Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Ну и что это тут у вас за мальчишка? — спросил я Пахомовну строго.
— Ну, Ванька, сирота! — объяснила она. — Поесть попросил, ну я и покормила.
— Частый гость?
— Ну, забегает, когда проголодается, — сказала Пахомовна.
— Хозяйке доложите, — попросил я ее, — у нас предписание на обыск.
Пахомовна вздохнула горестно и пошла в дом. Мы с городовым прошли вслед за ней.
Мы обыскивали комнату Татариновых. Пахомовна стояла в дверях со слезами на глазах и мелко крестилась. Жила она в
У стула я заметил прислоненную трость с тяжелым навершием. Такой, если по голове ударить, череп проломить можно запросто. Крови на трости не было, но это еще ни о чем не говорило.
В дверь, оттолкнув Пахомовну, влетел Викентий Татаринов.
— Так! Что здесь происходит? — возмущенно спросил он. И тут же сорвался на крик: — По какому праву!!!
— Господин Татаринов, — обратился я к нему официально, — Вы подозреваетесь в убийстве своей супруги, Татариновой Ксении Петровны.
— Я? — удивился Татаринов. Весь гонор с него слетел мгновенно. — Что за бред Вы говорите?
— Ревность, господин Татаринов, ревность, — пояснил я. — У нас и свидетель имеется.
— Нет… — он даже отступил от меня на шаг, обернулся, будто не веря в происходящее. — Я не убивал! Я спал!
Выглядело его изумление довольно правдоподобно, но я видал и не такие спектакли.
— А вот мне думается, не спали Вы, — сказал я ему с легкой усмешкой, — а караулили свою жену, подозревая, что она сбежит с господином Киреевым. И она действительно собиралась бежать, о чем свидетельствует собранный ею чемодан. Между Вами произошла размолвка, и Вы ударили ее вот этой самой тростью!
Я показал трость Татаринову, он шарахнулся от меня, будто испугался, что я его ударю.
— Нет, — дрожащим голосом выдавил он. — Нет! Вы… Вы ошибаетесь! Я любил Ксению! Я никогда бы не навредил ей!
— А господин Киреев утверждает, — сказал я ему, — что Вы душили ее. У него на глазах.
— Нет! — заорал Татаринов, полностью теряя самообладание. — Нет!!! Все не так!
Он заходил по комнате, пытаясь взять себя в руки. Я ждал, пока он успокоится. Наконец он снова смог говорить.
— Этот человек, он совсем недостоин ее, — произнес безутешный вдовец со слезами на глазах. — Я ревновал, это правда. Но, поверьте мне, я не убивал!
И этот, похоже, те же романы читал. Но вот что было странно: вроде бы все указывало на мужа. И мотив у него был, и возможность. Но что-то мешало мне поверить полностью в то, что он убил Ксению. И дело было не в отсутствии улик. А просто я чувствовал, что это не он. Впрочем, один способ проверить кое-что у меня есть. Я не стану брать его под стражу, хотя имеющегося у меня материала для этого вполне достаточно. И если он попробует сбежать, значит, точно виновен. Правда, если не попробует, то это вообще ничего не докажет, но в этом случае я
— Во всяком случае, — предупредил я Татаринова, — из Затонска до конца следствия Вам уезжать запрещено. А также необходимо отмечаться в полицейском участке ежедневно. В противном случае Вы будете помещены под арест. Вам понятно?
Он покорно кивнул и закрыл лицо руками.
По сути, следствие снова зашло в тупик. Но не успел я этим всерьез огорчиться, как события получили новое развитие. Поздним вечером нас снова срочно вызвали в дом Бенциановой. Во дворе дома было обнаружено тело Пахомовны.
— Дворник ее нашел, — сообщил мне городовой, когда мы прибыли, — но ничего толком сказать не может, никого не видел, ничего не знает.
— Знаете, ей размозжили голову точно так же, тупым твердым предметом, — сказал мне доктор Милц, осматривающий тело. — Вам не кажется странной, Яков Платоныч, схожесть этих смертей?
Я только вздохнул. Версия о виновности Татаринова зашаталась весьма изрядно. Она вся строилась на мотиве, на ревности. А Пахомовна тут была явно ни при чем.
— Я, кстати, не удивлюсь, — добавил Милц, — если и орудие убийства одно и то же.
Из дома на наши голоса вышла Сусанна. Увидела лежащее тело, отшатнулась, прижав руку к губам.
— Господи! Беда-то какая! — запричитала она. — Она же весь вечер еще на кухне крутилась.
— Выходила она куда? — поинтересовался я у горничной.
— Выходила ведро выносить, — ответила Сусанна, — а потом не вернулась, и я подумала, что это она в свою комнату пошла.
— А сами-то где были? — спросил я ее.
— Так я у себя в комнате была, — ответила горничная, глотая слезы.
— Отлучались куда?
— Меня барыня три раза вызывала, — расплакалась окончательно Сусанна, — а потом я легла спать…
— Яков Платоныч, — обратился ко мне доктор Милц, — смерть наступила, ну, примерно, пару часов назад. То есть в восемь вечера.
Из дома, на ходу надевая пальто, выбежал Татаринов с совершенно ошеломленным лицом.
— Боже мой! — воскликнул он, не отрывая взгляда от мертвого тела.
— Викентий Андрианович, — обратился я к нему, — а Вы когда последний раз Пахомовну видели?
— Я… Я ее вообще целый день не видел, — с трудом проговорил Татаринов, явно борясь с потрясением.
— Уверены? — уточнил я.
— Намекаете, что вот это вот убийство — оно тоже на моей совести? — спросил он меня возмущенно, срываясь на крик. — Но зачем мне это? Ну, скажите! Ну, скажите, зачем мне убивать Пахомовну?!
— Да успокойтесь Вы, — сказал я ему. — Никто Вас ни в чем не обвиняет.
И я кивнул городовому, чтобы он увел посторонних с места преступления. Тот вежливо оттеснил к дому рыдающую Сусанну и все еще возмущенного Татаринова.