Юг в огне
Шрифт:
– Сейчас выясню, господин полковник, - сбегая с кургана, крикнул Чернышев, очень довольный тем, что ему удалось, наконец, уйти с опасного места. Впрочем, на кургане теперь стало не опасно. Большевистская застава, обстреливавшая курган, все свое внимание сосредоточила на наступавшей казачьей сотне.
– Константин Васильевич, - вскричал ободрившийся Свиридов, - вон посмотрите, с западной стороны тоже стали наступать, - указал он на появившиеся из балки черные точечки, стремительно покатившиеся к станице.
–
– воскликнул Константин и снова стал оглядывать в бинокль развертывающееся поле боя. Он видел, как его казаки с шумом, криками, обстреливая рощи и займища, в которых засели красногвардейцы, все ближе и ближе подходили к станице, сжимая вокруг нее клещи.
Константин снова отхлебнул из баклаги спирту, самодовольно сказал:
– Через десять минут все будет кончено.
Вынув портсигар, он неловко, одной рукой, стал его открывать. Свиридов услужливо крутнулся к нему.
– Разрешите, господин полковник, я открою.
Константин отдал ему портсигар. Свиридов открыл его. Константин взял папиросу и сказал:
– Закуривай и ты.
Они закурили.
– Как твой конь, которого я тебе подарил?
– спросил Константин.
– Дюже хорошо, Константин Васильевич!
– заухмылялся Свиридов, довольный.
– Благодарность большая моя за него...
– Ну, ты, Максим, иди за конем своим, сейчас поедем в станицу...
Свиридов сбежал с кургана, а Константин, еще раз оглянув в бинокль свои сотни, продолжавшие наступление, крикнул:
– Воробьев!.. Коня!..
– Коня командиру полка!
– откуда-то отозвался голос адъютанта.
– Коня-а!..
– как эхо, прозвучало откуда-то издалека.
И тотчас же из синего, заплывшего маревом овражка ураганно выскочил всадник на вороной лошади, ведя в поводу великолепного серого жеребца.
Константин сбежал с холма и при помощи ординарцев взобрался на жеребца.
Подскакал на гнедом коне Свиридов, уже успевший надеть хорунжеские погоны.
– Вот, - посмотрев на него, одобрительно кивнул головой Константин. Правильно... офицер... Поедем!
– Теперь ехать некуда, - нервно засмеялся Свиридов.
– Глядите, господин полковник, - указал он в сторону станицы.
Константин глянул и обомлел. Только что наступавшие на станицу казачьи цепи, теперь преследуемые красными конниками, стремительно бежали назад.
– Ах, сволочи!
– выругался Константин. Он всадил шпоры в бока жеребцу и с места в карьер помчался навстречу бежавшим казакам. Адъютант, Свиридов и ординарцы едва поспевали за ним.
Наскочив на переднюю группу бежавших в панике казаков, Константин завопил:
– Назад, сволочи!.. Пострр-еляю!
– задохнулся он от ярости.
Казаки попятились от него, растерянно переглянулись.
– Рассыпайся в цепь!.. Живо!
– орал Константин.
– Ложись!.. Ах, так вот он, провокатор-то!
–
– Умри, собака!
– выкрикнул злобно Константин.
Сотник, обливаясь кровью, упал на землю.
Казаки с ужасом смотрели на Константина.
– Это он поднял панику, - закричал Константин, указывая на труп ни в чем не повинного командира сотни.
– Он. Теперь назад, казаки, назад!.. Вот теперь ваш командир сотни!
– указал он на бледного, вздрагивающего от ужаса Свиридова.
– Максим, командуй!..
Свиридов со страхом глянул на Константина и срывающимся голосом закричал:
– Ложись!.. Командиры взводов, ко мне!..
Константин, сопровождаемый адъютантом и ординарцами, поскакал к следующей сотне, наступавшей на станицу. Но вдруг пуля с злым свистом сорвала с него фуражку. Константин, мертвенно побледнев, круто повернул жеребца назад и испытующе оглянул казаков. Но ничего он подозрительного не мог заметить. Все лежали в цепи, обстреливая десятка три красных конников, которые так отважно бросились в атаку на белую сотню, повернув ее в смятении назад. Сейчас красные конники стремительно мчались к себе в рощу.
– Кто в меня стрелял?
– строго спросил Константин, холодно уставившись в Свиридова.
– В вас стреляли?
– изумился Максим.
– Да вы что?.. Неужто?..
Константин не ответил. Он молча взял свою фуражку у ординарца, которую тот поднял, и медленно поехал вдоль вытянувшихся в шеренгу лежавших казаков. Его страшно поразил только что происшедший с ним случай. Сразу же он как-то обмяк, присмирел...
XVII
Отряд красных с отчаянным упорством отбивался от наседавших белых. Местами дело доходило до рукопашных схваток. Белые каждый раз с большими потерями отходили назад.
И все же положение в отряде Прохора становилось критическим. Из всего состава оставалось теперь не более трети, причем среди находившихся в строю было много раненых. Ни у кого в отряде надежд на спасение не было. Но духом никто не падал.
Похудевший, с резко обозначавшимися чертами лица, с тенями под глазами, с белой окровавленной повязкой на голове, Прохор метался на своей уставшей лошади по станице, от одной заставы к другой. Дмитрий Шушлябин на взмокшей лошаденке не отставал от него. Он всюду следовал за Прохором. Два раза ему даже пришлось участвовать в конной атаке, когда Прохор водил конников на белых, и Дмитрию удалось зарубить одного калмыка, который в упор выстрелил в Прохора и ранил его в голову...