Янки при дворе короля Артура

Твен Марк

— Милостивый сэръ, мы говоримъ сущую правду. Это чужеземцы и ихъ никто не знаетъ въ нашемъ округ; это самые буйные и кровожадные сумасшедшіе, какихъ…

— Молчите! Вы сами не знаете, что говорите. Они вовсе не сумасшсдшіе. Кто вы такіе? — обратился онъ пъ намъ. — Откуда вы? Объясните.

— Мы мирные чужеземцы, сэръ, — сказалъ я, — и путешествуемъ по нашимъ личнымъ дламъ. Мы изъ далекой страны и насъ никто здсь не знаетъ. Мы вовсе не имли намренія причинить кому-либо зло; теперь, благодаря вашему вмшательству и заступничеству, мы остались въ живыхъ, иначе этотъ народъ убилъ бы насъ. Какъ вы догадались, сэръ, мы вовсе не сумасшедшіе, не буйные и не кровожадные.

Благородный всадникъ обратился къ своей свит и сказалъ совершенно спокойно:

— Загоните этихъ животныхъ

бичемъ въ ихъ конуры.

Толпа мигомъ разсялась, а всадники били бичемъ всхъ тхъ, которые направлялись по дорог, вмсто того, чтобы прятаться въ кусты. Крики, вопли и мольбы мало по малу затихли въ отдаленіи и всадники вернулись обратно. Въ это время благородный всадникъ сталъ разспрашивать насъ о разныхъ подробностяхъ, но онъ ничего не узналъ отъ насъ, кром только того, что мы чужестранцы изъ далекой земли; конечно, мы разсыпались передъ нимъ въ благодарностяхъ за его великодушное заступничество. Когда вернулась вся свита, то благородный всадникъ сказалъ одному изъ своихъ слугъ:

— Приведите вьючныхъ лошадей и посадите на нихъ обоихъ чужестранцевъ.

— Слушаю, милордъ.

Мы хали въ арріергард между слугами и довольно скоро остановились у одной придорожной гостинницы на разстояніи десяти или двнадцати миль отъ того мста, гд произошла съ нами эта ужасная сцена. Нашъ милордъ, заказавъ себ ужинъ, тотчасъ отправился въ свою комнату и мы его больше не видали.

На слдующій день утромъ, во время нашего завтрака, къ намъ явился главный управляющій милорда и заявилъ:

— Вы сказали, что вамъ нужно хать по той же дорог, какъ и намъ; въ виду этого милордъ, графъ Грипъ, сдлалъ распоряженіе, чтобы вамъ дать лошадей и вы на нихъ подете; нкоторые изъ насъ будутъ васъ сопровождать до небольшого города Кэмбенетъ, гд уже вы будете вн всякой опасности.

Намъ ничего не оставалось боле длать, какъ выразить нашу благодарность и принять предложеніе. И вотъ мы хали по удобной тропинк по шести въ партіи; изъ разговоровъ мы узнали, что лордъ Грипъ былъ важнымъ лицомъ въ своемъ округ, лежавшемъ на разстояніи дневного пути отъ Кэмбенета. Мы хали довольно быстро, такъ что еще до полудня были уже на рыночной площади Кэмбенета. Мы спшились, затмъ попросили слугъ передать отъ насъ благодарность лорду и подошли къ собравшейся толп народа, чтобы посмотрть поближе, чмъ тутъ такъ интересовался народъ. Это была остальная партія рабовъ, тхъ самыхъ, которыхъ я когда-то встртилъ по дорог въ долину Голинессъ. Бдный мужъ, котораго разлучили съ молодой женой, умеръ, точно такъ же, какъ и нкоторые другіе; но къ этой партіи было прибавлено еще нсколько новыхъ рабовъ. Король нисколько этимъ не интересовался и сталъ прогуливаться по площади, а я былъ совершенно поглощенъ этимъ и исполненъ состраданія къ этимъ несчастнымъ подонкамъ человчества. И вотъ они сидли тутъ, ли земл, молчаливые, хмурые, съ опущенными головами и съ страдальческимъ взглядомъ. Какой-то болтливый ораторъ говорилъ рчь другой кучк, собравшейся около него, на разстояніи какихъ нибудь тридцати шаговъ отъ рабовъ, и восхвалялъ "нашу славную британскую свободу!"

Я вспылилъ, совершенно забывъ, что былъ плебей; я помнилъ только, что былъ человкъ. Чего бы это ни стоило, но я также взойду на эстраду и…

Но, охъ! Меня и короля сковали вмст по рукамъ. Это сдлали наши спутники, слуги лорда; графъ Грипъ стоялъ тутъ же и смотрлъ на всю эту процедуру. Король пришелъ въ ярость и сказалъ:

— Что значитъ такое ужасное обращеніе?

Лордъ же сказалъ совершенно равнодушно одному изъ своихъ негодяевъ:

— Возьмите рабовъ и продайте ихъ.

Рабовъ! Это слово звучало какъ-то ужасно странно. Король встряхнулъ своими ручными кандалами и силою сломалъ ихъ; лордъ ужасно разгнвался на это. На насъ наскочило съ дюжину слугъ и минуту спустя мы стали совершенно безпомощными: намъ завязали назадъ руки. Мы такъ настойчиво и такъ серьезно объявляли себя свободными людьми, что возбудили вниманіе въ либеральномъ оратор и въ окружавшей его толп; они подошли къ намъ и ораторъ сказалъ:

— Если вы дйствительно свободные люди, вамъ нечего бояться — данная Богомъ свобода въ Британіи да послужитъ вамъ щитомъ и охраною! (Рукоплесканія!)

Вы это скоро увидите. Принесите скоре доказательства.

— Какія доказательства?

— Доказательства того, что вы свободные люди.

Ахъ, тутъ я только вспомнилъ! Я пришелъ въ себя, я ничего не сказалъ. Но король опять разразился сильнымъ гнвомъ:

— Вы полуумные люди. Было бы лучше и справедливе, если бы этотъ воръ и негодяй доказалъ, что мы не свободные люди!

Какъ видите, онъ зналъ свои собственные законы такъ же, какъ знаютъ ихъ другіе люди: на словахъ, но не на дл. Такіе люди обыкновенно хватаются за какую-нибудь мысль изъ этого закона и бываютъ крайне настойчивы, если это касается ихъ самихъ. Нкоторые поникли головами съ видомъ отчаянія, другіе отошли прочь, такъ какъ ихъ уже ничего боле не интересовало. Ораторъ же сказалъ дловымъ тономъ, въ которомъ незамтно было ни малйшаго сочувствія:

— Разв вамъ неизвстны законы нашей страны? Пора было бы ознакомиться съ ними. Вы для насъ чужеземцы и вы этого не отрицаете. Можетъ быть, вы и свободные люди, мы этого не отрицаемъ, но точно также вы можете быть и рабами. Законъ говоритъ совершенно ясно: не нужно доказывать, что вы рабы, но нужно доказать, что вы не рабы.

Но я сказалъ:

— Дайте намъ только время послать въ Астолатъ; или дайте намъ послать въ Валлэй Голинессъ…

— Замолчите, добрый человкъ, это слишкомъ необычайныя требованія и вы не можете надяться, что для васъ это сдлаютъ. Это займетъ слишкомъ много времени и будетъ неудобно для вашего господина…

— Господина? Идіотъ! — возмутился король. — У меня нтъ никакого господина, я самъ г…

— Молчите, ради Бога! — воскликнулъ я.

Я усплъ во время остановить короля. У насъ и безъ того было много горя; если сказать этимъ людямъ наше настоящее званіе, то они насъ примутъ за сумасшедшихъ. Намъ нельзя было вдаваться въ подробности. Графъ взялъ насъ и продалъ на аукціон. Такой же точно адскій законъ существовалъ и на нашемъ юг, боле чмъ тринадцать столтій поздне; въ силу такого закона около ста свободныхъ людей, которые не могли доказать, что они свободные люди, были проданы въ вчное рабство; но тогда это не произвело на меня особеннаго впечатлнія; но когда мн пришлось лично на себ испытать этотъ законъ, то онъ показался мн положительно адскимъ.

И такъ, насъ продали съ аукціона, какъ обыкновенно продаютъ свиней. Въ большомъ город и на бойкомъ рынк насъ продали бы за хорошую цну; но въ этомъ городк былъ застой торговли и насъ продали за такую цну, что я безъ стыда не могу вспомнить объ этомъ. Король Англіи стоилъ всего семь долларовъ, а его первый министръ — девять; между тмъ какъ за короля можно было вполн дать двнадцать долларовъ, а за меня пятнадцать. Но это всегда такъ бываетъ на всякомъ рынк.

Торговецъ рабами купилъ насъ обоихъ, включилъ въ общую цпь рабовъ, и мы шли позади всхъ; мы вышли изъ Кэмбенета въ полдень; мн казалось очень страннымъ, что король Англіи и его первый министръ шли въ кандалахъ, закованные въ цпи и порабощенные между такими же рабами и на нихъ, на короля и на его министра, никто не обращалъ вниманія; у отворенныхъ оконъ сидли праздные мужчины и женщины и никто изъ нихъ не обратилъ вниманія на короля и даже не сдлалъ ни малйшаго замчанія.

ГЛАВА XI.

Прискорбный случай.

Это міръ неожиданности. Король предавался своей скорби, что было весьма естественно. Но о чемъ именно горевалъ онъ? Конечно, о своемъ странномъ паденіи съ самаго высокаго мста на самое низкое; съ самаго свтлаго положенія на самое мрачное; съ самаго высшаго общества онъ попалъ въ среду людей самаго низшаго сорта. Но я готовъ дать клятву, что вовсе не то печалило короля, но именно та цна, за которую его продали. Онъ больше не стоилъ, какъ семь долларовъ! Это также поразило и меня, и когда я это услышалъ, то положительно не хотлъ врить этому; это мн казалось совершенно не натуральнымъ, но лишь только мое умственное око нсколько просвтлло и я нашелъ его правильный фокусъ, то увидлъ, что ошибся; это было совершенно естественно. Конечно, король представлялъ изъ себя раба средней цны, разъ ему пришлось спуститься съ высоты своего величія.