Янтарь и Лазурит
Шрифт:
Стоило переступить порог, как навстречу с испуганно-восторженными, но приглушёнными криками выбежал евнух Квон:
— Моя госпожа, этот евнух ужасно переживал!
По его быстрым и резким жестам казалось, что он либо сейчас кинется Кохаку на шею, либо бросится на колени перед ней и расцелует ноги, но евнух Квон заставил себя сдержаться, низко поклонился, спрятал руки в зелёные рукава и сложил их перед собой.
— Не стоило, мы целы и невредимы.
Кохаку положила руку ему на плечо и успокаивающе мягко сжала, после чего наконец-то почувствовала, как ныли ноги и слипались
Почти незаметная Хеджин стояла в отбрасываемой фонарями тени у деревянной лестницы, но взор Кохаку всё равно зацепился за её силуэт, поэтому она прошла мимо евнуха Квона и обратилась к служанке:
— Хеджин-а, отведи меня в комнату.
Краем глаза она также заметила, как хозяин постоялого двора с любопытством посмотрел на неё саму и на Рури, но только кивнул обоим и ничего не ответил. Должно быть, не хотел шуметь и будить остальных постояльцев.
Хеджин кивнула головой за лестницу, предлагая госпоже проследовать к жилым комнатам. Кохаку шустро двинулась по коридору, пока не свалилась на полу от усталости, обернулась — служанка уже стояла за её спиной; Хеджин вмиг обогнула её и приблизилась к одной из дверей.
— Ты отдельно или со мной? — шёпотом поинтересовалась Кохаку, прижимая Дзадза к груди. Она почти никогда не бывала на постоялых дворах и не знала, ночуют ли слуги отдельно от своих господ.
— С вами.
Хеджин пропустила Кохаку перед собой, после чего зашла следом и тихо прикрыла дверь. Наверное, тогда и евнух Квон разделит покои с Рури.
На полу уже были разложены циновки с подушками и одеялами — пусть из грубоватой ткани, не такие мягкие, как во дворце, но всё равно достаточно удобные. Не раздеваясь, Кохаку плюхнулась на постель и накрылась с головой, Дзадза улёгся рядом и прижался к её груди. Кохаку дотронулась пальцами до шеи и вздрогнула — те оказались ледяными, как бы не разболеться после прогулки в холодный осенний вечер.
Благо, от нагреваемого пола исходило приятное тепло. Она даже не обратила внимания, что на постоялом дворе Ханыльсан, в котором они останавливались в дождливую ночь по ту сторону горы от Анджу, комнаты никто не отапливал. Здесь же было так же приятно, как и в просторном дворце — слуги всегда следили, чтобы их господа не мёрзли, и в особенности в холодные ночи топили печь.* Кто-то из местных рабочих также всю ночь не спал, закидывал дрова и поддерживал тепло на постоялом дворе.
* В Сонгусыле используется система ондоль (кор. ??) — «тёплые камни», система обогрева домов Кореи. Печь находилась в кухне или внешней стене, под полом прокладывались тоннели для дыма и горячего воздуха.
Кохаку уснула в тот момент, как только её голова коснулась вытянутой подушки из грубой ткани.
* * *
— Лунная богиня, молю, помоги твоей жалкой последовательнице, спаси моё дитя!
Некогда стройная и высокая женщина, завёрнутая в длинный тёмный плащ, сгорбившись и поникнув, сидела на берегу моря. Она обнимала ещё тёплое тело девочки, крепко прижимала её к своей груди и горько плакала. Если бы не страх оказаться замеченной, она бы выла на луну как дикий волк, однако чёрное
Женщина чувствовала, что происходило что-то неладное. Богиня не могла отвернуться от неё, нет — что-то случилось. В свете луны богиня всегда отвечала мольбам верующих, и даже если не исполняла желаний каждого, то всё равно старалась всем помочь — она и её верные ученицы.
Чёрные облака как будто приплыли со стороны Чигусы. Несколько ночей назад служанка этой женщины случайно подслушала, как наследный принц собирал отряд лучших воинов, чтобы завладеть мощнейшим оружием и доказать королю, что он достоин стать следующим правителем. Оставалось только надеяться, что в его планы не входила Чигуса, но в закоулки души закрадывалось всё больше сомнений.
Этим днём она не видела наследного принца во дворце.
— Богиня, — всхлипывала несчастная женщина, — спаси мою Юнху.
— Моя госпожа.
Женщина, придерживая пальцами джанот у шеи, чтобы ткань не открыла её лицо полностью, сделала несколько шагов по песку и остановилась. Она сильно наклонилась и прикрыла глаза.
Госпожа не обернулась.
«Юнха мертва, отпустите её», — она знала, что с губ служанки никогда не сорвутся подобные слова, но и сама прекрасно понимала, о чём та думала.
— Шиюн-а… — только и смогла выдавить плачущая, продолжая сжимать ребёнка в своих руках. Они были ровесницами. Служанку Шиюн приставили к ней ещё родители в глубоком детстве, а когда выдали дочь замуж, то отправили вместе с ней. Вернее, когда король Сонгусыля обратил на знатную деву свой взор и потребовал доставить её во дворец.
Шиюн тоже родила примерно в одно время со своей госпожой, но не оставила её. Выносив дитя, она передала его на воспитание то ли в семью мужа, то ли родителей, а сама продолжила служить.
— Боюсь, в такую ночь взор богини не снизойдёт до нас, — в итоге позволила себе сказать служанка.
— Но завтра будет поздно, — безэмоционально ответила госпожа.
Уже было поздно.
Повисла тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра и песней волн — такой же горькой и печальной, как и состояние женщины, потерявшей ребёнка и сокрушающейся над замерзающим телом. Она бы так и сидела, если бы море не прибило к берегу тёмный комочек, на который поначалу даже не обратила внимания. Просто скопление водорослей.
— Моя госпожа.
Немногословная Шиюн вежливо кивнула головой, обошла её и приблизилась к воде. Женщина просто сидела и смотрела перед собой невидящим взглядом, но сквозь пелену слёз заметила, как «ком водорослей» зашевелился, а потом разрыдался в голос. Продолжая прижимать к груди собственное дитя, женщина поднялась и сделала шаг вперёд, но ноги её не слушались и сильно дрожали, она чуть не упала носом в песок.
Шиюн вздрогнула и кинулась в её сторону, но та устояла.
Перед ними стояла промокшая до нити девочка — такая же маленькая, как и погибшая Юнха. Ткань светлой одежды прилипла к её телу, лисьи уши прижались к затылку, а опущенный хвост зарылся в песок. Её глаза были закрыты, руки девочка сжимала в кулаки и плакала.