Юг в огне
Шрифт:
– Товарищ Черемисов рассказывал мне о вас, - сказал Ворошилов. Говорит, что вы лихой наездник и отчаянный рубака.
– Не знаю, товарищ Ворошилов, - усмехнулся Буденный.
– О себе неудобно говорить.
– Скромничаете. Судя по вашему виду, вы, наверно, командуете кавалерийским отрядом?
– Я - заместитель командира отряда.
– Я думаю, что вы смогли бы занять и более высокую должность. Будем надеяться, что в будущем это осуществится.
– Помолчав, Ворошилов дружески произнес: - Извините меня, товарищ Буденный, я хотел бы дать вам один товарищеский совет: никогда не горячитесь во время своих выступлений...
– Спасибо за науку, товарищ Ворошилов, - крепко пожал ему руку Буденный.
– Ваше доверие оправдаем. Передайте об этом товарищам из Реввоенсовета.
Передам. До свидания.
XV
Над станицей не спеша всплывало солнце, торопко ощупывая лучами влажные от ночной росы крыши домов, сверкающие алмазами влажные листья на деревьях, траву... В садах звонко болтали птицы. На базах призывно мычала скотина, просясь на пастбище. Но никто в это утро не гнал по улицам коров и овец на пастбище... Станица казалась пустынной и мертвой... Ничто не нарушало ее тяжкого покоя.
Хотя кругом было тихо и покойно, но во всем чувствовалось какое-то напряжение, ожидание чего-то неотвратимого...
Проводив Сазона, Прохор взял с собой Дмитрия Шушлябина и поехал по заставам.
Все было в порядке. Бойцы бодры и непоколебимы, готовы каждое мгновение дать белым дружный отпор. Но беда была в том, что каждый солдат имел не более пяти-семи патронов и поэтому долго продержаться нельзя было. Прохор отчетливо представлял себе, что сегодняшний день - решающий. На Сазона Прохор мало возлагал надежд. Правда, если бы он сумел проскочить через окружение белых, то тогда спасение было бы еще возможно. Буденный, конечно, постарался бы выручить его отряд из беды. Но Прохор считал маловероятным, чтобы Сазон мог невредимым проскочить через кольцо врага. Тем более, что командир той заставы, через которую под утро проехал Сазон, рассказал, что после того, как Меркулов осторожно поехал в сторону белых, там минут через двадцать открылась ружейная стрельба, вскоре прекратившаяся. Видимо, белые обнаружили Сазона и стреляли по нему: "Наверняка убит", - думал Прохор.
Часов в десять утра конники привели к Прохору белого казака-парламентера. Белогвардеец был небольшого роста, коренастый, смуглолицый, с тонкими закрученными усиками, ловкий и щеголеватый. На плечах новенькой гимнастерки синели погоны с серебряными нашивками приказного. Все на нем было пригнано, добротно.
Войдя в учительскую, он насмешливо оглянул комнату серыми нагловатыми глазами.
Прохор сразу же узнал его.
– Котов?
– спросил он.
– Так точно, Прохор Васильевич, - блеснув ровными крупными зубами, весело осклабился казак, - он самый и есть, Котов Михаил...
– Брат Фома у тебя есть?
– Ну а как же?
– ухмыльнулся Котов.
–
– Не бреши!
– сурово прикрикнул Прохор.
– Это ты бандюгой стал, а брат твой служит честью и правдой народу. Ты знаешь, где твой брат?
– А черти его знают, - пожал плечами Котов.
– Будто в Петрограде был...
– Он служит у самого товарища Ленина!
– торжественно проговорил Прохор.
– Каждый день его видит. Ты б гордиться должен таким братом. Я в январе нынешнего года был в Петрограде и видел Фому. Молодец он!
Насмешливое выражение сбежало с лица Котова. Он с вниманием выслушал Прохора и вздохнул.
– Все может быть. Помешались мы все...
– Ну, а ты с чем ко мне пришел, Котов?
– спросил Прохор.
– Один на один надо говорить, - покосился глазами Котов на казаков, приведших его.
– У меня ни от кого секретов нет!
– вспылил Прохор.
– Говори при них.
– У тебя нет, зато у меня есть, - невозмутимо промолвил Котов. Приказано с тобой один на один поговорить.
– Кем приказано?
– Начальством.
– Говори, ч-черт!.. Плохо тебе будет...
– Дело твое, - спокойно пожал плечами Котов.
– Ты можешь со мною что угодно делать... Но только надо знать, что парламентеров не в обычае обижать. Так что, Прохор Васильевич, не будем об этом говорить...
– Не скажешь, гад?
– сорвалось у Прохора.
– Только с тобой наедине скажу.
Прохор видел, что ему не сломить упрямство Котова.
– Ну, черт с тобой! Ладно. Выйдите, товарищи, на минуту, - сказал он казакам.
Все вышли.
Котов, оглянувшись на дверь и убедившись в том, что она плотно прикрыта, прошептал:
– Меня к тебе прислал брат твой Константин Васильевич.
– Чего ему от меня надо?
– Велел тебе передать, что, пока не поздно, надо тебе сдаться.
– Ах, сволочи!
– выругался Прохор.
– Подожди, подожди, - поднял руку Котов.
– Ругаться ты еще успеешь, допрежде выслушай меня... Константин Васильевич велел сказать тебе, что если ты сдашься со своим отрядом, то ничего ни тебе, ни твоим красногвардейцам не будет... Господин полковник под свою ответственность зачислит всех вас в свой полк... А тебя, односум, обещал назначить командиром сотни...
– Замолчи, паскуда!
– привскочил Прохор.
– Ежели еще хоть слово скажешь, пристрелю проклятого, не посмотрю, что ты парламентер. Ей-богу, пристрелю!..
– Зря ругаешься, односум, - примирительно проговорил Котов.
– Ты так это подумай хорошенько да взвесь, что тебе хорохориться-то?.. Ведь два полка тебя окружили, - приврал он.
– Ну, что ты со своими двумя сотнями бойцов будешь делать супротив нас?.. Чем будете обороняться?.. Ни оружия у вас, ни патронов нет...
– На вас, собак, хватит.
– Не хвались, - ухмыльнулся Котов.
– Все ведь нам доподлинно известно. Свиридов с Адучиновым все нам пересказали.
– Попадется мне эта стерва, Свиридов...
– Брось, односум, - махнул рукой Котов.
– Он к тебе попадется али нет, а ты уже попался к нему.
– Ну, это еще посмотрим, - сказал Прохор.
– Попробуйте взять нас. Вот что, Котов, скажи моим именем братцу Константину, этому гаду белопогонному, что взять нас будет нелегко. Все мы сложим свои головы, но не сдадимся... Скажи, Котов, брат мой ранен?