Янтарь и Лазурит
Шрифт:
Глупой ошибкой было разжигать их в библиотеке. Кохаку много думала об этом: если бы кто-то из стражников заметил хоть один кицунэби, то король перевернул бы весь дворец, но разыскал бы выжившую лису.
Она резко замерла на месте и, вдруг осознав, выпалила:
— Рури, а поисковых талисманов у тебя случайно не найдётся?
— У нуны есть вещь девы Ким?
О таком она не подумала и хотела уже вздохнуть и посетовать на неудачу: с собой у неё был только тупой нож, несколько лет пролежавший в земле бамбуковой рощи, который вряд ли сейчас чем-то помог бы. Вдруг Кохаку навострила уши.
— Онни, не делай этого, —
— Рури, — Кохаку резко понизила голос, — они где-то близко.
Оба замолчали, но торопливо двинулись к источнику звука. Поначалу их вела Кохаку, но вскоре и Рури резко погасил талисманы — должно быть, теперь и сам слышал их диалог и не хотел попасться. Холодный горный ветер пробирал до мурашек, но Кохаку не могла даже потереть свои руки и попрыгать на месте, чтобы согреться, иначе издаст слишком много шума и выдаст их. Нормальная тропа осталась далеко позади, поэтому приходилось перелезать через осыпавшиеся камни и валуны, пока они не подкрались к высоким деревянным воротам. Вверху над ними виднелся отражавшийся от потолка свет. Кохаку бы не назвала это место хижиной: больше походило на огороженную пещеру, закрытую большой дверью.
Голоса стихли, и Кохаку уже испугалась, что их шаги услышали, как вдруг Джинмин завизжала от боли:
— Онни, молю!
Не теряя времени, Кохаку со всей силы ударила то ли дверь, то ли забор ногой. Грохот разнёсся во все стороны, но деревянные доски не поддались.
Она пересеклась с осуждающим взглядом Рури и вновь ударила.
— Нуна, — он недовольно смотрел на неё, а в руке наготове держал талисман, — отойди.
Кохаку послушно сделала шаг назад, а Рури оставил на заборе лист, а сам поднёс пальцы к губам и что-то прошептал, пока надпись не вспыхнула ярким синим пламенем, как и чётки на его руке, то вмиг разрослось и с треском выжгло дыру дотла. Кохаку с опаской склонила голову набок и непонимающе посмотрела на друга:
— Рури, ты всегда так умел?
На миг она задумалась, какие таланты он ещё скрывал, ведь Кохаку знала его лишь как дракона, а на что были способны монахи — нет. И в следующий момент вновь стала серьёзной и шагнула в прогоревшее отверстие.
В скалу был воткнут один факел — его свечение она и заметила над забором. На грязном каменном полу, прижавшись спиной к коробкам, сидела перепуганная Джинмин с тряпкой во рту. В её взгляде застыл страх, но при виде Кохаку и Рури сменился на надежду, а затем обратился куда более сильным ужасом. Заплаканные дорожки на щеках блестели в свете факела, глаза вновь наполнились слезами, но Джинмин почему-то даже не пыталась пошевелиться или выплюнуть тряпку, которую вроде неглубоко сунули в её рот. Более того, никто её не связал, и всё равно она беспомощно сидела на полу.
Юна стояла спиной к входу, но как только Кохаку прошла через дыру в заборе, хищно улыбнулась и повернулась.
— Не ждала гостей.
Кохаку осмотрела её с ног до головы, но не заметила в руках никакого оружия, только серебряная пинё в виде веточки бамбука блестела рыжеватым в слабом свечении факела. Рури выглянул из-за её спины, как Юна сделала настолько резкий рывок, что показалось, будто она растворилась на глазах. Что-то острое кольнуло лоб Кохаку, ноги стали тяжёлыми как мешки риса, тело перестало реагировать и отказывалось двигаться, пока не грохнулось на
— Что ты делаешь, Юна? — выкрикнула она, но речь получилась невнятной, так как ртом она наполовину лежала на полу. Два колокольчика, спрятанные в тканях одежды у неё на груди, неприятно упирались в рёбра и давили.
— Нуна, — донёсся до Кохаку тихий голос лежавшего позади Рури, но обернуться она по-прежнему не могла — даже пальцем не пошевелить.
— Наслаждаюсь свободой, — невозмутимо хихикнула Юна, в её голосе послышались нотки радости. Совсем не так она общалась ранее: казалась более спокойной и даже мрачной.
Она опустилась на пол перед Кохаку и откинулась назад, опёрлась на одну из рук и слегка запрокинула голову. От её зловещей улыбки по спине пробежались мурашки.
— Свободой? — Пусть Кохаку не имела сил пошевелиться, но молча лежать она не собиралась.
Юна вытянула вперёд свободную руку, держа её тыльной стороной вверх. Она ловко передвигала пальцами веточку бамбука, словно игралась.
— Силы лисицы больше не защищают вас, — лицо Юны резко помрачнело, — глупые вы люди.
Кохаку решила перейти сразу к делу:
— Ты аккым?
Сейчас она могла лишь тянуть время и надеяться, что евнух Квон успеет разыскать Ю Сынвона. Не зря послала за ним: нутром чуяла, что что-то обязательно пойдёт не так. Страшно было представить, сколько времени ему понадобится — Кохаку могла не дожить до утра. С другой стороны, полагаться на Ю Сынвона, который уже один раз оставил её одну на целых два года… Нет, она должна придумать другой способ.
— О, — Юна улыбнулась, — девочка, так ты слышала о нас?
Она перестала опираться на руку и пересела, а бамбуковой веткой с лёгкостью стукнула Кохаку по лбу.
— Зачем вы это делаете?
— Я же сказала, наслаждаюсь свободой.
Надо придумать, как ещё потянуть время. Кохаку должна защитить Джинмин и Рури, а заодно освободить Юну. Она внимательно осмотрела девушку перед собой, стараясь разглядеть следы аккыма. Нам Сокчоном управлял осколок оружия Сыхуа, наверняка нечто подобное находилось и в теле Юны, осталось найти его местоположение.
Однако сколько Кохаку ни всматривалась, нигде не получалось заметить хоть какое-то подобие постороннего предмета. Изменится ли результат в лисьем теле? Шевелиться она по-прежнему не могла, но попыталась сконцентрироваться и принять другую форму, однако… ничего не вышло. Кохаку как лежала на полу, так и не сдвинулась с места совсем; уши не меняли форму, а за спиной так и не вырос хвост. Она не понимала, что с ними сделал аккым.
— Значит, храмы вам мешают? — Кохаку вновь попыталась завести разговор, пока аккым в теле Юны не заскучал.
— Любопытная ты девочка, и о храмах тоже знаешь. — На её лице застыла зловещая улыбка. — Не то чтобы мешают, но по сей день хранят в себе силу мёртвой лисицы.
Кохаку изо всех сил напрягла руки и попыталась сжать их в кулаки, расцарапать пол, но даже пальцем не смогла пошевелить. Она не видела смерть верховной лисы, поэтому отказывалась верить, что сенсея не стало.
— Раз старший братец разрушил почти все, то теперь вас не спасёт ничто.