Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Ох уж эта мне Ваша самодеятельность, Анна Викторовна! — сказал я неодобрительно. — Плохо! Плохо, что Вы его спугнули. При умелой слежке он вывел бы нас на взрослых подельников.
— Взрослых подельников? — похоже, такая мысль ей в голову не приходила. Конечно, главное призрака поймать!
— Если это мистификация, — пояснил я ей, — то за всем этим стоят взрослые. У ребенка на такое просто ума не хватит.
Видно было, что Анна Викторовна расстроилась. Она-то думала, что принесла мне ценные
— Вот! Мальчик обронил, когда убегал!
— Яков Платоныч! — влетел в комнату Коробейников. — Телеграммы из Пензы и Саратова. Сусанна действительно работала у доктора и у купца. У местной полиции на нее ничего нет. Ни одного мало-мальски свидетельства даже, что она аферистка. То есть, ни одной зацепки. Тупик!
— Ну почему же? — я подал ему проволоку. — Вот, Анна Викторовна принесла. Вы узнайте, где применяется такая проволока. Мануфактуры, склады, мастерские… Дух, приходящий к Бенциановой, где-то же взял эту проволоку?
Коробейников рассмотрел проволоку со всех сторон.
— Это медь, — сказал он.
— Это поможет мальчика найти? — спросила Анна Викторовна встревоженно.
— Во всяком случае, — поспешил успокоить ее мой помощник, — это действительно зацепка.
— Антон Андреич, — поторопил я его, зная, что, покуда Анна Викторовна здесь, он с места не сдвинется, если я не прослежу, — не теряйте времени.
— Я не понимаю, — сказала Анна, опускаясь на стул, — а зачем весь этот спектакль разыгрывать?
— Возможно, для того, чтобы манипулировать Бенциановой. — предположил я. — Привести ее к какой-то мысли, действию. Если мы узнаем мотив, то, возможно, поймем, кто убийца. Я еще раз поговорю с Бенциановой.
— Ой, нет! Я думаю это будет крайне затруднительно, — спохватилась Анна Викторовна. И добавила виновато: — После моего визита к ней.
— Ох уж эта Ваша самодеятельность, Анна Викторовна, — вздохнул я с неудовольствием.
Анна виновато понурилась. Я в который раз обругал себя за бесчувственность и добавил:
— Хотя за мальчика и проволоку хвалю.
Голубые глаза вспыхнули радостью в ответ на скупую мою благодарность.
Разговор с Бенциановой и в самом деле вышел очень непростой. Характер у старухи и так был не сахар, а тут еще она ни за что не желала расставаться с иллюзией того, что видела именно своего сына. Я сочувствовал ее горю, но как мог старался убедить ее в истинном положении дел.
— Поймите, он вовсе не дух, — урезонивал я ее, призвав на помощь всю силу убеждения, какой владел. — Он живой!
— Живой, — кивала мне головой Бенцианова, — мой Петруша живой!
— Ради
— Другой? — вроде бы прислушалась ко мне Антонина Марковна. — Как это другой? Он похож! Он очень похож…
Кажется, она все-таки услышала меня.
— Это не Петруша? — спросила она, и глаза ее стали наполняться слезами.
— Нет, — вынужден был подтвердить я.
— Не сын мой? — она заплакала.
Честное слово, если бы не убийства, которых уже было два и которые могут продолжиться, я предпочел бы оставить эту несчастную женщину в ее заблуждениях. Иногда и заблуждения могут быть полезны. Они спасают от боли.
Впрочем, характер у Бенциановой был очень сильный. Вскорости она взяла себя в руки и успокоилась. И я получил возможность расспросить ее о случившемся.
— Вы мне расскажите, о чем Вы разговаривали с этим мальчиком, — попросил я Антонину Марковну. — В беде он сейчас.
— Как в беде? — забеспокоилась помещица.
— В руках преступников он, — пояснил я. — Вы помогите мне его найти. Это важно! О чем Вы с ним разговаривали?
— Он… Он ревновал ужасно, — припомнила, волнуясь, Бенцианова. — К племяннику и к жене его. Говорил, что они плохие, что они не любят меня. И требовал, чтобы они уехали.
Вот, значит, как. Похоже, я был прав в своих подозрениях. Преступнику, а скорее, преступникам мешало то, что в доме много народу. И они пытались удалить Татариновых, манипулируя Бенциановой при помощи мальчика.
— Поэтому Вы и охладели к племяннику? — уточнил я.
— Ну, вот возьмите, здесь письма лежат, — указала на бюро Антонина Марковна. — В письмах тоже наговаривали что-то на него, что не нужна я ему, что, мол, деньги мои только ему нужны, племяннику моему.
— Да… — сказал я, проглядывая письма. — Из письма выходит, Ваш племянник сущий злодей и мошенник. Кто-то не хотел, чтобы он получил наследство.
— Ну так нет у меня больше никого! — удивилась Бенцианова. — Только он да я.
— Может, еще кто-то в наследники намечался? — спросил я.
— Нет, нету никого. Нету, — категорически потрясла она головой.
— А Пахомовна? Может, она на что надеялась? — высказал я предположение. — А здесь появился Ваш племянник, а она от обиды и стала писать эти письма?
— Пахомовна? — поразилась Бенцианова. — Нет! Она же неграмотная была.
— Антонина Марковна, — спросил я ее. — Вы храните в доме драгоценности?
Лицо ее тут же приняло замкнутое выражение.
— Что я храню и где храню, — ответила она мне резко, — это Вас совершенно не касается!