Закаленные крылья
Шрифт:
– Если бы все могли хоть на какое-то время оторваться от земли, убежден, что мы не проявляли бы [212] столько суетности. Ваш друг казался совсем обыкновенным, ничем особенно не примечательным человеком, а оказался исключительной личностью…
8
Мне хотелось бы несколько спокойнее рассказать о самых обыденных делах, и я делаю это с одной целью: познакомить читателей с кое-какими подробностями нашей повседневной жизни.
Предположим, что директор не забыл о своем решении посетить аэродром и неожиданно приехал туда на своей «Волге», а дежурный офицер привел его в кабинет командира. Как бы чувствовал себя гость,
Вылков, всегда такой тихий и неразговорчивый, хлопнул дверью и выскочил из кабинета в коридор. Пока он шел до конца коридора, он заново осмыслил свой поступок; медленно направившись к лестнице, ведущей на нижний этаж, понял, что переборщил, и неохотно повернул обратно. Он бесшумно приоткрыл дверь кабинета.
– Полечу я или нет?
– спросил он значительно вежливее и даже с известной долей раскаяния, что его самого чуть не рассмешило.
– Не полетишь!
Вылков знал, что майор Велинов и не мог ответить иначе, потому что для него это означало бы изменить своему слову, слову командира. Тогда Вылков решил попытаться найти окольный путь, но непременно разубедить командира. [213]
– Послушайте, товарищ майор, давайте поговорим по-мужски! Зачем вы меня жалеете, если я сам себя не жалею? То, что вы недавно сказали, вовсе ко мне не относится. Вы помните, что вы сказали? Будто бы я в своей страсти к полетам чем-то напоминаю алкоголика, а вы, как мой добрый и искренний друг, заботитесь о моем здоровье. Ну ладно. Верю, что вы поступаете искренне, и я испытывал бы к вам чувство благодарности, если бы в самом деле был пьяницей. Вы заботитесь о моем здоровье и добром имени, - продолжал Вылков, иронически улыбаясь.
– Это хорошо, но ведь все дело в том, что я хочу летать. И из-за этого нам не стоит ссориться.
– А сам так расшумелся! В следующий раз будь осторожнее, не ломись в открытую дверь. Удивляюсь тебе, Вылков, ты же мой заместитель, и мы просто обязаны быть единодушными в вопросе о делах человеческих возможностей. Только поэтому я привел тебе пример с алкоголиком. Ты и так летал много. Это выше пределов человеческой выносливости. Именно так и происходит с алкоголиками: выпьют сверх нормы рюмку-другую и уже не стоят на ногах. Нет, дорогой мой, я твой командир и отвечаю за твою жизнь. Но скажи мне, почему ты так рьяно настаиваешь, когда это касается тебя, а когда речь идет о других, соблюдаешь все правила?
– Товарищ майор, есть вещи, которые нельзя передать словами… Возможно, врачи и нашли бы объяснение этому, если бы взяли у меня кровь на анализ. Я сам чувствую, как она у меня закипает. К тому же есть и еще кое-что. Мне стало известно, что в этом году будут проводиться учения с участием авиации, артиллерии, танков и пехоты. Мы должны будем поражать цели на земле. Представляете себе, товарищ майор, как нам придется краснеть, если в отчете командования мы окажемся на одном из последних мест. А теперь вообразите себе, что в самый критический момент я взлетаю и спасаю положение. Ну что вы тогда скажете? «Ругал его, отчитывал за упрямство, а теперь жалею об этом. Оказалось, что у него крепкие нервы, железные мускулы и ему совсем не вредили перегрузки».
Велинов все яснее понимал, что ему нелегко будет [214]
– Летай! Только без фокусов!
И он посмотрел на спортивную подтянутую фигуру летчика. Всегда, когда Велинов любовался атлетическим сложением своего заместителя, мысленно он почему-то возвращался к тем сложным проблемам, которые ему пришлось решать за долгие годы работы в авиации. Для одних физические данные - это все. Такие люди могут переносить перегрузки, словно они и не люди вовсе, а машины. А встречались и другие, казавшиеся на первый взгляд довольно слабыми, но выдерживавшие, как медные провода, самое высокое напряжение. Третьи же, на вид сильные и здоровые, не выдерживали нагрузок и валились с ног. Все же человек сделан из какого-то особенного материала. И нет таких приборов, которые способны были бы предварительно установить твердость и выносливость этого материала. Именно поэтому Велинов и тревожился за Вылкова и других товарищей. А сам он не располагал прибором, проверяющим качество материала и способным наложить резолюцию: ты будешь летать, а ты нет. Поэтому оставалось соблюдать установленные правила.
Через полчаса после того, как Велинов просмотрел и подписал кое-какие бумаги, он вышел из кабинета и, пересекая небольшой садик перед зданием штаба, увидел, что в небе на огромной высоте какой-то самолет делает бочку. Летчик, независимо от того, командир он или рядовой, всегда похож на болельщика: его не оторвешь от наблюдения за действиями отличного спортсмена. «Смотри-ка, ну настоящий дьявол, какой у него уверенный замах! Виртуоз! Кто бы это мог быть?» И он, не сводя глаз с самолета, отправился на стартовую площадку.
– Кто в воздухе?
– спросил он двух техников.
– Капитан Вылков.
– Вот непоседа!
– проворчал, рассердившись, командир.
– Он перебарщивает! Я разрешил ему летать, а не фокусничать!
Вылков же будто решил опередить командира и, прежде чем тот вошел на стартовый командный пункт, повел самолет к аэродрому и менее чем за минуту посадил его на взлетную полосу. Велинов вздохнул с облегчением [215] и обернулся. И тогда только заметил возле ангара худощавого старшего лейтенанта с удивительными голубыми глазами. Это был Бакалов. Велинову показалось, что старший лейтенант хочет заговорить с ним, но не решается. Поэтому он остановился рядом и спросил:
– Что вы здесь делаете?
– Просто так стою и смотрю.
– Ну и ответ! А что смотреть-то! Смотреть можно в кино или в театре.
– Товарищ майор, когда летаете вы или капитан Вылков, я всегда прихожу сюда наблюдать за вашими полетами. Смотрю и завидую. Красиво летаете!
Старший лейтенант посвятил себя профессии военного летчика со всем пылом молодости. В летной школе, когда их еще только учили летать, он совсем по-другому представлял себе небо. Оно казалось ему необъятным голубым простором, будто специально созданным для счастливых приключений и осуществления его мечты. Но в тот день, когда Бакалов с этого же самого места увидел, как разбился самолет, в нем словно что-то надломилось. Небо превратилось в загадку, в гигантскую западню, из которой летчик должен уметь выбраться. Все более остро старший лейтенант осознавал, что эта работа требует огромного нервного напряжения. Теперь он стал часто задавать себе вопрос: а у него самого достаточно ли крепкие нервы и выдержат ли они? Он делал все возможное, чтобы их закалить. Два или три года назад ему даже пришлось пережить небольшое испытание. Он вылетел вместе с Желязковым. В полете вышел из строя авиакомпас, и они с большим трудом нашли аэродром. Так Бакалов впервые познакомился с тем, какие строгие требования предъявляет к летчикам эта профессия. В те минуты он не очень испугался, возможно, потому, что у него за спиной сидел опытный командир.