Яков. Воспоминания
Шрифт:
Той же ночью мне принесли записку от доктора Милца, который просил меня прибыть в дом Терентьева как можно скорее. Когда я приехал, Никита Терентьев бредил, и даже мне, непрофессионалу, было ясно, что долго он не протянет.
— Есть способ привести его в чувство? — спросил я доктора.
— Я как раз пытаюсь сделать укол морфия, — ответил тот.
Терентьев выгибался дугой, задыхаясь, на посиневших губах выступила пена. Какая страшная, мучительная смерть!
— Никита Савельич, — позвал я его, наклонившись.
Он
— Больше мне помочь нечем, — вздохнул доктор Милц.
Внезапно Терентьев открыл глаза.
— Вас отравили? — спросил я его.
— Да! — прохрипел Терентьев.
— Кто? Потоцкая?
— Да!
— А батюшку Вашего?
— Она уговорила! — задыхаясь, проговорил Терентьев. — Я согласился…
— Шумскому Вы про нее рассказали?
— Бесы! — вцепившись в мой рукав, прохрипел он. — Бесы! Нет!!!
От судороги тело его выгнулось дугой, вновь выступила пена на губах. И вдруг он внезапно обмяк. Доктор приложил пальцы к сонной артерии, взглянул на меня:
— Он мертв.
Я отошел от постели Терентьева, все еще потрясенный кошмарной мучительностью его смерти. Что за яд делает такое с человеком? Кем надо быть, чтобы убивать вот так?! И существует ли противоядие?
Утром следующего дня в управление неожиданно пришел Федор, тот самый дворник из дома Ивановой-Сокольской, с которым я разговаривал после беседы с господином Курносовым, и который потом составил мне список всех, бывавших в доме. Он прижимал картуз к груди и был весьма взволнован. Видно, пришел ко мне от отчаяния, не зная, к кому обратиться, а я был, наверное, единственным знакомым ему высоким чином, с которым он вообще разговаривал когда-либо.
— Прощения просим, — обратился он ко мне, — дозвольте два слова!
— А что такое? — заинтересовался я.
— Барин собрал чемоданы и нам велел всем уезжать, — в волнении взмахнул он рукой. — Продаю, мол, имение.
— Кому продает? Как? — изумился я.
— Мишка-кучер отвез барина к банку господина Бармина, а оттедова на вокзал, аккурат к десятичасовому поезду, — пояснил Федор. — Нельзя ли что поделать, господин следователь? Куда ж нам всем деваться?
— Не дело это, братец, полиции, — сочувственно сказал я ему. — К новому владельцу обращайтесь.
Однако это все было весьма странно. Куда это так шустро собрался господин Курносов? Ведь ему известно, что следствие еще ведется. Да и намерения продавать имение у него не было никакого. Напротив, он весьма рад был вступлению в наследство.
— Курносова в розыск объявить срочно, — велел я Коробейникову.
— Вчера я видел, как Курносов разговаривал с Потоцкой, — сказал тот.
— А что куафер?
— Ничего, — ответил Антон Андреич. — Сходил в банк и вернулся в салон.
— Отправляйтесь-ка в банк, — сказал я ему, — расспросите господина Бармина обо
Вести из банка, принесенные Коробейниковым, невозможно было трактовать двояко. Нынче утром господин Курносов прибыл в банк и предложил банкиру Бармину выгодную сделку: продать имение в полцены. Вернее, не само имение, а доверенность на распоряжение наследством, что юридически было, разумеется, разным, но по сути представляло собой ту же продажу. Только вот оформлялось значительно быстрее. А двадцать процентов от полученных денег Курносов распорядился поместить в банковскую ячейку, откуда их уже забрала госпожа Потоцкая.
Ну, и если связать эти сведения с тем, что ночью скончался не пожелавший заплатить господин Терентьев, то становилось понятно, что Курносов, узнав о его смерти, возможно даже от самой Потоцкой, перепугался настолько, что быстро продал все, отдал ей деньги, да и сбежал подальше. Так что заказчиком отравления Иваново-Сокольской был все же Курносов, а не Шумский. Неясно пока, как я это докажу, но думаю, от такого типа, как господин Курносов, признания добиться будет не сложно.
Ну, а сейчас нужно немедленно арестовать Потоцкую. Поводов для ее ареста у меня предостаточно.
Анастасия Потоцкая встретила нас, сидя за столом, с колодой карт в руках. Сегодня она вновь была в скромном повседневном платье и ничем не напоминала экзотическую гадалку.
— Вы? — изумилась она при виде меня. — Чем обязана?
— Господин Терентьев умер сегодня ночью, — сообщил я ей.
Она промолчала, тасуя карты.
— Я видел, как он умирал, — сказал я. — Так вот, перед смертью он во всем признался.
— Да что Вам мог наболтать этот низкий человек! — ответила она невозмутимо. — Да ведь к тому же, он уже умер.
— Зато господин Курносов пока жив, — возразил я. — Вскоре его привезут в город, а пока извольте отдать деньги, которые Вы получили в банке по его расписке.
— Ну разве ж я могу противиться грубой силе? — произнесла она с вызовом. — Извольте.
Госпожа Потоцкая открыла ящик комода и достала оттуда пачки денег. Одновременно она достала и маленький пузырек, который спрятала в ладони, впрочем, не слишком и скрываясь.
— Простите, у Вас в руке, что это? — сказал Коробейников, указывая на пузырек.
— Духи, — ответила Потоцкая с легкой насмешкой, протягивая ему флакончик.
— Антон Андреич, не открывайте, — остерег я его. — Это может быть яд, который действует на вдыхании.
— Но в таком случае, как отравительница осталась в живых? — спросил он меня.
— Это я отравительница? — рассмеялась Потоцкая. — Господа, я Вас решительно не понимаю.
— Мы поговорим об этом, — пообещал я ей, — в управлении.
— Заберите это на экспертизу доктору Милцу, — велел я Коробейникову, осторожно держащему пузырек.