Янки при дворе короля Артура
Шрифт:
Пропавшій рабъ былъ найденъ.
ГЛАВА XIV.
Сэръ Лаунсело и рыцари освобождаютъ короля.
Около четырехъ часовъ пополудни. Дйствіе происходитъ по ту сторону лондонскихъ стнъ. Прохладный чудный день, озаряемый блестящимъ солнцемъ; такой день заставлялъ желать жить, а не умирать. Собралась громадная толпа и покрыла обширное пространство, но у насъ, несчастныхъ пятнадцати человкъ, не было на одного друга въ этой толп, въ этой громадной масс человческихъ существъ. Тутъ было что-то горестное въ этихъ чувствахъ, смотрите на это, какъ хотите. И вотъ мы сидли на нашемъ высокомъ эшафот, служа мишенью ненависти и насмшекъ всхъ этихъ враговъ. Мы представляли изъ себя какое-то праздничное
Толпа боле всего забавлялась надъ королемъ; когда насъ освободили отъ оковъ, то король вн себя отъ гнва вскочилъ съ своего мста съ обезображеннымъ синяками лицомъ, провозгласилъ себя Артуромъ, королемъ Британіи и заявилъ, что всякаго ожидаетъ смертная казнь, если только одинъ волосъ упадетъ съ его священной главы. Но король былъ крайне удивленъ и пораженъ, когда въ толп раздался громкій хохотъ на его слова. Это оскорбило его достоинство и онъ опустился молча на свое мсто; но толпа старалась раздразнить его и заставить опять подняться; тутъ раздавались и свистки, и мяуканья, и грубыя шутки:
— Пусть онъ говоритъ! Король! Король! Его смиренные подданные жаждутъ и алчутъ услышать слова мудрости изъ устъ ихъ властелина, его свтлйшаго и священнаго лохмотничества!
Но это не повело ни къ чему. Онъ облекся во все свое величіе и неподвижно сидлъ подъ этимъ градомъ насмшекъ и оскорбленій. Онъ былъ дйствительно великъ въ это время. Я снялъ съ головы блую повязку и обвязалъ ею правую руку. Лишь только толпа замтила это, какъ стала смяться и надо мною:
— Безъ всякаго сомннія, этотъ матросъ первый министръ у короля; посмотрите, онъ носитъ особый знакъ отличія, занимаемаго имъ поста,
Я оставилъ ихъ болтать, что имъ было угодно, пока они не утомились и, наконецъ, сказалъ:
— Да, я его первый министръ, Патронъ, завтра вы объ этомъ услышите изъ Камелота…
Но я не продолжалъ дале. Въ толп раздались радостныя рукоплесканія. Но скоро водворилась мертвая тишина: явились шерифы въ своихъ оффиціальныхъ одяніяхъ и съ своими помощниками; это означало, что скоро приступятъ къ самому длу. Прочитали намъ обвинительный актъ, въ которомъ объяснялось наше преступленіе, затмъ — смертный приговоръ; потомъ вс обнажили головы и патеръ прочиталъ молитву.
Одному изъ рабовъ завязали глаза и палачъ приготовилъ веревку. Намъ была видна дорога, съ одной ея стороны тснилась толпа народа, а съ другой сидли мы; эту дорогу полиція очистила отъ народа и проздъ по ней былъ совершенно свободенъ. Какъ хорошо было бы, если по ней показались мои пятьсотъ всадниковъ, но это было невозможно; я сталъ всматриваться, но дорога вилась широкою полосою и на ней не было видно ни одного всадника.
Но тутъ уже успли вздернуть повшеннаго и его члены корчились въ судорогахъ, онъ барахтался, такъ какъ ноги не были у него связаны.
Вздернули и вторую веревку и еще одинъ рабъ заболтался въ воздух.
Минуту спустя и третій рабъ заболтался въ воздух. Это было ужасно. Я повернулъ голову и не нашелъ короля на его мст. Ему уже завязывали глаза. Я положительно былъ парализованъ; я не могъ двигаться, а языкъ прилипъ у меня къ гортани. Наконецъ, королю завязали глаза и накинули веревку. Я положительно не имлъ силы взглянуть на вислицу. Но, когда я увидлъ, что длаютъ узелъ на веревк, то положительно не удержался и сдлалъ прыжокъ, чтобы освободить короля; сдлавъ прыжокъ, я бросилъ взглядъ на дорогу, и — о счастье! — всадники мчались по дорог! — пятьсотъ всадниковъ, закованныхъ въ желзо и на коняхъ!
Это было великолпное зрлище, какое когда-либо можно было видть. Ихъ перья разввались по втру, а лучи солнца отражались на блестящемъ вооруженій.
Когда Лаунсело нсколько приблизился, я махнулъ ему рукой, онъ узналъ меня по повязк; затмъ я развязалъ узелъ веревки, снялъ повязку съ глазъ короля и громко воскликнулъ:
— На колни, негодяи, и привтствуйте короля! Кто осмлится ослушаться, тотъ сегодня же вечеромъ будетъ ужинать въ аду!
Я
Я былъ вполн удовлетворенъ. Да, если собрать вс обстоятельства, то въ этомъ дл я достигъ наибольшаго эффекта.
Тутъ пришелъ и Кларенсъ своею собственною особою! Онъ говорилъ теперь совершенно современно:
— Боже, какой сюрпризъ, неправда-ли? Но я зналъ, что это такъ будетъ. Все это время я тайно заставлялъ практиковаться молодыхъ людей и теперь все только ждалъ случая, чтобы показать вамъ это.
ГЛАВА XV.
Битва янки съ рыцарями.
Я опять дома, въ Камелот. День или два спустя посл этого я нашелъ на поднос, на которомъ былъ мн принесенъ завтракъ, газету, еще сырую отъ печатанія. Я повернулъ газету, думая найти въ ней что-либо лично интересное для меня, и прочиталъ слдующее:
De par le Roi.
Извстно, что великій лордъ и знаменитый рыцарь сэръ Carраморъ-ле-Дезиреусъ снизошелъ встртиться съ королевскимъ министромъ, Гэнкъ Морганъ, прозваннымъ Патронъ, для удовлетворенія нанесеннаго давно еще оскорбленія; это будетъ происходить на арен близъ Камелота около четырехъ часовъ утра въ шестнадцатый день слдующаго мсяца. Битва будетъ `a l'outrance, такъ какъ оскорбленіе было смертельное, не допускающее примиренія.
De par le Roi.
Начиная съ этого дня въ цлой Британіи только и было разговору, что о предстоящей битв. Вс другіе интересы казались незначительными и не привлекали ни вниманія, ни мыслей людей. Это было не потому, что турниръ представлялъ великое дло; это было вовсе не потому, что сэръ Саграморъ или нашелъ Святой Гробъ, или не нашелъ его, или ему это не удалось; это было вовсе не оттого, что второе (оффиціальное) лицо въ королевств было однимъ изъ самыхъ ярыхъ дуэлистовъ; ни одна изъ этихъ причинъ не выходила изъ общаго уровня. Нтъ, тутъ была другая причина, возбудившая такой сверхъестественный интересъ въ этой встрч. Это явилось слдствіемъ такого факта: всей націи было извстно, что предстоящая борьба не будетъ обыкновеннымъ поединкомъ, такъ сказать, между обыкновенными людьми, но это будетъ дуэлью между двумя могущественными волшебниками; это не будетъ дуэлью мускуловъ, но дуэлью умовъ, не человческой ловкости, но высшаго искусства и силы; окончательная борьба за первенство между двумя волшебниками того времени. Было ршено, что самые замчательные подвиги наиболе извстныхъ рыцарей не могутъ идти въ сравненіе съ такимъ зрлищемъ; это не боле, какъ ребяческая игра въ сравненіи съ такою таинственною и страшною борьбою боговъ. Да, весь свтъ зналъ, что это будетъ въ сущности дуэль между Мерлэномъ и мною, это будетъ соразмреніе магической силы Мерлэна съ моею. Вс знали, что Мерлэнъ былъ занять цлые дни и ночи навваніемъ на оружіе и вооруженіе сэра Саграмора особой сверхъ-естественной силы нападенія и обороны и, кром того, Мерлэнъ досталъ для рыцаря отъ воздушныхъ духовъ особое покрывало, которое сдлаетъ его невидимымъ для его противника и видимымъ для другихъ людей. Противъ сэра Саграмора съ такимъ вооруженіемъ и съ такою охраною тысячи рыцарей не будутъ въ состояніи что-либо сдлать; противъ него ни одно извстное волшебство не будетъ имть преимущества. Эти факты были совершенно врны; относительно ихъ не могло быть никакого сомннія, даже никакой причины къ сомннію. Но тутъ оставался открытымъ только одинъ вопросъ: существуютъ-ли еще другія чары, неизвстныя Мерлэну, которыя могутъ сдлать покрывало сэра Саграмора прозрачнымъ для меня, а его заколдованную кольчугу уязвимою для моего оружія?