Юг в огне
Шрифт:
Но разведчики вернулись с плохими вестями. Кольцо врага было плотным. Надеяться на прорыв без крупных жертв нельзя было.
Взволнованно расхаживая по учительской, Прохор бодрствовал всю ночь. На полу, утомленные дневными боями, спали Сазон с Дмитрием. Прохор остановился около них.
– Сазон!
– тихо позвал он.
– Встань, поговорить надо...
Зевая и потягиваясь, Сазон сел на табурет.
– Сазон, дорогой друг, - положил на его плечо руку Прохор.
– Ну, слушаю.
– Все серчаешь на меня, а?..
Сазон промолчал.
–
Веки у Сазона задрожали. Вскипая, он горячо заговорил:
– Я - трус?.. Не доводи меня до гнева, Прохор. Ей-богу, не доводи...
Взглянув на ощетинившегося своего приятеля, Прохор усмехнулся. Вид у Сазона был задиристый.
– Ну, хватит, Сазон, извини меня, - обнял его Прохор.
– Убедился я, что ты храбрый, а потому и хочу тебя просить послужить честью для спасения всего нашего отряда...
Сазон насторожился:
– Что ты хочешь от меня?
– Хочу просить тебя, Сазон, - прошептал Прохор, - чтоб ты совершил подвиг, большое геройское дело.
– Ну?
– взглянул Сазон на него.
– Какое это такое геройское дело?..
– Сазон, - печально сказал Прохор, - попали мы в трудное положение... Сам видишь, тебе нечего об этом говорить... Сейчас же, пока не рассвело, бери самого лучшего станичного жеребца и пробивайся сквозь вражеское окружение. Во что бы то ни стало надо пробиться!.. Мчись, как ветер, прямо на станцию Гашун. Там со своим отрядом стоит Буденный. Я ему напишу, да ты и сам все расскажешь... Проси, чтоб выручил нас... Мы будем держаться крепко, не сдадимся... Но ты, Сазон, понимаешь, патроны у нас на исходе... Выручай, друг... Выручишь, слава и благодарность от нас всех тебе большая будет, а погибнешь, то, что ж, друг дорогой, никуда не денешься. Мы тоже все на смерть обречены.
Сазон молча одевался. Встав перед Прохором, он торжественно проговорил:
– Трудное дело, Прохор Васильевич, поручил ты мне. Но, чего бы это ни стоило мне, хоть головы, а я постараюсь его выполнить... Пиши Буденному. Ежели меня убьют, то отдайте родным коня, а то ж я последнюю лошаденку со двора свел... Пиши!
– И, отвернувшись от Прохора, проворчал: - Я тебе покажу труса...
Прохор написал одну записку Буденному, прося его о помощи, и другую Звонареву, чтобы тот беспрекословно выдал из конюшни жеребца Сазону Меркулову по его личному выбору.
XIII
В мае германский отряд генерала фон Арнима торжественно вступил в Ростов. Вначале ехали баварские кавалеристы на грузных, лоснящихся от жиру вороных лошадях, затем, чеканно выстукивая по мостовой коваными каблуками и мерно покачивая щетину штыков, под гром барабанов и звуки фанфар, по Садовой улице проходила пехота.
Толпы нарядной буржуазии, заполнившие тротуары, восторженными криками приветствовали входивших в город "гостей". Дамы посылали им воздушные поцелуи, бросали солдатам букеты цветов. Немцы поглядывали по сторонам с видом победителей, гордо и надменно.
* * *
...На окраине
Подойдя к нему, Семаков оглянулся по сторонам и, убедившись, что, кроме него и Виктора, никого на улице нет, нырнул в гостеприимно распахнутую калитку. Виктор последовал за ним.
– Заждалась вас, - шепнула им молодая женщина в платке, запирая Калитку.
– Все уже собрались?
– так же тихо спросил у нее Семаков.
– Все. Идите, они вон там, в садике.
Семаков и Виктор пошли по узенькой тропинке, пробитой в густой траве.
На лужайке, за кустами распустившейся сирени, сидело несколько мужчин и молодая красивая брюнетка. Белокурый молодой человек, по виду рабочий, стоял на коленях, что-то писал на табурете. Двое в защитных гимнастерках, чуть постарше, склонившись к табурету, покуривая, смотрели, как писал белокурый. В стороне от них, прислонясь спиной к створу акации, сидел Василий Афанасьев и о чем-то беседовал с Андреевым.
Плотный мужчина лет сорока с русой бородой посмотрел на Семакова и Виктора и сказал:
– Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
Виктор присел на траву, а Семаков опустился на корточки и заговорил о чем-то с женщиной, полулежавшей на траве. В руках у нее был букет сирени.
– Познакомься, крестник, - сказал Семаков Виктору.
– Это товарищ Елена.
Виктор пожал маленькую горячую руку женщины. Она улыбнулась и сказала:
– Вы совсем молоденький, еще мальчик...
– И, заговорив о чем-то с Семаковым, крикнула писавшему: - Скоро ты, Журычев?
– Кончаем, - сказал тот, не отрываясь от писания.
– Сейчас прочту. Желаете послушать?
– Ну конечно, - ответил Андреев.
– Читай, послушаем.
Журычев встал.
– Слушайте, товарищи, - обвел он всех взглядом и стал читать:
"Товарищи!
Полчища корниловско-деникинских бандитов огнем и мечом водворяют на тихом Дону старый режим. Революционные солдаты и казаки вместе со своими братьями рабочими и крестьянами завоевали себе свободу, но генералы, капиталисты и помещики решили ее отнять у нас. Казаков мобилизуют на непонятную им войну. Иногородних крестьян снова намереваются превратить в бесправных людей и отнять у них землю, дарованную им революцией. На шею им сажают помещиков. У рабочих отнимают фабрики, заводы и все свободы, завоеванные ими. За нашими спинами снова встают полицейские и жандармы.
Товарищи, не поддавайтесь увещеваниям генералов. Они - ваши враги. Не вступайте в белую армию. Она будет вашей гибелью. Крепко держите революционное знамя свободы в своих руках..."
– Ну как, товарищи?
– снова оглядел всех голубыми глазами Журычев.
– Вообще-то неплохо, - сказал Андрей, задумчиво ущипнув бородку. Вот коротковато только, пожалуй... Но ничего... Миша, - обратился он к молодому, пареньку, сидевшему одиноко в стороне, - возьми-ка это воззвание и беги в типографию, к Лукьяну Лукичу... Знаешь ведь его?..