспоминания
Шрифт:
Вечером, покончив с делами, я отправился на снятую мной через третьи руки квартиру, где должны были ожидать меня мои помощники. Шел осторожно, опасаясь слежки. Но напрасно: в этот вечер за мной никто не следил. Подойдя к двери, я постучал условленным образом. Дверь слегка приоткрылась. А в следующую секунду открывший узнал меня и впустил в комнату.
Их было двое, и я был очень рад их видеть. И они меня тоже, судя по приветливым улыбкам. Оба они были профессиональными филерами. Вернее сказать, высокопрофессиональными. В прошлом мы
— Приветствую Вас, господа, — сказал я им. — Как устроились?
— Благодарствуйте! — ответили они мне. — Нам многого не требуется.
— Тогда прямо к делу?
Мы присели к столу.
— Я вызвал Вас, господа, — поведал я, — потому что мне нужны свои люди, независимые от местной полиции. Так же, как и от полиции Петербуржской. Дело-то весьма деликатное.
— Это мы понимаем-с, — сказал тот, что был постарше.
— Не в первый раз, Яков Платоныч, — заверил меня второй, — в таких делах с Вами бывали-с!
— Поэтому Вы здесь, — подвел итог я. — Жалование, как оговорено. Письмо от полковника при Вас?
— Разумеется, — ответил старший, подавая мне письмо.
Я распечатал конверт.
«Уважаемый Яков Платонович. Дело об известной Вам тетради зашло в тупик. Охранке не удалось найти никаких ее следов, как и следов ее похитителя. Все нити ведут в дом князя. Однако он под высочайшим покровительством. И без самых веских и неопровержимых доказательств мы бессильны.
Продолжайте наблюдение за известным Вам объектом. И за домом князя.
Ваши расходы будут восполнены.
Искренне Ваш, полковник Варфоломеев».
— У нас две задачи, господа, — сообщил я филерам, дочитав письмо. — Француз, Жан Лассаль, плотного телосложения, лет пятидесяти. Установите местонахождение и наблюдайте.
— И второе, — я поднялся, готовясь уходить, — установите наблюдение за домом князя Разумовского. Фиксируйте всех его гостей: кто такие, откуда. Докладывайте ежевечерне. В экстренных случаях — в любое время. Будете высылать мне записки — подписывайтесь, как обычно, Жук и Франт. Приступайте немедленно, — сказал я на прощание. — Рад вас видеть, господа. Честь имею.
Утром следующего дня мы с Коробейниковым по-прежнему пытались разобраться в убийстве Ксении Татариновой. Пока никаких толковых версий не вырисовывалось. В этом деле было слишком много вопросов, на которые пока не имелось ответов, но которые ни в коем случае нельзя было игнорировать.
— Неужели Татаринов убил свою жену? — строил предположения Антон Андреич, расхаживая по кабинету на манер адвоката Миронова.
— Не знаю, — ответил я ему. — Накануне он купил два билета в Москву на поезд.
— Для отвода глаз? — предположил Коробейников. — Или они поссорились перед отъездом?
— И почему же тогда они пошли ссориться в комнату покойного
То, что тело Ксении было найдено в детской покойного Петруши, особенно занимало меня. Я чувствовал, что эта деталь, несомненно, важна, но никак не мог понять, чем именно.
— Да, действительно странно, — задумчиво протянул Коробейников.
Тут наши бесплодные пока рассуждения были прерваны самым приятным образом. В коридоре послышался торопливый перестук каблучков, и в кабинет, неся с собой аромат морозной свежести, ворвалась Анна Викторовна Миронова.
— Яков Платоныч! Антон Андреич! — воскликнула она, как всегда приступая сразу к делу и пренебрегая мелочами, вроде приветствия. — У меня для Вас очень важное сообщение!
Была она сегодня дивно хороша в своем изящном полушубке, отороченном лисьим мехом. И немедленно внесла приятное оживление в наше с Антоном Андреевичем сыщицкое общество, слегка приунывшее от непонятностей в деле.
— Ксения в ту самую ночь должна была встретиться с неким Анатолем! — продолжила Анна Викторовна воодушевленно.
Сумочка в руке мешала ей жестикулировать, и она без церемоний пристроила ее на мой стол. Щеки Анны разрумянились, а глаза горели азартом. Теперь, выпалив свое «очень важное сообщение», она смотрела на меня, ожидая моей реакции. Полагаю, восторженной.
Я изо всех сил старался скрыть улыбку. Так она была весела и свежа и так порадовала меня самим своим появлением, что я ни в коем случае не хотел ее обидеть. Хоть и предполагал, что мне сейчас снова придется иметь дело с ее духами.
— Утро доброе, Анна Викторовна, — поприветствовал я ее, поднимаясь ей навстречу, — не могу порадоваться за этого господина, поскольку не имею чести знать. Вы присаживайтесь.
Анна осознала, что пренебрегла всеми правилами вежливости и смутилась.
— Ах, простите мне мою сумасбродность! — извинилась она. — Я очень торопилась.
И вновь вернулась к своему сообщению, объясняя все, на этот раз, подробнее. Присаживаться она так и не стала. Видимо, в азарте сыщицком была просто не способна усидеть на месте.
— Ксения Татаринова, — объясняла мне Анна Викторовна, — перед самой своей смертью должна была встретиться с неким Анатолем на Монастырской улице. И мне кажется, что у них были отношения.
— Позвольте полюбопытствовать, — спросил я, — а кто втянул Вас в это дело? Кто на этот раз не доверяет полиции? Бенцианова или Татаринов?
— Ксения, — ответила со вздохом Анна Викторовна. — Она мечется и все время просится, рвется к этому Анатолю, — и добавила с сочувствием: — Влюблена!
Дело о влюбленном призраке! Куда катится мир? И я вместе с ним? А что самое неприятное, что я эти ее сведения приму и проверю. Потому что других у меня просто нет! Недовольный ситуацией, в которой я вынужден руководствоваться указаниями призраков, я сказал чуть жестче, чем хотел: